Валентин Фалин – уникальная фигура советской дипломатии — страница 12 из 82

Естественно, не могла быть обойдена вниманием задача ликвидации очага агрессии на Дальнем Востоке и ускорения разгрома японского милитаризма. Забегая вперед, скажу, что из всех вопросов перспективы присоединения СССР к вооруженной борьбе против Японии занимали США в первую очередь. Хотя еще в конце мая Вашингтону была сообщена точная дата – 8 августа, когда Советский Союз будет готов выступить против крупнейшей японской группировки – Квантунской армии, президент Г. Трумэн искал новых заверений в том, что Москва не припомнит англичанам и американцам их коварства с организацией Второго фронта в Европе. В беседе с И.В. Сталиным 17 июля Г. Трумэн откровенно признался, что Соединенные Штаты ожидают помощи СССР для нанесения быстрого поражения Японии. Глава советского правительства еще раз подтвердил, что Москва сдержит данное слово.

Итак, самый актуальный в ту пору для американцев вопрос был прояснен по существу до того, как конференция официально приступила к работе. Советский Союз показал пример того, как при наличии желания находят общий язык. Казалось, взят хороший старт, означены главные принципы, которые обеспечат успех самой встречи и плодотворное сотрудничество в осуществлении ее решений, принципы верности союзническому долгу, единства слова и дела, неделимости безопасности.

Известно, однако, что международные конференции обычно начинаются раньше, чем они открываются. Потсдамская не была исключением. Случается и так, что конференция после ее открытия разворачивается в двух спектрах – видимом и невидимом, или, точнее, потайном. Этой участи Потсдамская встреча тоже не избежала.

Давайте спросим себя, что обусловило сравнительно поздние сроки созыва конференции трех? У. Черчилль подбивал Г. Трумэна на немедленное «жесткое объяснение» с советской стороной, пока англо-американские войска не переброшены с Европейского континента на Дальний Восток и к тому же не все соединения нацистского вермахта, сдавшиеся западным союзникам, расформированы и разоружены. Британский премьер возбудился не на шутку. Он поручил имперскому Генеральному штабу изучить варианты военных операций против СССР, если «в ходе дальнейших переговоров с ним возникнут осложнения».

Вряд ли Г. Трумэн боялся чего-либо больше на свете, чем прослыть за «слабака». Ему любой ценой хотелось выпрыгнуть из тени своего выдающегося предшественника – скоропостижно скончавшегося 12 апреля 1945 года Ф.Д. Рузвельта. Без подсказки У. Черчилля Г. Трумэн уже постарался наломать дров, встретившись 23 апреля с В.М. Молотовым, который прибыл в США для участия в конференции Объединенных Наций. Американский посол в СССР А. Гарриман напишет позднее: «Я сожалел, что Трумэн пошел на этакую резкость, поскольку подобное поведение позволяло Молотову сообщить Сталину, что политика Рузвельта отбрасывается». И все же. Вдруг, не разобрав броду, в открытую ринуться в конфронтацию с Советским Союзом? В ответ на воинственные призывы из Лондона президент телеграфировал, что «предпочитал бы подождать развития событий, прежде чем одобрить курс, предлагаемый премьер-министром». Каких событий?

Соединенные Штаты нуждались в помощи не Англии, а СССР, чтобы победа над Японией не обошлась им слишком дорого. И была еще одна причина, которую Вашингтон таил даже от У. Черчилля. Г. Трумэн и его ближайшие советники полагали, что при тогдашнем раскладе сил американская позиция за столом переговоров будет «скорее шаткой, чем прочной». Военный министр Г. Стимсон втолковывал своему шефу, что было бы ужасно «пускаться в рискованную игру со столь большими ставками в дипломатии, не держа в руке Вашей козырной карты». Под «козырем» имелась в виду атомная бомба. До встречи с русскими надо самым срочным образом ее испытать, чтобы знать, «есть у американцев это оружие или нет». В бомбе виделся «страшно нужный „противовес" русской силе».

Поэтому открытие Потсдамской конференции под разными предлогами оттягивали, чтобы предстать на ней, если все сложится, как задумано, не одной из трех равноправных союзных держав, но единственной, всемогущей сверхдержавой. 16 июля на полигоне в штате Нью-Мексико был взорван испытательный ядерный заряд. 17 июля главы правительств собрались в Потсдаме на первое пленарное заседание. 17 июля Г. Трумэн, еще не посвященный в детали испытания, уверял И.В. Сталина в своей готовности дальше сотрудничать и взывал к союзническим чувствам во имя совместного сокрушения японских милитаристов. На следующий день, 18 июля, он запишет в своем дневнике: «Бомба, а не русское вступление в войну, стала единственным по-настоящему важным делом в Потсдаме».

