К тому времени, когда вода уйдет и всё просохнет, Джесси уже будет дома. Первое письмо от него придет в сентябре – одна страничка с надписью под обращением: Продиктовано Надин. Он опишет долгий утомительный путь до восточного Теннесси – всё равно, какой маршрут ты выберешь, южный или северный, оба противные, – и расскажет, как был счастлив, увидев маленький трейлер матери в Белден-Холлоу. Обещает писать каждый месяц и надеется, что Д.Э. будет так же ему отвечать.
Он будет удить рыбу на реке Клинч, искать работу у себя в городе, и когда деньги Корины закончатся, а работы не найдется, закинет свой вещевой мешок в кузов пикапа и поедет в Луизиану. Будет работать на нефтеприисках и нефтехимических заводах в Лейк-Чарльзе, в Батон-Руже, в Петролеум-Сити, потом поедет в Галф-Шорс ловить креветок на траулере. Оттуда – на стройку в Джексоне, потом работа в исправительном заведении в Диксоне, на ферме в северо-западной Флориде, потом в Новом Орлеане, где обнаружит, что по возрасту наконец-то пора отпустить бороду, чтобы грела в зимние месяцы. До старости не доживет – слишком тяжело работал, – но всякий раз, когда чужой человек отнесется к нему по-доброму, он вспомнит Дебру Энн и то, как заканчивал каждое письмо к ней, всё равно, длинное или короткое:
Спасибо, что ты была добра ко мне, когда я жил в твоем городе. Я никогда не забуду этого. С любовью, Джесси Белден.
Карла
Мы теряем мужчин, когда они хотят проскочить перед поездом, а их пикап глохнет на переезде, когда напиваются и нечаянно стреляют в себя или спьяну лезут на водонапорную башню и падают с высоты десятиэтажного дома. Во время клеймения, когда спотыкаются в проходе, и бычок с ревом бьет копытом в сердце. На рыбалке, когда тонут в озере или засыпают за рулем по дороге домой. В массовой аварии на федеральном шоссе, от пули возле мотеля «Дикси», из-за утечки сероводорода около Гардендейла. Похоже, что скончался от неизлечимой глупости, говорит Эвелина, когда кто-то из завсегдатаев делится новостью в часы скидок. Это обычные случаи в обычные дни, но сегодня первое сентября, и сланцевое месторождение Боун-Спрингс снова разрабатывают. Теперь будут умирать еще и от метедрина, кокаина, болеутоляющих. Из-за сорвавшейся буровой головки, плохо сложенного штабеля труб, из-за взрыва паровоздушного облака. А женщины – их как теряем? Обычно когда их убивает мужчина.
Эвелина любит рассказывать новеньким: весной 1962 года, когда было открыто месторождение газа около Уинка, одна из её официанток, закончив смену, свернула фартук и пошла с ним в бар, опрокинуть одну-другую с завсегдатаями. Когда Эвелина запирала на ночь, машина этой женщины была еще на стоянке и оставалась там почти неделю, пока не обнаружили труп. На заброшенном нефтяном участке – потому что, объясняет Эвелина, именно там всегда находят мертвых. Этот гад даже хотел её сжечь. К таким историям привыкнуть невозможно.
Эвелина мала ростом и худа, руки у неё жилистые, начес цвета спелой сливы. Новое месторождение газа будет больше, чем в Уинке, говорит она нам на еженедельном собрании. Заводите моторы, девочки. Приготовьтесь сорвать куш. Смотрите в оба – не прозевайте очередного серийного убийцу.
Семью пасешь в Мидленде, а отрываешься в Одессе.
Это семейное заведение. Украшения и косметику подбираем со вкусом. Мы носим блузки в красную клетку, в пандан к занавескам и скатертям. Юбки джинсовые, чуть над коленом. Сапоги коричневые с красной строчкой. Когда наклоняемся к столу, от нас пахнет мылом, сигаретами и духами. Кое-кто из нас уходит, но большинство остаются.
От тебя одно требуется: улыбайся, наставляем мы Карлу Сибли в первый день обучения. И сможешь хорошо зарабатывать, может, лучше всех в городе, причем не снимая блузки, ха-ха!
В обеденном салате две дольки помидора, объясняем мы ей. Заправка подается в формочке отдельно. У нас есть: ранчо, французская с голубым сыром и «Тысяча островов». Запоминай. Пиво подаём в холодных кружках, чай со льдом – в кувшине, жаркое из говядины и креветок – на нашем фирменном металлическом блюде в форме Техаса. Рукава не закатывай даже летом – обожжешься металлом, потом будут шрамы. Вот такие – поддёргиваем рукава. Видишь?
Отправляем её домой пораньше, чтобы не делиться чаевыми, но напоследок Эвелина подбадривает её. Карла, дорогая, нефтяной бум – это значит, что за вечер пятницы можно заработать месячную плату за жилье, на первый взнос за машину и кое-что еще отложить в банке. Можно внести залог, помочь кому-то из наших ребят избавиться от зависимости, выплатить за семестр в младшем колледже. Всё – на чаевые за неделю. Так что если посетитель хочет, чтоб мы улыбались, можешь позакладать правую сиську, что так и сделаем. Губки лодочкой, как резиновые. Зубки белые, как бумага, ямочки на щеках, как скобки.
