«Сам Репин смотрит на него уже не как на подростка, а как на художника, и даже позирует ему для портретного рисунка, рисуя одновременно Серова. 14-летний Серов смотрит угрюмо, исподлобья — знакомая чисто серовская волчья повадка, сохранившаяся до его последних дней. А за этой хмурой видимостью скрывалось добрейшее сердце и нежнейшая чистая душа. Репин рисует Серова, а Серов рисует самый похожий портрет Репина, какой с него когда-либо был сделан. Здесь вся репинская суть: его взгляд, его улыбка, его обаятельность, даже его вечная конфузливость — словом, все то, что он сохранил и в 70 лет и что все мы так хорошо знали», — писал Игорь Грабарь в своих воспоминаниях «Серов-рисовальщик».
Зимой. 1898
В 1880 Серов поступил в Академию художеств, попав в мастерскую знаменитого профессора Павла Чистякова, который отличался весьма жесткой манерой преподавания, высмеивая и критикуя каждый неточный штрих своих студентов. Однако Серова он любил и гордился им. Именно Чистяков выработал в молодом даровании вдумчивую и неспешную манеру запечатления натуры. Подобно учителю, Валентин Серов терпеть не мог поспешности и приблизительности в живописи и рисунке. «Иначе писать не умею, — отвечал он на вопросы о своей кропотливой манере работать, — виноват, не столько не умею, сколько не люблю».
И действительно, нельзя сказать, что Серов не владел сверхбыстрой манерой изображения. Требуя для своих портретов никак не менее сорока сеансов позирования (порой это число доходило до ста), Валентин Александрович великолепно делал моментальные наброски и в полной мере владел искусством скоростных карандашных зарисовок. При этом с присущим ему талантом он умел не только ухватить узнаваемые контуры фигуры и головы, но и точнейшим штрихом передать характерные черты внешности и даже мгновенно схваченное сиюминутное выражение лица. В этих коротких быстрых зарисовках более, чем в других работах, познается изумительное мастерство художника. Набивая руку на молниеносных набросках военных маневров и парадов, рисуя солдат и офицеров, Серов вовсе не думал о портретном сходстве, но, помимо воли, делал подлинные портреты. Его безошибочная рука и точный глаз не умели иначе. Живописец даже мог позволить себе писать сложные композиции без предварительного карандашного контура, сразу акварельной кистью. Карандаш, уголь и кисть повиновались ему беспрекословно. Поэтому он мог рисовать никогда не позировавших ему детей столь же уверенно, как изображать взрослых, месяцами выдерживающих долгие сеансы позирования.
Осенний вечер в Домотканово. 1886
В 1885 Серов покидает Академию, осознавая себя уже готовым мастером. В дальнейшем его постоянное учение и творческое самосовершенствование происходит по свободному выбору и в непрерывной работе. В том же году написана картина «Волы» (1885, Государственная Третьяковская галерея, Москва). Годом позже — «Зима в Абрамцево. Церковь» (1886, Государственная Третьяковская галерея, Москва) и «Осенний вечер в Домотканово» (1886, Государственная Третьяковская галерея, Москва).
Становление живописного стиля Серова проходило под воздействием двух великих мастеров — Репина и Чистякова, а также их художественных школ.
Но, вне зависимости от перенятого от них опыта, живописец уже в двадцать лет не имел ничего общего в манере письма ни с одним, ни с другим, ибо выработал свою собственную, уникальную технику исполнения, которую невозможно спутать ни с одной из известных графических манер в истории искусства.
Картины Серова очень разнообразны по исполнению. Художник никогда не останавливался на удачно найденном и однажды выработанном решении задачи, как это видно у других живописцев, а все время искал новые подходы, стараясь подобрать для каждого сюжета наиболее отвечающую ему форму художественного выражения. Никогда, особенно в годы расцвета своего творчества, Серов не довольствовался уже использованными способами передачи впечатления, а находил еще более точные выражения своего отношения к изображаемому объекту.
Заброшенный пруд в Домотканово. 1888
Новое слово в русской живописи
Сравнивая с Ренуаром, Серова называют первым русским импрессионистом, хотя по живости красок, благородству тонов и изяществу игры света Серов значительно опережает своего предшественника. Ренуар в своих полотнах часто уходит в туманную расплывчатость, затененность и недосказанность, тогда как Серов, напротив, всеми доступными средствами демонстрирует яркое торжество жизни и прозрачную глубину фона. Его картины — это почти всегда причудливая смена света и тени, игра с бликами, неподражаемые переливы светлых тонов. Даже в своих камерных темных портретах Серов умел внести световой акцент так, что он выделял и подчеркивал личность изображенного человека. К тому же Валентин Александрович, будучи очень скрупулезным художником, не обходил своим вниманием даже мелкие предметы и детали, прописывая их с большой достоверностью.
