Президент Трумэн не поддержал эту, деликатно выражаясь, иезуитскую затею. Как минимум по двум причинам. Общественность США не была готова принять такую циничную измену делу Объединенных Наций.
– Точнее, коварное вероломство.
– Да. Но, видимо, не это главное. Американские генералы отстояли необходимость продолжения сотрудничества с СССР до капитуляции Японии. Кроме того, американские военные, как, впрочем, и их британские коллеги, полагали, что развязать войну с Советским Союзом проще, чем успешно закончить ее. Риск казался им чрезмерно большим.
И как рефрен, вопрос: как должна была действовать Ставка Верховного главнокомандования СССР по поступлении соответствующих сигналов? Если угодно, Берлинская операция являлась реакцией на план «Немыслимое», подвиг наших солдат и офицеров при ее проведении был предупреждением Черчиллю и его единомышленникам.
Политический сценарий Берлинской операции принадлежал Сталину. Генеральным автором ее военной составной являлся Г.К. Жуков. Ему же пришлось принять на себя критику за издержки развернувшегося на подступах к Берлину и в самом городе грандиозного сражения. Критика отчасти вызывалась эмоциональными причинами. Маршал К.К. Рокоссовский ближе Жукова подошел к столице рейха и, наверное, внутренне готовился принять ее ключи. Ставка, однако, выдала Рокоссовскому другое задание. Похоже, верховный предпочел военачальника с более крутым характером. Расстроенным, если не обойденным, оказался маршал Конев. Это я знаю со слов самого Ивана Степановича. В Берлинской операции ему были отведены как бы вторые роли…
– К тому же в апреле 1945 года он подошел к Берлину ближе Жукова.
– Так или иначе, выбор пал на маршала, слывшего правой рукой верхглавкома. Соответственно, предстоявшее падение Берлина добавляло блеска полководческой славе «самого», дирижировавшего этой правой рукой. Видимо, в те дни Сталин был не слишком восприимчив к щебету шептунов, которые вкладывали в уста Жукова реплики на счет тяжких ошибок не только 1941 года.
– Так чем был тогда для нас Берлин?
– Штурм Берлина, водружение знамени Победы над Рейхстагом были, конечно же, не только символом или финальным аккордом войны. И меньше всего пропагандой. Для армии являлось делом принципа войти в логово врага и тем обозначить окончание самой трудной в российской истории войны. Отсюда, из Берлина, выполз фашистский зверь, принесший неизмеримое горе советскому народу, народам Европы, всему миру. Красная армия пришла туда для того, чтобы открыть новую главу в нашей истории, в истории самой Германии, в истории человечества.
Вникнем в документы, что по поручению Сталина готовились весной 1945 года, – в марте, апреле и мае. Объективный исследователь убедится, что не чувство мести определяло намечавшийся курс Советского Союза. Руководство страны предписывало обращаться с Германией, как с государством, потерпевшим поражение, и с немецким народом, как ответственным за развязывание войны. Однако не имелось в виду превращать их поражение в наказание без срока давности и без права на достойное будущее. Сталин реализовывал выдвинутый еще в 1941 году тезис: гитлеры приходят и уходят, а Германия, немецкий народ остаются.
Естественно, надо было заставить немцев вносить свою лепту в восстановление «выжженной земли», кою они оставили в наследство после себя на оккупированных территориях. Для полного возмещения потерь и ущерба, причиненного нашей стране, не хватило бы всего национального богатства Германии. Взять столько, сколько удастся, не вешая себе на шею жизнеобеспечение еще и самих немцев, «понаграбить побольше» – таким не слишком дипломатическим языком Сталин ориентировал подчиненных в вопросе о репарациях. Ни один гвоздь не был лишним, дабы поднять из руин Украину, Белоруссию, центральные области России. Более четырех пятых производственных мощностей там было разрушено, более трети населения лишилось жилья, немцы взорвали, загнули в штопор 80 000 км рельсовых путей и даже шпалы переломали. Все мосты обрушили. 80 000 км – это больше протяженности всех железных дорог Германии перед Второй мировой войной, вместе взятых.
Советскому командованию вместе с тем давались твердые указания пресекать безобразия – спутников всех войн – по отношению к мирному населению, особенно по отношению к его женской половине и детям. Насильники подлежали суду военного трибунала. Все это было.
Одновременно Москва требовала строго карать любые вылазки, диверсии «недобитых и неисправимых», которые могли произойти в поверженном Берлине и на территории советской оккупационной зоны. Между тем в немецкой столице желающих стрелять в спину победителям было не так уж мало. Город пал 2 мая, а «местные бои» закончились в нем десятью днями спустя. И.И. Зайцев, он работал в нашем посольстве в Бонне, рассказывал мне, как ему всегда больше всех «везло». Война официально кончилась 9 мая, а он в Берлине воевал до 11-го. В Берлине сопротивление советским войскам оказывали эсэсовские части с выходцами из пятнадцати государств. Там действовали наряду с немцами бельгийские, голландские, люксембургские, норвежские, датские и черт знает еще какие нацисты…
– Но Будапешт брали дольше, чем Берлин.
