— Я научу тебя кое-чему напоследок, — оскалился Акилла, наблюдая, как воин поднимает свой ручной гранатомёт рукоятью вперед. В его мире не было места сожалению — в конце концов, именно так он и хотел бы уйти. — В следующий раз следи за своими кабелями.
Затем оружие обрушилось, проламываясь сквозь то, что осталось от шлема, и даруя ему покой.
Самонас ускорился, несясь сквозь узкие коридоры в полумраке из огня и тени.
Впервые он почувствовал нагрузку на тело с тех пор, как был простым смертным, напрягаясь до предела, вынуждая себя бежать быстрее. Подгоняемый страхом, он даже опережал своих братьев.
Страхом не за себя, конечно же. После вознесения в усовершенствованную форму он был не способен на такие эмоции, но существовали и другие, более коварные виды страха — страх провала, страх неудачи, страх потери чего–то или кого–то важного. В основе этой эмоции лежало не просто желание защитить репутацию или положение, но непробиваемая одержимость защитой Императора и Империума, навязчивое чувство, никогда не ослабляющее хватку на душе. Каждый момент бодрствования сопровождался подсознательной дрожью от чувства несовершенства и неудовлетворённости — что служишь недостаточно хорошо, что нужно совершенствоваться, что нужно ставить планку возможностей еще чуть выше.
В моменты самоанализа Самонас подмечал психологическую роль данной черты, имплантированную в него заботливыми руками во время его мучительного второго рождения. Он мог понять то, что заставляло всех ему подобных добиваться совершенства в их специализированных обязанностях, лишаться отдыха, истязать себя до тех пор, пока цель не будет достигнута. Всё в его естестве было направлено на это качество. Ироничность ситуации с Кустодиями заключалась в том, что хоть они и превосходили любого другого воина на Терре настолько, что эту разницу нельзя было выразить в цифрах, они единственные не могли получить удовольствия от собственного превосходства.
Не было побед, лишь возможность для дальнейшего обучения. Не было отдыха, лишь вереницы еще более изнурительных поручений. Легио Кустодес были всегда заточенными мечами, которые будут становиться только острее с каждым разом, пока наконец не рассекут сами небеса.
Таким образом, Самонас боялся не за себя, не за выживание своего Ордена, но лишь за опасность, грозившую сердцу Дворца, охраной которого он командовал.
Он достиг сердца Темницы и пронёсся сквозь него словно лесной пожар, сметая в сторону любое сопротивление, которое выставили против него. Целый уровень кишел Образцовыми Кастелянами, поставленными здесь, чтобы замедлить его, помешать ему, задержать хоть на несколько мгновений от того места, где он должен был быть. Никто не мог продержаться дольше пары секунд против клинка Часового, но эти моменты промедления складывались. В самых труднопроходимых секциях, где они вставали на тяжелые баррикады и вооружались пехотными щитами, требовалось тратить на зачистку раздражающее количество времени.
Теперь его доспех был покрыт кровью и испещрен ожогами от лаз-оружия. Чем глубже он спускался, тем меньше становилось люменов. В этих мрачных чертогах, в разодранном на лоскуты плаще и с клинком, с которого капала кровь, он больше походил на дьявольского призрака, чем на помазанного сына Объединения.
Как только он добрался до ярусов обработки, произошло еще несколько взрывов. Везде лежали трупы: им свернули шеи, а рабочие места уничтожили. Длинные ряды диагностических столов подожгли, а похожие на когти подъемники, закрепленные наверху, вырвали из направляющих. Разрушения были шокирующими и методичными. Они предполагали не просто задержать работу техников, а не дать ее возобновить.
Воздух мерцал от жары. Огонь растекался с каждой разрушенной поверхности, обнажая грани голого черного камня. Медный запах человеческой крови был везде, распространяясь и от тел, и от разбитых сосудов для выращивания.
Помещения были превращены в… ад. Вот, опять, почти умершее слово, и все же оно ожило, расцветая свежим и грязным присутствием, будто иссушенная дочерна трава.
Он знал, где найдет ее. Покрытые кровью трупы, разбросанные на расстоянии друг от друга, подобно зловещим дорожным камням отмечали путь, которым она шла. Кустодий спускался все ниже и ниже — проходя в места, куда не имели постоянного доступа даже старшие техники, где скала вокруг него обжигала при прикосновении, а следы зубила, как говорили, были оставлены Самим Императором. Воздух стал жирным, вязким как желчь, его трудно было вдохнуть.
Показалась последняя дверь, выскользнув из мрака, закрытая и с опущенным защитным засовом. Самонас дважды взмахнул клинком, вырезав мерцающие полосы расплавленного металла и взорвав элемент питания. Он ударил ногой, отбросив тяжелую адамантиевую панель, и перешагнул порог, оказавшись в мире темно-багрового окружения и действующего на нервы гула огромных машин.
Хранилище было гигантским: длинная, высокая, прямая шахта в земной коре, ведущая к тупику. Она едва ли достигала десяти метров в ширину, но в длину уходила на многие сотни, будто неф недостроенного собора, погребенного под корнями гор и защищенного от любой возможной катастрофы на поверхности.
