ее Элзинома в более ранних посланиях. Она ссутулилась от забот, глаза ее потускнели и были обращены долу, движения были неуверенными.
— Дай мне свою силу,— прошептала Леди. Но ведь это неправильно, подумала Элзинома. Леди приходит к нам предложить свою силу, а не просить нашу. Но та Элзинома, которая была во сне, не стала колебаться. Она была энергичной и высокой, над ее головой сверкал нимб. Она привлекла Леди к себе, прижав к груди, заключила в тесные объятия. И Леди вздохнула. Казалось, ее боль ушла из нее. Потом женщины, как бы нехотя, расступились, и Леди, сверкая теперь божественным светом, как сверкала до этого Элзинома, дотронулась пальцами до своих губ и послала поцелуй Элзиноме, потом она исчезла.
Больше не было ничего. Потрясенная внезапностью пробуждения, Элзинома оторвала голову от подушки и увидела знакомые мрачные стены своей квартиры в Гваделумском Дворе. Отблеск послания Леди был, без сомнения, с ней, но прежде послания всегда ставили перед ней новую цель и давали силы для ее осуществления, а это принесло только ощущение какой-то мистификации. Она не могла понять значения этого послания, но, возможно, она сможет понять его смысл через день или два.
Она услышала странные звуки в комнате своих дочерей.
— Айлимур? Мараун?
Девочки не отвечали. Элзинома заглянула в комнату и увидела их склонившимися над каким-то маленьким предметом, который Мараун быстро спрятала за спиной.
— Что у вас там?
— Это ничего, мама, так, одна небольшая вещица.
— Что за вещица?
— Одна безделушка.
Что-то в тоне Мараун вызвало подозрение у Элзиномы.
— Дай мне посмотреть,— сказала она.
— Но это действительно пустяк.
— Дай мне посмотреть.
Мараун бросила быстрый взгляд на старшую сестру. Айлимур, выглядевшая неспокойной и какой-то странно неловкой, только пожала плечами.
— Это личное, мама. Разве у девочки не может быть чего-то личного? — сказала Мараун.
Элзинома протянула руку. Вздохнув, Мараун нехотя подала маленький зуб морского дракона с вырезанными на его поверхности незнакомыми, и от этого еще более смущавшими душу, символами, имевшими странный остроугольный вид. Элзинома, наверное, под влиянием непонятного ею послания увидела в этом маленьком амулете зловещее предзнаменование и угрозу.
— Где ты взяла это?
— У всех есть такие, мама.
— Я спросила, откуда это у тебя?
— От Ванимуна. То есть от сестры Ванимуна Шулаир. Но она взяла это у него. Могу я забрать его назад?
— Ты знаешь, что это означает? — спросила Элзинома.
— Означает?
— Я сказала: ты знаешь, что это означает?
Пожав плечами, Мараун сказала:
— Это ничего не означает. Так, безделушка. Я собираюсь просверлить в нем дырку и носить на веревочке.
— Ты думаешь, я поверю в это?
Мараун молчала. Айлимур сказала:
— Мама, я… — она запнулась.
— Продолжай.
— Это просто причуда, мама. У всех такие. Это какая-то новая сумасшедшая идея лименов, будто морские драконы — боги, что они будут властвовать над миром, что все беды, которые происходят в последнее время, это сигнал, предупреждающий о скором их пришествии. Говорят, что если мы будем носить зуб морского дракона, мы спасемся, когда они выйдут на сушу.
Элзинома холодно сказала:
— В том, что ты рассказала, нет ничего нового. Подобной чепухой забивают головы простаков уже сотни лет. Но всегда это делалось скрытно, всегда шепотом, потому что это идея безумная, опасная и нездоровая. Морские драконы — это огромного размера рыбы и больше ничего. За ними наблюдает Бог, заботящийся о нас через Коронованного, Понтифика и Леди. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Элзинома с треском разломила пополам конусообразный зуб и бросила обломки Мараун, которая смотрела на нее со злобой, какую она никогда раньше не видела ни у одной из своих дочерей. Элзинома поспешно повернулась и вышла на кухню. Руки ее дрожали, и ей стало холодно. И если Леди даровала ей спокойствие в своем послании… в том послании, которое, как ей казалось, приходило к ней не сегодня, а месяц назад… то оно совсем ушло от нее теперь.
Все умение потребовалось применить самой опытной лоцманше для входа в Нуминорскую гавань, поскольку пролив был узким, а течение быстрым и песчаные рифы неожиданно возникали на обманчивом дне. Но Панделюма была спокойной и уверенной и отдавала приказы ясными решительными жестами. И королевский флагманский корабль элегантно прошел по коварному проливу, миновал его горловину и вышел на широкую безопасную якорную стоянку, единственно возможную у Острова Снов со стороны Альханроеля, в месте пролома в гигантской известковой стене Первого Утеса.
— Я уже здесь ощущаю присутствие мамы,— сказал Валентайн, когда готовились к выходу на берег.— Она приходит ко мне, как и благоухание цветов алабандины, с ветром.
— Будет ли здесь сегодня Леди, чтобы приветствовать нас? — спросила Карабелла.
