Пусть США, начав холодную войну первыми, закончат ее хоть последними. Во имя мира для всех и каждого, мира, базирующегося на совместных усилиях всех стран».
Л. Безыменский, В. Фалин 1988
Победа, грозившая обернуться новой войной
РИА «Новости» продолжает рассказ о тайнах и невидимых пружинах Второй мировой войны, о том, чем были вызваны те или иные решения руководства нашей страны и армии, о трудном пути к Великой Победе. Наш собеседник – доктор исторических наук Валентин Фалин.
В. Л. Сегодня, в преддверии юбилея Победы, опять обострились споры вокруг Берлинской операции, которую провели на заключительном этапе войны войска 1-го Белорусского фронта. На Западе продолжают упрекать Советский Союз и Георгия Жукова в том, что они не пожалели людей для призрачного пропагандистского шага – водружения Красного знамени над Рейхстагом. Что вы думаете по этому поводу?
В. Ф. Меня тоже, не скрою, всегда занимал вопрос: стоила ли Берлинская операция почти 120 тысяч жизней советских солдат и офицеров? Оправданны ли были столь высокие жертвы ради взятия Берлина под наш контроль? В диалоге с самим собой я никак не мог дать однозначный ответ. Но после того, как довелось в полном объеме прочитать подлинные британские документы – они были рассекречены пять-шесть лет назад, – когда я сопоставил содержащиеся в этих документах сведения с данными, с которыми мне по долгу службы приходилось знакомиться еще в 50-х годах, многое расставилось по своим местам и часть сомнений отпала.
За решимостью советской стороны взять Берлин и выйти на линии разграничения, как они были определены на встрече Сталина, Рузвельта и Черчилля в Ялте, стояла архиваж-ная задача – предотвратить, насколько это зависело от нас, авантюру, вынашивавшуюся Черчиллем не без поддержки влиятельных кругов внутри США, не допустить перерастания Второй мировой войны в третью мировую, в которой нашими врагами стали бы наши вчерашние союзники.
– Как это было возможно? Ведь антигитлеровская коалиция находилась в зените своей славы и дееспособности.
– Увы, жизнь щедра на катаклизмы. Трудно сыскать в истекшем веке политика, равного Черчиллю по способности сбивать с толку и чужих и своих. Военный министр в администрации Рузвельта Г. Стимсон характеризовал поведение британского премьера как «самую необузданную разновидность дебоша». Но особенно преуспел будущий сэр Уинстон по части фарисейства и интриг в отношении Советского Союза.
В посланиях на имя Сталина он «молился, чтобы англосоветский союз был источником многих благ для обеих стран, для Объединенных Наций и для всего мира», желал «полной удачи благородному предприятию», имелось в виду широкое наступление Красной армии по всему Восточному фронту в январе 1945 года, спешно готовившееся в ответ на мольбу Вашингтона и Лондона оказать помощь союзникам, попавшим в кризисное положение в Арденнах и Эльзасе. Это на словах. А на деле? Черчилль считал себя свободным от каких-либо обязательств перед Советским Союзом и накануне Ялты пытался настроить президента Рузвельта на конфронтацию с Москвой. Когда же последнее не удалось, премьер пустился, что называется, в одиночное плавание.
Именно тогда Черчилль отдал приказы складировать трофейное немецкое оружие с прицелом на возможное его использование против СССР и интернировать немецкий военный персонал, размещая сдававшихся в плен солдат и офицеров вермахта подивизионно в земле Шлезвиг-Гольштейн и в Южной Дании. Затем прояснится общий смысл затевавшейся британским лидером коварной затеи.
Вспомним, что с марта 1945 года Второго (Западного) фронта ни формально, ни по сути уже не существовало. Немецкие части либо сдавались в плен, либо откатывались на Восток, не оказывая нашим союзникам достойного сопротивления. Тактика немцев состояла в следующем: удерживать, насколько возможно, позиции вдоль всей линии советско-германского противоборства до тех пор, пока виртуальный Западный и реальный Восточный фронты не сомкнутся и американские и британские войска как бы не дополнят соединения вермахта в отражении «советской угрозы», нависшей над Европой.
Уместно заметить, что западные союзники могли бы продвигаться на восток несколько быстрее, чем это у них получалось, если бы штабы Эйзенхауэра, Монтгомери и Александера (итальянский театр военных действий) качественнее планировали свои действия, грамотнее осуществляли координацию сил и средств, меньше тратили времени на внутренние дрязги. Для Черчилля советский мавр сделал свое дело, и его следовало удалить. Американцы, пока был жив Рузвельт, не спешили ставить крест на сотрудничестве с Москвой, рассчитывая при советской поддержке завершить малой кровью войну на Тихом океане.
Зададим себе вопрос: как должно было реагировать советское руководство, получив сведения о двуличии Черчилля? Поддаться самовнушению – «совместная победа» близка, есть «договоренности» и по ним каждая из трех держав примет контроль над своей зоной ответственности? Положиться на принятые решения об обращении с Германией и ее сателлитами? Или все-таки вникнуть в достоверные данные о замышлявшейся измене, в которую Черчилль втягивал Трумэна, его советников Леги и Маршалла, руководителя разведки США Донована и им подобных?