После закрытия, когда столы отмыты, полы подметены и собраны приборы в таком количестве, что можно накормить всю армию США, мы выпиваем напоследок и по двое, по трое идем к своим машинам. Проверяем, не спустило ли у кого колесо, не разрядился ли аккумулятор. Мы готовы к неожиданностям: есть и провода для запуска двигателя, и быстрый герметик для ремонта шин. В сумках у нас пистолеты и газовые баллончики. Эвелина, левша, носит в сумке маленький короткоствольный, а другой у нее в бардачке «Форда-Мустанга». За стойкой у неё старинная электропогонялка для скота – это для обычных осложнений, а на крайний случай – помповое ружье.
Два часа ночи, а на улице все еще тридцать два градуса. Недавний дождь прибил пыль, и сейчас облака, освещенные луной, светлы и пусты, как старые церкви. Движение, как всегда в эти часы, небольшое, но если Эвелина права насчет сланцев в Боун-Спрингсе или месторождения в Озоне, через несколько месяцев тут будут длиннющие пробки, и номера из всех частей страны, и проголодавшиеся мужчины с наличными в карманах. Ждем с нетерпением.
С понедельника по пятницу мать Карлы работает на заводе подшипников, но с удовольствием присматривает ночью за малышом. Новенькие первый месяц работают в обеденное время, когда наплыв, объясняет Карле Эвелина. Карла нанимает няньку для Дианы и берет четыре смены в неделю. В кладовой, где мы закусываем за складным столом, она прилепляет липкой лентой карточку к стене; на карточке её телефон и слова: я готова подменить в любой вечер и в выходные. Спасибо, Карла Сибли. Кто-то перечеркивает её фамилию и пишет: Дорогая. А под этим: Улыбайся! Потому что это ей трудно дается.
Дожидаясь, когда кто-то не выйдет на смену по болезни, она пьет кофе ведрами, подсчитывает чаевые и старается запомнить, что надо улыбаться. Напоминает себе, что с последней работы её уволили – а место было славное, за баром в загородном клубе, – потому что не приглянулась постоянным посетителям. Корина Шепард не в счет, сказало ей начальство. Мужчинам кажется, что они вам неприятны. И в конце смены Карла собирает нетронутые столовые приборы и вытирает холодильник для льда, так чтобы видеть в нержавеющей стали если не отражение своего лица, то хотя бы неясные очертания темно-каштановых кудрей, широкого лба и темных кругов под глазами – от потеков туши и от того, что ребенок до сих пор не может проспать ночь спокойно.
Торговые представители нефтяных компаний приходят на ланч, благоухая так, словно только что вышли из парфюмерного отдела универмага «Диллардс». На них рубашки поло и брюки защитного цвета. Если ехали из Хьюстона, то останавливались в Сан-Анжело: купить сапожки из страусиной или аллигаторовой кожи. Если ехали из Далласа, то заезжали за обувью к Джеймсу Ледди или в «Ласкиз». Все носят стетсоны, и у всех чековая книжка в кармане рубашки.
У них картонные тубы с топографическими картами, и после ланча они разворачивают их на столе. Новые месторождения здесь, здесь и здесь – они показывают на пастбища и на территории, в прошлом годившиеся для выпаса, – три миллиарда баррелей нефти и столько природного газа, что можно дважды сжечь всю землю. Инфраструктура готова, говорят они частным нефтедобытчикам и обедневшим скотоводам, – или почти готова. Они говорят о праве ограниченного пользования землей, об ограждении пастбищ, о прудах для сточных вод, о скважинах, о непредвиденных разливах нефти. Они говорят о недавно обнаруженных сланцах в бассейне Делавэра, о месторождении газа поблизости от ранчо «Боуман». Они продают и покупают воду и обещают запирать за собой ворота, чтобы коровы не выходили на шоссе. Они кивают и обещают напоминать работникам, что хороший бык стоит трехмесячного жалованья. Когда заключают сделку, они вынимают чековые книжки, поднимают палец, и Карла несет всем по стакану.
Она платит няне и помогает матери платить по закладной. Открывает сберегательный счет для Дианы. В свободный день едет посмотреть «Бьюик Скайларк» 1965 года, объявление о котором прочла в «Американ». Гаражи расположены сразу за границей города, шесть ангаров из гофрированного металла, через поле от них церковь Евангелия Жизни на Полноводной реке, название обманчивое, потому что ближайшая река – Пекос обычно выглядит так, как будто население округа собралось там и всё одновременно в неё покакало. Женщина объясняет Карле, что это машина её матери и стоит тут с кризиса 1972 года. Не очень приёмистая, но восемь цилиндров и всего 5000 миль пробега. Двести долларов наличными, и она ваша.
Карла садится на водительское место – покои золотого мятого бархата, все еще пахнущие табаком старой дамы, детской присыпкой и жевательной резинкой. Заднее сиденье такое просторное, что хоть палатку ставь, и Карла уже представляет себе, как там прыгает Диана, когда они едут по шоссе к новой жизни. Женщина дает ей ключи, один – зажигания и от водительской двери, второй от бардачка, третий от багажника. Карла включает зажигание, мотор бурчит и умолкает. Она поворачивает ключ еще раз. Мотор взрёвывает, урчит и трясёт её – от зада до ступни на педали газа. Ах, черт, да, думает она. За сто пятьдесят отдадите? спрашивает хозяйку машины.