Правда, президента не оставляли сомнения, что Япония немедленно признает себя побежденной после атомной бомбардировки. «Даже если япошки будут дикими, жестокими, безжалостными и фанатичными, – занес Г. Трумэн в свой дневник мысль, осенившую его 25 июля, после того как он уже отдал приказ об атомных налетах на Японию, – мы в качестве лидера мира общего благополучия не можем сбросить эту ужасную бомбу на старую столицу (Киото) или на новую (Токио)». И чуть ниже добавил: «Наверное, это самая ужасная штука из всех когда-либо созданных, но ее можно сделать и самой полезной». Президент вел речь, как отмечается в авторитетном американском исследовании, о «возможном влиянии (атомной бомбардировки) на события после войны».

Пока же война не закончилась, чутье побуждало к осторожности. Глава администрации не пошел целиком на поводу у Черчилля и других, кто без долгих раздумий и внутренних терзаний вынес приговор антигитлеровской коалиции: «Русские нам больше не нужны». Президенту больше импонировало свертывание отношений с СССР по частям. Он распорядился пересмотреть планы вторжения в Японию, которые предусматривали участие советских вооруженных сил в завершающей кампании против японской метрополии и, соответственно, в ее оккупации. Зная точную дату готовности Советского Союза к выступлению, Г. Трумэн дал задание подчиненным позаботиться о том, чтобы первая бомба спалила японский город до советского объявления войны Японии, дабы пропаганда могла затем утверждать, что Токио капитулировал перед атомом.

Нет, мы с вами не отвлеклись от нашей темы. Заседания конференции поглощали не самую существенную долю энергии американской делегации. Потсдаму было суждено стать на короткое время штаб-квартирой, где формулировалась изначальная ядерная стратегия Соединенных Штатов. Отсюда ушел приказ, обрекший полмиллиона японцев на гибель и мучения для возвеличивания потенций американского империализма. Потсдам, еще до бомбардировки Японии, стал и первой политической мишенью атомной бомбы, первым полем, где попыталась проложить пробную борозду американская атомная дипломатия.

Г. Трумэн неофициально известил И.В. Сталина о том, что США создали «бомбу необычайно большой силы» только 24 июля, в день подписания приказа о ядерном ударе по Японии. Но о намерении использовать «особую бомбу» не было произнесено ни слова: сюрприз предназначался одновременно и Токио, и Москве. Цель сообщения советскому руководителю президент и активно ему ассистировавший У. Черчилль видели в том, чтобы потрясти собеседника, заставить его теряться в догадках, выбить его на все оставшееся время конференции из седла. Тщательно спланированная акция дала, однако, осечку. Сталин ни о чем не стал расспрашивать Г. Трумэна, не выказал ни удивления, ни волнения, и в этом смысле на самой Потсдамской конференции радиоактивных осадков не выпало.

Наряду с акцентированно деловым подходом советской стороны к обсуждавшимся вопросам, поддержанию атмосферы серьезного партнерства на наиболее ответственной заключительной стадии встречи способствовала отставка У. Черчилля и его министра иностранных дел А. Идена после сенсационного провала консерваторов на проходивших в это же время в Англии парламентских выборах. Если верить бывшему британскому премьеру, он собирался, вернувшись триумфатором с этих выборов, «дать бой советскому правительству по многочисленным вопросам», «устроить „схватку" в конце конференции».

В политике возникают порой поистине драматические сюжеты. Когда-то, в начале 1941 года, Ф.Д. Рузвельт командировал в Лондон своего ближайшего советника Г. Гопкинса для проработки с англичанами вопросов помощи Англии в войне с нацистской Германией. Подытоживая свои впечатления, Г. Гопкинс доложил президенту: «Мне не хотелось бы, чтобы он (лорд Галифакс – один из творцов политики умиротворения Германии за счет СССР и других стран) мог позже иметь большое влияние на выработку условий мира. Еще меньше я хотел бы, чтобы такое влияние имел Иден». И вот в 1945 году английские избиратели решили, что действительно может быть лучше, если с окончанием войны страну в мир поведут лейбористы. В любом случае У. Черчилль был лишен возможности привести свои угрозы в исполнение в Потсдаме и отводил душу, как мы помним, на следующий год в Фултоне.

Потсдамская конференция завершила свою работу 2 августа 1945 года. Наперекор проискам реакции, атомному шантажу вопреки, она закончилась принятием важнейших решений, стала единственным в своем роде политическим парадом победы союзных держав, вынесших основные тяготы войны. Главы трех правительств достигли Соглашения о политических и экономических принципах координированной политики союзников в отношении Германии в период союзного контроля. Было установлено, что целью соглашения является выполнение Крымской декларации о Германии, искоренение германского милитаризма и нацизма, перестройка на демократических началах всей политической, экономической и административной структуры страны. Определялся порядок выплаты Германией репараций в частичную компенсацию причиненных ею ущерба и страданий. Решался вопрос о наказании военных преступников. Устанавливалась новая граница Польши на западе и на севере. Было признано необходимым ускорить создание условий длительного мира в Европе и для этого заняться подготовкой мирных договоров с Италией, Болгарией, Финляндией, Венгрией и Румынией. Учреждался Совет министров иностранных дел, которому поручалась работа по мирному урегулированию и рассмотрению других интересующих страны проблем. Приняты были и другие крупные решения.