блестящая шеренга поднялась из-за холма, где прятались мои войска, и остановилась на вершине. Не было нужды в словах приказа, так как каждый человек уже знал, что нужно делать. Я указал копьем туда, где самые густые массы мусульман толпились против христианского фронта, а затем опустил забрало и рысью направился к своему месту в середине шеренги. Когда я подъехал, из нее выехали Бренда и Ивар. Бренда заняла свое место между нами, и мы двинулись вниз по склону.
В тысяче шагов от плотного фланга мусульман мы выстроились тесным строем для атаки, по двое в глубину. Я снова взмахнул копьем и пустил Тигрола рысью, и мы двинулись вперед, словно живая стальная стена, молчаливые, как ночь, и страшные, как смерть. Рысь ускорилась до легкого галопа, который перешел в галоп, затем все копья полетели вниз, а все щиты вверх, и непреодолимым потоком разрушения мы промчались сквозь толпу легковооруженных мусульман на легких скакунах. Два наших фланга немного отстали, образовав клин, и тогда за работу принялись булава и боевой топор, и шаг за шагом мы пробивались в самое сердце войска, оставляя за собой широкую красную дорогу, усеянную раздавленными и искалеченными мертвецами, которые всего несколько мгновений назад были полны жизни и отваги.
Мы уже почти дошли до фронта крестоносцев, как вдруг он распался и растаял, и на мгновение показалось, что рыцарство Европы удирает от полудиких орд Саладина. Турки торжествующе завопили и понеслись за ними во весь опор, размахивая копьями и ятаганами и крича, что Малик Рик, как они называли Львиное сердце, наконец повернулся к ним спиной.
Так он и сделал, но ненадолго, потому что, когда крестоносцы галопом ускакали на север, пехотинцы выстроились в плотные квадраты, пикинеры впереди и лучники посредине, и против них волны легкой турецкой кавалерии разбивались в безобидной ярости, в то время как Ричард и его рыцари выехали на открытую равнину, выстраиваясь в тесные ряды. Затем один за другим эти ряды поскакали по кругу, а мы тоже тем временем из толпы, которая роилась вокруг нас, пробились на свободное место за счет веса людей, лошадей и доспехов.
Затем мы снова выстроились в двойную линию, и когда крестоносцы атаковали наспех сформированный фронт мусульман, мы опять ворвались в их тыл и давили их между собой и линиями Ричарда, пока их ряды не были разбиты, и они не превратились просто в сброд, в котором каждый сражался за свою жизнь.
Мы с моей милой девой-рыцарем прокладывали себе путь сквозь толпу, нанося удар за ударом нашими мечами. Мы скакали бок о бок, даже уздечки наших коней спутались, а за нами следовали Ивар и доблестные викинги. Наконец мы достигли места, где одинокий пеший рыцарь стоял возле своего мертвого коня с таким огромным и удивительным двуручным мечом, какого я никогда не видел ни до, ни после. Но один против многих — тяжелая работа, и когда рыцарь сделал размашистый удар, от которого высокий эмир слетел с седла, этот мусульманин мертвой хваткой вцепился в клинок и потащил его за собой, кусая сталь в безумии агонии. Он удерживал его всего секунду или две, но этого хватило огромному нубийцу, который взмахнул палицей с железными шипами и нацелился нанести такой удар, какого не смог бы выдержать ни один шлем.
Я был рядом, когда его булава взлетела вверх, и, привстав на стременах, обрушил свой огромный клинок на его плечо так яростно, что разрубил плоть, кость и кольчугу почти до позвоночника. Когда я выдернул клинок и нубиец свалился, пеший рыцарь повернулся ко мне и прокричал низким мужественным голосом, который прогрохотал, как гром, из его шлема:
— Это был ловкий удар, друг мой, и очень вовремя, и Ричард Английский благодарит тебя за него, а может быть, и за свою жизнь!
Глава 25. Плавание смерти
Я махнул мечом в ответ, потому что в тот момент у нас были другие дела помимо обмена комплиментами, и мы снова принялись за то, что осталось от мусульман. Наконец, мои викинги сомкнулись со всех сторон на мой призывный клич, быстро и умело проделав это мечами и топорами, не оставив в живых ни человека, ни коня внутри круга, в центре которого стоял король Ричард с поднятым забралом, опираясь на огромный меч и весело наблюдая нашу мрачную забаву.
Сражение было уже окончено, потому что люди Саладина или, вернее, те из них, кто выбрался из смертельной ловушки, в которую, как им казалось, они нас поймали, бежали к холмам, преследуемые нашими лучниками и арбалетчиками, которые расстреливали бегущих сотнями. Я соскочил с коня, поднял забрало и, опустившись перед Ричардом на одно колено, возблагодарил бога за то, что он позволил мне спасти жизнь величайшего рыцаря и самого доблестного короля в христианском мире, и положив свой меч к ногам Львиного сердца, предложил ему верность и службу моего войска до тех пор, пока не будет завоеван гроб Господень.
— Клянусь святым Георгием, — признался он, — хотел бы я, чтобы под моим знаменем было не пятьсот, а пять тысяч таких доблестных бойцов, и тогда я выгнал бы в море этих подлых предателей французов и беспородных негодяев немцев и австрийцев, хлещущих пиво, и вместе с вами и моими храбрыми англичанами навсегда расчистил бы дорогу к гробу Господню. А теперь скажи, кто ты, друг, и каково твое звание и откуда ты родом? Встань, чтобы я мог видеть твое лицо и пожать руку, которая спасла меня.