— Я очень сомневаюсь,— сказал Валентайн.— Обычай требует, чтобы сын шел к матери, а не мама к сыну. Она останется во Внутренней Обители и пошлет своих иерархинь за нами.
И, действительно, группа иерархинь ожидала их на берегу. Среди этих женщин в золотистых платьях была одна, уже хорошо знакомая Валентайну, строгая седовласая Лоривада, которая сопровождала его во время войны за восстановление его на троне, в поездке с Острова до Горы Замка, обучавшая его методам умственной и психической проекции, которые практиковались на Острове. И еще одна женщина в группе показалась знакомой Валентайну, но он не мог припомнить, где он видел ее, до того момента, пока она не назвала своего имени, и сразу же пришло озарение — это была Талинот Эсулда, стройная темноволосая особа, которая была его первым проводником в его давнем странствии на Остров. Тогда у нее был выбритый череп и Валентайн не мог определить ее пол. Он подозревал, что это мужчина, судя по росту, и в то же время он думал, что, быть может, это женщина, исходя из утонченности черт и легкости конституции. По мере ее выдвижения во внутреннюю иерархию она стала позволять себе отращивать волосы, и эти длинные шелковистые локоны, такие же золотистые, как у Валентайна, но намного тоньше и мягче, не оставляли теперь сомнений, что она — женщина.
— У нас для вас донесения, милорд,— сказала иерархия Лоривада.— Новостей много, и, боюсь, ни одной хорошей. Но сначала мы должны провести вас в королевскую резиденцию.
В Нуминорском порту был дом, называвшийся Семь Стен, этого названия не понимал никто, потому что оно было таким древним, что его происхождение было забыто. Дом стоял на городском крепостном валу. Обращенный лицевой стороной к Альханроелю, он был построен из массивных блоков темного гранита, вырубленных в каменоломнях Стоензарского полуострова и тесно подогнанных друг к другу без следов строительного раствора. Его единственным назначением было служить местом отдыха Коронованного, который только что в первый раз за свое правление прибыл с визитом на Остров, и поэтому годами домом никто не пользовался. И все же порядок в нем постоянно поддерживал большей штат работников, словно Коронованный мог прибыть без предупреждения в любой момент.
Дом был очень строгой архитектуры и такой же старый, как сам Замок, и старше, насколько могли определить археологи, чем любой из существующих на Острове храмов. По преданиям, он был построен для приема лорда Стиамота его матерью, легендарной Леди Сиин, во время его визита на Остров Снов по окончании войны с метаморфами восемь тысяч лет назад. Некоторые утверждали, что название Семь Стен относится к закладке фундамента здания, когда в него были вмурованы тела семи воинов-формодеев, убитых самой Леди Сиин во время обороны Острова при вторжении на него метаморфов. Но какие-либо останки не были обнаружены при периодической реконструкции старого здания, и большинство современных историков считали неправдоподобным, чтобы Леди Сиин, хотя она и была героической женщиной, сама взялась за оружие в сражении за Остров. По другой легенде, семиугольная башня, сооруженная лордом Стиамотом в честь матери стояла когда-то во внутреннем дворике, она-то и дала название всему сооружению. Эта башня, как говорилось в легенде, была разобрана в день смерти лорда Стиамота и отправлена в Алазор, чтобы стать основанием его могилы. Но это тоже было не доказано, поскольку никаких следов бывшего семиугольного сооружения нельзя было теперь найти во дворе и было маловероятно, чтобы кто-то сегодня стал бы раскапывать могилу лорда Стиамота, чтобы убедиться в справедливости этой легенды. Сам Валентайн предпочитал другую версию происхождения этого названия. Ему казалось наиболее правдоподобным то, что название Семь Стен — это всего лишь искаженное языком маджипуров название, звучащее на языке древних метаморфов, как "Место, где счищают рыбную чешую", уходящее своими корнями к доисторическому использованию берега Острова рыбаками метаморфов для разделки рыбы. Но было маловероятно, что когда-либо будет дан точный ответ, почему был так назван этот старый дом.
Существовали определенные ритуалом правила прибытия, которые полагалось исполнять Коронованному, чтобы помочь своему переходу из мира действия, который был его обычной сферой, в мир духа, в котором главной была Леди. Пока Валентайн выполнял все эти церемониальные омовения, сожжения ароматических растений, медитации в отдельной комнате, стены которой были из узорного алого мрамора,— он отпустил Карабеллу перечитать донесения, которые накопились для него за те недели, что он был в море. И когда он вернулся, очищенный и умиротворенный, он сразу понял по застывшему выражению ее глаз, что он слишком быстро прошелся по всему церемониалу и ему придется сразу же вернуться назад в царство событий.
— Насколько плохи новости? — спросил он.
— Вряд ли могут быть хуже, милорд.
Она протянула ему стопку бумаг, которые разложила так, чтобы верхние передавали суть важнейших документов. Гибель посевов в семи провинциях… жестокая нехватка продуктов во многих частях Зимроеля… начало массовой миграция из внутренних земель материка к западным прибрежным городам, внезапное возвышение ранее малоизвестного религиозного культа, Апокалипсического и тысячелетнего по своей природе, концентрирующегося вокруг веры в то, что морские драконы — это сверхъестественные существа, которые скоро выйдут на берег и объявят начало новой эры…