— Вы в безопасности, правильно. Но вы не мертвы.
— Я ощущаю это, как смерть.
— Неужели у вас такой основательный опыт, милорд, что вы можете говорить о смерти с такой уверенностью?
— Что же это, если не смерть?
— Всего лишь чары колдовства,— сказал Делиамбер.
— Одни из твоих, колдун?
— Нет, не мои. Но если вы разрешите, я могу освободить вас от них. Давайте просыпайтесь. Просыпайтесь!
— Нет, Делиамбер! Позволь мне остаться.
— Вы должны, милорд.
— Должен? — с горечью произнес Валентайн.— Должен! Всегда должен. Разве мне нельзя отдохнуть? Позволь мне остаться там, где я нахожусь, мне хорошо там! Я не испытываю желания воевать, Делиамбер.
— Просыпайтесь, милорд.
— Скажите, что это моя обязанность проснуться.
— Мне не нужно говорить то, что вам и так хорошо известно. Просыпайтесь!
Он открыл глаза и обнаружил, что находится между небом и землей, развалившись на руках Лизамоны Халтин. Амазонка несла его, словно он был куклой, прижавшейся к ее обширной груди. "Ничего удивительного, что я вообразил себя в колыбели,— подумал он,— или плывущим вниз по темной реке!" Рядом с ним был Отифон Делиамбер, устроившийся на левом плече Лизамоны. Валентайн понял, какие чары вернули его из обморочного состояния; кончики трех щупальцев уруна касались его: один — лба, другой — щеки, третий — груди.
Он сказал, чувствуя себя безмерно глупо:
— Вы можете теперь опустить меня.
— Вы очень слабы, ваша светлость,— прогромыхала Лизамона.
— Я думаю, что не настолько слаб. Отпустите меня.
Осторожно, словно Валентайну было девять лет, Лизамона опустила его на землю. Сразу же волна головокружения качнула его, и он вытянулся, чтобы прислониться к гигантской женщине, которая все еще покровительственно парила рядом. Его зубы выбивали дробь. Тяжелая мантия прилипла к влажной потной коже, как саван. Он боялся, что, если закроет глаза только на мгновение, эта тьма поднимется и снова поглотит его. Но он заставил себя крепиться, даже если это была одна видимость. Старая закалка заявила о себе: он не мог допустить, чтобы его видели слабым и беспомощным, какой бы безрассудный страх не наполнял его душу.
Спустя мгновение он почувствовал себя намного спокойнее и огляделся вокруг. Они вынесли его из большого зала, и он находился в каком-то ярко освещенном коридоре, стены которого были инкрустированы тысячей переплетенных и покрывающих друг друга эмблем Понтифика. Непостижимый для глаз Лабиринт повторялся снова и снова. Толпа людей разрасталась возле него; все выглядели встревоженными, обеспокоенными: Тунигорн, Слит, Хиссун и Шанамир из его личного окружения, а также некоторые из приближенных Понтифика, Хорнкаст и старый Дилифон; а за ними полдюжины других, коротко остриженных голов в желтых масках.
— Где я? — спросил Валентайн.
— Еще немного и вы будете в своих покоях, ваша светлость,— сказал Слит.
— Я долго был без сознания?
— Только две или три минуты. Вы начали падать, когда произносили свою речь. Но Хиссун и Лизамона подхватили вас.
— Это все равно,— сказал Валентайн.— Полагаю, что я выпил слишком много, кубок одного да еще кубок другого.
— Сейчас вы совершенно трезвы,— сказал Делиамбер.— И это всего несколько минут спустя.
— Позвольте мне думать, что все дело в вине,— сказал Валентайн,— еще хоть немного.
Коридор сворачивал влево, и перед ним возникла высокая арка и в ней дверь его покоев, инкрустированная эмблемой, изображавшей лучистую звезду с выгравированной личной монограммой ЛВК.
— Где Тизана? — крикнул он.
— Здесь, милорд,— произнесла неизвестно откуда взявшаяся толковательница снов.
— Хорошо. Я приглашаю вас войти со мной. Также Делиамбера и Слита. Больше никого. Понятно?
— Могу я тоже войти? — раздалось из группы представителей Понтифика.
Голос принадлежал тонкогубому сухопарому мужчине со странной пепельной кожей, в котором Валентайн узнал Сепультрова, врача Понтифика Тивераса. Он покачал головой.
— Я благодарен вам за участие. Но думаю, что вы не понадобитесь.
— Такой внезапный обморок, милорд, нужно поставить диагноз.
— В этом есть смысл,— тихо заметил Тунигорн.
Валентайн пожал плечами.
— Тогда позже. Сначала дайте мне поговорить с моими советниками, дорогой Сепультров. А потом вы можете постучать мне по коленке, если думаете, что это необходимо. Идемте, Тизана, Делиамбер…
Он величественно вошел в свои покои, изо всех сил храня царственную манеру держаться, и почувствовал облегчение, когда тяжелая дверь отделила его от сутолоки в коридоре. Он сделал долгий медленный выдох и упал на парчовую кушетку, чувствуя дрожь во всем теле.
— Ваша светлость? — мягко спросил Слит.
— Подожди. Подожди. Дай мне прийти в себя.
Он потер свой пульсирующий лоб и больные глаза. Напряжение, которое понадобилось ему там, за дверью, чтобы сделать вид, что он полностью оправился от случившегося с ним в банкетном зале обморока, дорого стоило ему. Но постепенно силы возвращались к нему. Он посмотрел на толковательницу снов. Крепкая старушка, толстая и сильная, казалась ему просто источником доброты и уюта.