Удивительно, что полотна в лучших традициях импрессионизма Серов написал задолго до того, как увидел сами картины художников этого направления, которое родилось и развивалось во Франции и, прокатившись по Европе, добралось до России почти через два десятилетия. Такой чуткий гений, как Серов, воспринял новаторские идеи всем своим существом, неожиданно начав работать в совершенно необычной для русской школы живописи манере так называемого нового реализма.
Волы. 1885
Впечатление, которое произвел на публику тех лет первый показ полотен молодого Валентина Серова, лучше всего передано в монографии Игоря Грабаря: «Антитеза «правда жизни и правда искусства» может быть символизирована в следующих именах: Курбэ и Манэ во Франции, Менцель и Лейбль в Германии, Репин и Серов в России. Помню, как я в первый раз почувствовал все значение этой антитезы. Это было в 1888. Для нас, тогдашних подростков, дни открытия двух единственных московских выставок того времени, Периодической и Передвижной, были настоящим праздником, счастливейшими днями в году. Бывало, идешь на выставку, и от ожидающего тебя счастья дух захватывает. Выставка оказалась чрезвычайно значительной. Теперь ясно, что ни раньше, ни позже такой не было и что ей суждено было сыграть огромную роль в истории нашей новейшей живописи: здесь впервые ясно определились Левитан, Коровин и Серов. Самым значительным из всего были, вне всякого сомнения, два холста никому тогда неизвестного Серова, две таких жемчужины, что если бы нужно было назвать только пять наиболее совершенных картин во всей новейшей русской живописи, то обе неизбежно пришлось бы включить в этот перечень…»
Речь в монографии идет о портретах, которые моментально вознесли двадцатидвухлетнего художника на недосягаемую высоту. Это картины «Девочка с персиками» (1887, Государственная Третьяковская галерея, Москва) и «Девушка, освещенная солнцем» (1888, Государственная Третьяковская галерея, Москва).
В период мрачного реализма и преобладания в живописи унылых и темных красок по своему эмоциональному воздействию на прогрессивную публику первое полотно произвело настоящий переворот. Сияющая живопись Серова с мягким переходом всевозможных оттенков солнечного света, насквозь пронизывающего комнату, чарующая теплота красок пастельных тонов — все это было не просто новым словом в искусстве, а буквально свежим дуновением ветра перемен. Валентин Серов рассказывал о своей работе так: «Все, чего я добивался, — это свежести, той особенной свежести, которую всегда чувствуешь в натуре и не видишь в картинах. Писал я больше месяца и измучил ее, бедную, до смерти, уж очень хотелось сохранить свежесть живописи при полной законченности, — вот как у старых мастеров…».
Баба с лошадью. 1898
Портрет Веруши Мамонтовой — настолько больше композиция, чем конкретный портрет конкретного человека, что не случайно его распространенное название — «Девочка с персиками». Картина буквально соткана из радости и солнечного света, который наполняет комнату до краев, окутывая все предметы сверкающим ореолом. Свет скользит по стенам, падает на скатерть, играет на рукавах и плечах розового платья девочки, пронзая насквозь тонкую ткань, теплым «зайчиком» приникает к смуглой коже щеки. Кажется, будто воздух комнаты прозрачен и звонок, наполнен нежным запахом персиков и светящими искорками золота. Краски до такой степени полны света и правдивы, что гармония истинной жизненности перекрывает даже несомненную красоту этого полотна и дышит в каждом изображенном предмете.
В темных глазах Веруши томится детская непоседливость, девочка едва сдерживает улыбку, ей не терпится надкусить персик, уже выбранный изумительно прописанной загорелой рукой. Весь ее облик от взъерошенной пряди волос до этой смешинки во взгляде полон неутомимой динамики и выдает живую непосредственную натуру.
Девочка с персиками. 1887
Петр II и цесаревна Елизавета на псовой охоте. 1900
И через сто с лишним лет девочка на картине продолжает жить своей беззаботной двенадцатилетней жизнью.
Персики, изображенные на холсте, тоже являются участниками действа. Поражает воображение то, с какой тщательностью они прописаны. Почти физически ощутима их бархатная кожица. Столь же невероятно вырисованы полированная крышка стола и спинки стульев. Серову удается непостижимым образом передавать текстуру вещей от бликующей полировки до волшебной бархатистости, мягко поглощающей свет и столь бесподобно гармонирующей с такой же бархатистой кожей ребенка. За картину «Девочка с персиками» Валентин Серов получил премию Московского общества любителей художеств.
«Девушка, освещенная солнцем» (портрет М. Я. Симонович — двоюродной сестры Серова) — еще одна солнечная картина, удачная попытка передать красками пленительную игру света и тени.
Сидящая под деревом девушка окутана узорным кружевом листвы, пронизанной солнечным светом размеренного и ленивого летнего полдня. Ее лицо спокойно, поза расслаблена и женственна, она словно находится в царстве покоя и отдыха. Ажурные переливы солнечных бликов, которыми залиты кожа и блузка героини, прописаны почти мозаичными мазками и создают контраст неожиданно мягкой бархатистости сине-фиолетовой юбки. И вновь Серову невероятно точно удалось передать несколькими длинными мазками бар