Я встал и взглянул на него, и в этот момент в его глазах мелькнуло удивление, потому что, хотя он был самым высоким человеком во всем христианском войске, мой шлем был на ладонь выше его.
— Клянусь святыми! — воскликнул он, когда наши руки сошлись в рукопожатии, способном переломать кости некоторым мужчинам. — Поистине благословенна была та, что родила такого крепкого сына, как ты. Ты единственный человек, который жмет руку еще сильнее, чем я. Так кто ты?
Некоторое время я молчал — у меня никогда не было смертной матери, кроме той арабской женщины, которая семьсот лет назад дала мне новую жизнь со своим последним вздохом, а потом ответил:
— Меня зовут Валдар из Иварсхейма в Скандинавии, откуда слава Львиного сердца привела меня в Сирию, чтобы сражаться под его знаменем. А мои товарищи, вольные воины, приехали со мной. Что касается родословной, то у меня ее нет, но моя кровь старше крови старейшего и благороднейшего рода на свете.
— И это по-настоящему благородная кровь, ручаюсь, каковы бы ни были причины скрывать твое истинное происхождение за такими странными словами. Никогда я не видел более сильного удара, чем у тебя, и никогда не было нанесено лучших ударов во имя Христа и его гроба. Дай мне свой меч.
Я подал ему меч, и, когда его пальцы сомкнулись на золотой рукояти, он взвесил его в руке, пристально осмотрел клинок и сказал:
— Клянусь верой, это прекрасное оружие, удивительно сделанное и не вчера выкованное, ручаюсь. Как долго ты им владеешь?
— Больше лет, чем ты был бы способен поверить, если бы я сказал тебе, король Англии, — улыбнулся я. — И все же, если тебе захочется услышать эту историю, я расскажу, когда представится более удобный случай.
— Так, так, — засмеялся он в ответ. — Я с радостью выслушаю ее, потому что никто не любит рассказы о ратных подвигах больше, чем Ричард Английский. А теперь снова встань на колено, а я поблагодарю тебя за то, что ты сделал.
Я опустился на колено, он провел плоской стороной лезвия по моему плечу и низким раскатистым голосом произнес:
— Встань, сэр Валдар из Иварсхейма, рыцарь святого креста и пэр христианского рыцарства, и возьми назад свой меч, чтобы никогда не обнажать его без причины и не вкладывать в ножны без чести. Приходи завтра в мой шатер, и ты получишь золотые шпоры и перевязь, а герольды провозгласят твое имя и честь, и это наше деяние перед твоими товарищами по оружию.
Я снова поднялся на ноги под радостные крики моих викингов, приветствовавших меня и Ричарда Львиное сердце, а затем подъехал отряд английских рыцарей, которые с тревогой разыскивали короля, и Ричард, рассказав им, кто я и что произошло, взял одну из их лошадей и ускакал, приказав мне не пропустить назначенную на утро встречу.
К этому времени подошла главная армия, и мы разбили лагерь на равнине и на холмах вокруг нее. Вскоре после восхода солнца я сделал, как велел Львиное сердце, и, могу сказать вам, он выполнил то, что обещал, по-королевски в присутствии самых благородных дворян английского рыцарства с различными милостями, о которых я хотел бы рассказать, если бы только для этого оставалось место. И когда снова свернули лагерь, мы с моими викингами выехали с английскими вымпелами на копьях, чтобы занять место в центре авангарда англичан, которое назначил нам Ричард.
Затем начался долгий, утомительный марш по выжженной земле под безжалостным жаром палящего солнца мимо Хайфы и Кесарии вдоль побережья к Мертвой реке, о которой вы читали в своей истории. День за днем мы встречали и отражали непрерывные атаки отрядов, которые роились на наших флангах, пока 6 сентября мы не разбили лагерь у реки Расселины, примерно в 20 км к югу от Кесарии. Здесь мы получили известие, что Саладин во главе 300 тысяч человек, что более чем в 4 раза превосходило все крестоносные армии, ждет нас в 8 км отсюда. На следующий день, как только рассвело, мы выступили пятью дивизиями, не считая моего отряда, тамплиеры в авангарде, за ними бретонцы и анжуйцы, потом пуатьевины под командованием Ги де Лузиньяна, затем норманны и англичане со знаменем Львиного сердца, а на фланге сам Ричард и герцог Бургундский с лучшими рыцарями скакали взад-вперед вдоль линии, наблюдая за порядком марша.
В восемь часов мы увидели мусульманское войско, и еще до девяти началось сражение. Сначала атаковали нубийские лучники, которые осыпали нас градом стрел, а потом отбежали в сторону, чтобы дать возможность ударить тяжеловооруженным турецким конникам. Раз за разом они бросались на нас, но лишь для того, чтобы быть отброшенными назад железным фронтом госпитальеров. Почти до полудня по приказу Ричарда мы оставались в обороне, хотя рыцарь за рыцарем умоляли его позволить им сделать только одну атаку и рассеять назойливые орды, которые беспокоили нас, как туча мошек.