– Будапешт – особая статья. Сейчас разговор о Берлине. То, что там происходило и как происходило, доставляло много головной боли советскому командованию. Установление контроля над городом являлось сложнейшей операцией. На подступах к Берлину мало было преодолеть Зееловские высоты, прорвать с тяжелыми потерями семь линий, оборудованных для долговременной обороны. На окраинах столицы рейха и на главных городских магистралях немцы закапывали танки, превращая их в бронированные доты. Когда наши части вышли, к примеру, на Франкфуртер-аллее, улица вела прямиком к центру, их встретил шквальный огонь, опять же стоивший нам многих жизней.
– Перед войной Франкфуртер-аллее называлась Гитлер-штрассе?
– Да, до мая 1945 года ее так обозначали. По ней танки были размещены во всех ключевых точках. Их экипажи с отчаянием обреченных расстреливали в упор советскую пехоту, автоколонны и танки. Командование вермахта намеревалось устроить на улицах Берлина второй Сталинград, теперь уже на реке Шпрее.
Когда я обо всем этом думаю, у меня свербит на сердце – не лучше ли было замкнуть кольцо вокруг Берлина и подождать, пока он не сдастся сам? Так ли обязательно было водружать флаг на Рейхстаг, будь он проклят?
При взятии этого здания полегли сотни наших солдат.
Сложно, конечно, постфактум судить и победителей и побежденных. Тогда же свою роль сыграли, по-видимому, соображения стратегического калибра. Западные державы, превращая Дрезден в груду развалин, пугали Москву потенциалом своей бомбардировочной авиации. Сталин хотел показать инициаторам «Немыслимого» огневую и ударную мощь советских вооруженных сил. С намеком – исход войн решается не в воздухе и на море, а на земле.
– Можем ли мы утверждать, что Берлинская операция удержала Лондон и Вашингтон от соблазна ринуться в третью мировую войну?
– Несомненно одно. Сражение за Берлин отрезвило многие лихие головы и тем самым выполнило свое политическое, психологическое и военное назначение. А голов на Западе, одурманенных сравнительно легким успехом, было хоть отбавляй. Вот одна из них – американский танковый генерал Патон. Он истерически требовал не останавливаться на Эльбе, а, не мешкая, двигать войска США через Польшу, Украину к Сталинграду, дабы закончить войну там, где потерпел поражение Гитлер. Сей Паттон называл нас с вами «потомками Чингисхана». Черчилль, в свою очередь, не отличался щепетильностью в выражениях. Советские люди шли у него за «варваров» и «диких обезьян». Короче, теория недочеловеков не была немецкой монополией.
Смерть Рузвельта обернулась почти молниеносной сменой вех в американской политике. В своем последнем послании конгрессу США (25 марта 1945 г.) президент предупреждал: либо американцы возьмут на себя ответственность за международное сотрудничество – в выполнении решений Тегерана и Ялты, либо они будут нести ответственность за новый мировой конфликт. Трумэна это предупреждение, это политическое завещание предшественника не смущало. На совещании в Белом доме 23 апреля 1945 года он впервые громогласно сформулировал свой курс на обозримую перспективу: капитуляция Германии – дело нескольких дней. Отныне пути СССР и США радикально расходятся, баланс интересов – это занятие для слабонервных. Трумэн был близок к тому, чтобы объявить о разрыве сотрудничества с Москвой во всеуслышание. Так могло и случиться, если бы… Если бы не фронда американских военных. В случае разрыва с Советским Союзом американцам пришлось бы в одиночку ставить Японию на колени, что, по оценке Пентагона, могло бы обойтись Соединенным Штатам гибелью от 1 до 2 миллионов «американских парней».
Итак, американские военные по своим соображениям предотвратили в апреле 1945 года сход политической лавины, правда ненадолго.
Наступление на Ялту повели исподволь. Последовала инсценировка капитуляции Германии в Реймсе 8 мая. Эта, по сути, сепаратная сделка вписывалась в план «Немыслимое». Еще одним свидетельством того, как после падения Берлина союзничество в рамках антигитлеровской коалиции увядало, стал отказ Эйзенхауэра и Монтгомери участвовать в совместном Параде Победы в бывшей столице рейха. Они вместе с Жуковым должны были принимать этот парад.
– Именно поэтому Парад Победы провели в Москве?
– Нет. Тот, задуманный Парад Победы в Берлине все-таки состоялся, но его принимал один маршал Жуков. Это происходило в июле 1945 года А в Москве Парад Победы состоялся, как известно, 24 июня.
Беседу вел военный обозреватель РИА «Новости»
В. Литовкин 2003
Второй фронт или война на два фронта?
Чего только общественность не наслышалась за последние четверть века по поводу операции «Оверлорд», высадки союзных войск в Нормандии! Одни подают ее как «главную битву Второй мировой войны», будто бы решившую судьбу нацизма. Другие усматривают в ней смену вех в стратегии демократий – переход от противоборства с «гитлеровской тиранией» к занявшему 55 лет крестовому походу за свободу, завершившемуся «