– У меня нет ответа.
– Оживлю в памяти. Ялта закончилась 11 февраля. В первой половине 12 февраля гости улетели по домам. В Крыму, между прочим, было условлено, что авиация трех держав будет в своих операциях придерживаться определенных линий разграничения. А в ночь с 12 на 13 февраля бомбардировщики западных союзников стерли с лица земли Дрезден, затем прошлись по основным предприятиям в Словакии, в будущей советской зоне оккупации Германии, чтобы заводы не достались нам целыми. В 1941 году Сталин предлагал англичанам и американцам разбомбить, используя крымские аэродромы, нефтепромыслы в Плоешти. Нет, их тогда трогать не стали. Они подверглись налетам в 1944 году, когда к главному центру нефтедобычи, всю войну снабжавшему Германию горючим, приблизились советские войска.
– А Дрезден, чем он союзникам помешал?
– Одной из главных целей налетов на Дрезден были мосты через Эльбу. Действовала черчиллевская установка, которую разделяли американцы, задержать Красную армию как можно дальше на Востоке.
– Разрушение города стало как бы побочным эффектом?
– Издержки войны. Однако имелся и другой мотив. В инструктаже перед вылетом британских экипажей говорилось: нужно наглядно продемонстрировать Советам возможности союзнической бомбардировочной авиации. Вот и продемонстрировали, причем не единожды. В апреле 1945 года накрыли бомбами Потсдам. Уничтожили Ораниенбург. Нас оповестили – летчики ошиблись. Вроде бы целились в Цоссен, где размещалась штаб-квартира немецких ВВС. Классическое «отвлекающее заявление», коим не было числа. Ораниенбург бомбили по приказу Маршалла и Леги, ибо там находились лаборатории, работавшие с ураном. Чтобы ни лаборатории, ни персонал, ни оборудование, ни материалы не попали в наши руки, все обратили в пыль.
И сегодня, когда мы пристально вглядываемся в события того сурового времени, пытаемся в системе тогдашних
координат проанализировать, почему же советское руководство пошло на великие жертвы буквально на финише войны, опять приходится спрашивать себя – имелся ли простор для выбора? Помимо насущных военных задач надо было решать политические и стратегические ребусы на перспективу, в том числе возводить препоны запланированной Черчиллем авантюре.
– А разве нельзя было заявить союзникам, что мы ведаем об их планах, оповестить общественность о вынашивавшемся вероломстве?
– Не уверен, что это что-либо дало. Предпринимались попытки влиять на партнеров по антигитлеровской коалиции добрым примером. Со слов В.С. Семенова, видного советского дипломата, мне известно следующее. Сталин пригласил к себе А.А. Смирнова, бывшего тогда заведующим 3-м Европейским отделом МИД СССР и по совместительству министром иностранных дел РСФСР, для обсуждения при участии Семенова вариантов действий на взятых под советский контроль территориях. Смирнов доложил, что наши войска, преследуя противника, вышли за пределы демаркационных линий в Австрии, как они были согласованы в Ялте, и предложил де-факто застолбить наши новые позиции в ожидании, как будут вести себя США и Великобритания. Сталин прервал его, сказав: «Неправильно. Пишите телеграмму союзным державам». И продиктовал: «Советские войска, преследуя части вермахта, вынуждены были переступить линию, ранее согласованную между нами. Настоящим хочу подтвердить, что по окончании военных действий советская сторона отведет свои войска в пределы установленных зон оккупации».
– Телеграммы были направлены в Лондон и Вашингтон?
– Я не знаю, куда и кому. То ли по военной линии пошло, то ли по политической. Повторю лишь то, что слышал от очевидца данного эпизода. Констатирую вместе с тем, что на Черчилля наш подход впечатления не произвел. После смерти Рузвельта (12 апреля 1945 года) он массированно давил на Трумэна, доказывая, что нет необходимости выполнять тегеранские и ялтинские соглашения, время создавать новые ситуации, которые потребуют новых решений. Каких?
На взгляд премьера, ход событий вывел западные державы на более продвинутые к востоку рубежи и «демократиям» стоит на них закрепиться. Черчилль выступал против встречи в Потсдаме или созыва другой конференции, которая оформляла бы победу, отдавая должное вкладу в нее советского народа. По логике британского лидера, Западу давался шанс воспользоваться моментом, когда ресурсы Советского Союза были на пределе, тылы растянуты, его войска устали, техника изношена, и бросить Москве вызов, понуждая подчиниться диктату англосаксов или испытать тяготы еще одной войны.
Подчеркну, это не спекуляция, не гипотеза, но констатация факта, у которого есть имя собственное. Черчилль отдал в начале апреля (по другим сведениям, в конце марта) приказ готовить в пожарном порядке операцию «Немыслимое». Дата начала войны приурочивалась к 1 июля 1945 года. В ней должны были принять участие американские, британские, канадские силы, польский экспедиционный корпус и 10—12 немецких дивизий. Тех самых, что держали ^расформированными в Шлезвиг-Гольштейне и Южной Дании.