— Подойти, Тизана, сядь со мной,— сказал Валентайн.
Она уселась рядом и обняла его за плечи.
"Да,— подумал он.— О да, хорошо!" Тепло снова просочилось в его охладевшую душу, и темнота отступила перед стремительным потоком нежности, охватившим его. Стойкая, надежная и мудрая женщина, которая в дни его ссылки первой открыто приветствовала лорда Валентайна, тогда как он сам все еще считал себя жонглером Валентайном. Как часто за годы его восстановленного правления разделяла она через сон-вино открывавшееся ей, обнимала его, чтобы узнать тайны буйных образов, приходивших к нему во сне! Как часто облегчала она его королевскую участь.
Она сказала:
— Я сильно испугалась, когда увидела, что вы падаете, лорд Валентайн, а вы знаете, что я не из тех, кто легко пугается. Вы говорите, все дело в вине?
— Так я сказал там, за дверью.
— Но я думаю, что причина не в вине.
— Делиамбер считает, что это чары колдовства.
— Но чьи? — спросила Тизана.
Валентайн посмотрел на уруна:
— Ну?
Делиамбер изобразил напряжение, которое Валентайн редко видел в маленьком существе: беспокойное свертывание и помахивание бесчисленных щупальцев, странный блеск в его больших желтых глазах, жующие движения птичьего клюва.
— Я не нахожу ответа,— сказал наконец Делиамбер.— Просто как не все сны есть послания, так не все чары кем-то напущены.
— Некоторые чары возникают сами, так? — спросил Валентайн.
— Не совсем. Но есть чары, возникающие спонтанно — изнутри, милорд, внутри кого-нибудь, образуясь в пустотах души.
— Как это понять? Что я сам на себя напустил колдовство, Делиамбер?
Тизана произнесла мягко:
— Сны… чары… это все одно и то же, лорд Валентайн. Некоторые предчувствия становятся известными через вас. Предзнаменования проталкиваются наружу. Буря собирается, и это только ранние предвестники.
— Но если только я не рассказал вам об этом сне, я еще ничего не говорил тебе, не так ли?
— Мне кажется, вам снился хаос, милорд?
Валентайн уставился на нее:
— Как ты узнала это?
Пожав плечами, Тизана сказала:
— Потому что хаос должен прийти. Мы все признаем эту истину. В мире это незаконченное дело, и оно требует законченности.
— Формодеи, ты имеешь в виду,— пробормотал Валентайн.
— Мне не хотелось бы,— сказала старуха,— давать вам советы по существу дела…
— Избавьте меня от своей тактичности. От своих советников я жду советов, а не тактичности.
— Мое королевство — это только королевство снов,— сказала Тизана.
— Мне снился снег на Горе Замка и большое землетрясение, которое раскололо мир на части.
— Я растолкую вам этот сон, милорд.
— Как ты можешь растолковать его, когда мы не пили еще сон-вино.
— Разговоры сейчас не ко времени,— твердо сказал Делиамбер,— Коронованный имел достаточно видений для одной ночи. Ему не следует теперь пить сон-вино. Я думаю, это может подождать пока…
— Этому сну не нужно вина,— сказала Тизана.— Ребенок может растолковать его. Землетрясение? Мир разлетелся на осколки? Но вы должны готовиться к тяжелым испытаниям, милорд.
— Что ты говоришь?
Ответил Слит:
— Это предзнаменование войны, ваша светлость.
Валентайн повернулся вокруг и уставился на маленького человека.
— Война? — закричал он.— Война? Я должен снова сражаться? Я был единственным Коронованным за восемь тысяч лет, который выводил армию в бой, я должен делать это дважды?
— Наверняка вы знаете, милорд,— сказал Слит,— что война за восстановление была всего лишь прелюдией настоящей войны, которая должна произойти, войны, которая готовилась много веков и которой, я думаю, нельзя избежать.
— Нет неизбежных войн,— заметил Валентайн.
— Вы так думаете, милорд?
Коронованный сурово посмотрел на Слита, но не ответил. Они говорили ему то, что было ему уже известно без их помощи, но он не хотел этого слышать и все же слышал, чувствуя, как ужасное беспокойство проникает в его душу.
Спустя мгновение он поднялся и начал молча бродить по комнате. В дальнем конце ее находилась громадная жуткая скульптура, сделанная из изогнутых костей морских драконов в форме сплетенных пальцев пары сжатых поднятых рук, а возможно, сцепленных клыков какой-то колоссальной демонической пасти. Долго стоял перед ней Валентайн, поглаживая блестящую отполированную кость. Незаконченное дело, так сказала Тизана. Да-да. Формодеи. Формодеи, метаморфы, пиуривары. Назовите их каким хотите именем: истинные коренные жители Маджипуры, те, у кого этот дивный мир был украден поселенцами со звезд четырнадцать тысяч лет назад. Восемь лет, размышлял Валентайн, я боролся за то, чтобы понять нужды этих людей. И я все еще ничего не знаю.
Он повернулся и сказал:
— Когда я поднялся говорить, мои мысли были о том, что говорил прекрасный оратор Хорнкаст: Коронованный — есть весь мир и весь мир есть Коронованный. И внезапно я стал Маджипурой. Все, что происходило везде в этом мире, пронеслось через мою душу.