Пол был сделан из рокрита и очищен антисептиками, но голый и без украшений. Потолок терялся в тенях, далеко за пределами видимости глаз смертных. Стены по обеим сторонам были гладкими, блестя подобно звездному полю посреди тусклого красного свечения люмен-софитов. Каждый квадратный метр был отмечен одним и тем же: сосудами, стоящими ряд за рядом, размещенными с идеальной точностью и отмеченными идентификационными рунами. Через равные интервалы огромные стеллажи были маркированы большими позолоченными знаками: хищной птицей, молнией, каплей крови со стилизованными крыльями, волчьей головой.
Впрочем, у Самонаса не было времени изучать их, поскольку его добыча была обнаружена и находилась впереди. Банды Образцовых завершали свою работу: переносили ящики на цепных подъемниках, подготавливали кабели, подключали силовые установки. Самонас на бегу просчитывал оптимальный путь для убийства. Там находились дюжины врагов: некоторые уже стреляли в него, другие продолжали свою работу.
Он прыгнул, поворачиваясь вокруг себя и выбросив лезвие по широкой дуге. Этот удар одним движением забрал четверых, пройдя через их броню без замедления. Он оказался прямо рядом с ними, нанося удары руками, ногами и размахивая мечом в вихре движений. Кустодий выставил руку вперед, схватив одного из Образцовых за грудки, и впечатал его в стеллажи сосудов, сломав тому спину. В тот же момент его клинок прошел сквозь живот другого, подняв жертву над землей, прежде чем отправить дергающийся труп проехаться метра на три по полу.
Затем он увидел ее, Астарте, в двадцати метрах дальше по шахте, стоящую высоко на платформе, установленной на стойках и подвешенной между двумя стеклянными стенами. Он резко поднял меч и сделал два предельно точных выстрела из установленного на рукояти болтера перед тем, как подпрыгнуть и вцепиться в ближайшую стену.
Астарте не пыталась уклониться от снарядов, и они, не причинив вреда, взорвались на сверкающем овальном барьере — личный пустотный щит, вещь настолько бесценная, что даже величайшие из слуг Императора с трудом могли заполучить ее.
— Твое присутствие бессмысленно, Кустодий, — утомленно сказала она, активируя моторы платформы. Шаткая конструкция начала двигаться вверх, поддерживаемая снизу батареей светящихся суспензоров. — Все завершено. Все сделано.
Самонас карабкался за поднимающейся платформой, используя стеллажи как лестницу, отмечая обширную сеть кабелей вокруг них обоих и большое количество уже установленных связок зажигательных боеприпасов. Потребуются часы, чтобы демонтировать их, и, вне сомнений, они должны взорваться при попытке обезвреживания. Каждое совершённое им движение — хватался ли он перчаткой за металлическую полку или отталкивался ногой — разбивало еще больше стеклянных сосудов, осыпавшихся на пол каскадами блестящих осколков.
— Оставайтесь на месте! — предупредил он, выстрелив по суспензорам платформы в попытке опустить ее вниз, но лишь обнаружил другие пустотные щиты малого радиуса, на которых взорвались снаряды. — За вами идет Правосудие Императора!
Астарте горько рассмеялась, продолжая набирать высоту. Самонас видел, что она не вооружена, за исключением чего–то, что походило на дистанционный детонатор в руке. Он начал карабкаться быстрее.
— Я не думала, что ты поймешь это, — спокойно сказала ему Астарте — Двигайся аккуратно — ты топчешь своих узурпаторов.
Полка сломалась, согнувшись под его весом, и Самонас едва не потерял опору. Он схватился свободной рукой, на мгновение ненадежно повиснув.
— Не делайте этого! — выкрикнул он, чувствуя, как другие полки трещат под его массой. — Это ваша работа. Ваш славный труд.
Лицо Астарте, не скрытое ни шлемом, ни другой защитой, исказилось в гримасе.
— Правда. Работа, в которую я верила, — голос женщины задрожал от неподдельной боли. — Но ее невозможно завершить. Невозможно сделать идеальной. Мы снова создаем Громовых Воинов. Они снова погибнут. В их плоти — болезнь, во всей этой плоти. Они способны лишь погибнуть.
Самонас вновь начал осторожно подниматься, стараясь игнорировать то, как полки прогибались и деформировались под его тяжестью. Еще больше сосудов упало на пол и разбилось. Астарте некуда было деться — вскоре она будет настолько высоко, насколько платформа сможет ее поднять.
— Это не ваше решение, — предупредил он, достигнув опорной стойки и схватившись за нее
— А, это полностью мое решение, — горько ответила Астарте. — Я создала их. В них мое знание, смешанное с его химическими цепочками и сплетениями генов. Я так усердно трудилась, чтобы исцелить их, но исходники потеряны. Потеряны. Ты понимаешь? Они были всем проектом. Они нужны нам. Нам остались лишь отбросы, бастарды, сваленные вместе и сплавленные во что–то работоспособное. Ничего не выйдет. Слышишь меня, кустодий?