чувствовать боль нации, больше всех пострадавшей, чудом, точнее, чудовищными жертвами избежавшей распятия?
На Западе спросом пользуется версия, выдающая войну 1941 – 1945 годов за схватку мировоззрений. Именно из данной версии выводятся двойные весы и меры. Через эту призму рекомендуют взирать на происшедшее. Поднимем брошенную нам перчатку.
К чему сводилось кредо Третьего рейха, вознамерившегося лишить жизненного пространства Третий Рим? «Не победить, а стереть с лица земли». Завоеватели – от рядового до фельдмаршала – были «освобождены от унижающей химеры, именуемой совестью». Их наущали «уничтожать в себе жалость и сострадание, убивать всякого русского, советского, не останавливаться, если перед ними старик или женщина, девочка или мальчик, убивать… И этим прославиться в веках». Точь-в-точь как у гётевского Мефистофеля: «И разум человеку дан, чтоб в зверстве превзойти любого зверя» («er nennt’s Vernunft und braucht’s allein um tierischer als jeder Tier zu sein»).
Что противопоставляла нацистскому мракобесию советская сторона? В критическую зиму 1941/42 года Сталин во всеуслышание заявил: «Красная армия не имеет своей целью истребить немецкий народ и уничтожить германское государство… Не отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством. Опыт истории учит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается». В приказах, отдававшихся в победном 1945 году, Верховный главнокомандующий повторил: не каждый немец – нацист, не сотворять из Германии лунный пейзаж.
Допустим на мгновение худшее. Советский солдат, что за 1418 дней и ночей прошел все круги ада, добравшись до «логова врага», принялся бы переводить в судный день с немецкого на русский гитлеровскую программу «искоренения, разграбления, колонизации», «зеленую папку» Гиммлера, директивы Геринга и Розенберга, Кайтеля и Райхенау. По принципу «око за око», «зуб за зуб». Что сталось бы с Германией, вернее, что осталось бы от нее? Адмирал В. Канарис предостерегал верховное командование: фортуна – дама капризная, не закладывайте под Германию мину. В угаре начальных успехов Восточной кампании внимали не адмиралу, а «спецам» типа Греве.
Как планировалось «искоренять» «недочеловеков», зачищая пространство для арийских пришельцев? Отправить за один присест в иной мир сотню миллионов человек «технически» не получалось. Геринг, Гиммлер, Кайтель, Гейдрих сошлись на квоте -zich миллионов в 1941 году, а дальше – как выйдет. В ногу с физическим уничтожением намечалось извести саму среду обитания аборигенов. Москву и Ленинград решили затопить – слишком хлопотно взрывать квартал за кварталом. Не Пелопоннес или Карфаген, а Атлантида должна была стать их роком. Под снос были определены все города регионального значения, потенциальные очаги сопротивления новому порядку.
Изведение среды обитания заодно с большинством обитателей – не конец злодейства. На кого-то предстояло взваливать грязную работу. Без рабов не обойтись. И расовые селекционеры сочли умственную деградацию славян за самый надежный способ держать покоренных в узде. Биологической тени роботов школы, книги, музеи только во вред.
Конечным смыслом операции «Барбаросса» было «окончательное решение славянского вопроса». Плотью от плоти преступного замысла являлось не просто разграбление материальных богатств, но похищение у порабощенных прошлого, выхолащивание настоящего, дабы безвозвратно лишить их будущего. Эта неотъемлемая составная «Барбароссы» прорабатывалась идейно и организационно задолго до того, как на рассвете 22 июня 1941 года в эфире прозвучал пароль «Дортмунд».
Никто, мы тоже не сможем сделать прошлое небылым. В наших силах, однако, разобравшись в случившемся, твердо прийти к консенсусу – никакая цель не важна настолько, чтобы оправдать порочные средства для ее достижения. Выражать сожаление не лишне, но много лучше не затевать зла.
Приготовления к превращению России в духовную пустошь развернулись весной 1941 года. Центральным структурам, подчинявшимся лично Риббентропу и Розенбергу, вменялся розыск, отбор, вывоз в рейх культурных и исторических ценностей, как и вынесение приговоров памятникам архитектуры, музеям, театрам, библиотекам, школам и прочему, что не интересовало завоевателей, и приведение приговоров в исполнение. Весомую лепту в вандализм вносили гаулейтеры типа Кубе и Коха, чины служб СС, СД и гестапо. Итог – разорению или разрушению подверглись 427 музеев, 43 тысячи библиотек, 2439 архитектурных творений, 2234 церкви и монастыря (не без благословения Пия XII и его присных). Прибавьте к этому здания театров, клубов, школ, детских садов, архивохранилищ. По учетам Министерства культуры СССР, агрессор похитил 564 700 произведений искусства (изделия прикладного искусства поштучно не пересчитывались), около 100 000 археологических предметов. Его добычей стало 200 миллионов книг, нотных изданий, рукописей.
Такова фактическая сторона дела. Впечатляет? Скорее ужасает. И не столько статистика, не эквивалент потерь, выраженный в деньгах – 134 миллиарда золотых рублей чеканки 1914 года (разграбленные частные коллекции не в счет). Ужасает государственный вандализм, в который оказались вовлеченными легионы простых немцев.
Повторюсь, разграбление и уничтожение исторического и культурного наследия России не было побочным промыслом дорвавшейся до чужого добра солдатни. Планомерно, с сатанинской методичностью переводился с бумаги на местность замысел – лишить народ исторической памяти, сознания принадлежности к тысячелетним традициям и культуре, к связующей его православной вере. Без общего прошлого народ уподобляется перекати-полю, коим не будет погонять лишь ленивый.
Теперь юридическая сторона медали. Разгул нацистского вандализма побудил правительство США в конце 1942 – начале 1943 года призвать СССР и Великобританию учредить национальные комитеты в защиту культурных ценностей и условиться о порядке обязательного возмещения державами оси вызванных ими утрат. Вашингтон высказался, в частности, за то, чтобы «в случае, если (общественная) собственность окажется утерянной или разрушенной», возложить на Германию и ее союзников «осуществление реституций равнозначными произведениями искусства… из музеев держав оси либо из частных коллекций».
Контрольный совет, исполняя предписание руководителей держав, принявших безоговорочную капитуляцию Германии, конкретизировал порядок реституций. В документах «Определение понятия реституции» и «Четырехсторонняя процедура реституции» записано: «Право на реституцию принадлежит государствам, территория которых была оккупирована полностью или частично вооруженными силами Германии или силами ее союзников». И далее – «Если реституция предмета не может быть произведена, то право взыскивающей стороны на реституцию удовлетворяется путем компенсации из немецкого имущества равноценными предметами». «…Замена будет производиться из всякого имущества, принадлежащего Германии, германским официальным агентствам, общественным и частным юридическим лицам или физическим лицам…» Урегулированиями 1990 года, заменявшими мирный договор, затверждено: «Меры по изъятию имущества, осуществленные на основе прав и верховенства оккупационных властей, являются необратимыми».
Как претворялись решения Контрольного совета? Согласно зарубежным источникам, США завладели примерно четырьмя пятыми художественных ценностей, оказавшихся в поле зрения победителей. Остаток выпал на долю СССР, Англии и Франции. Строго говоря, процедура реституции, в редакции Контрольного совета, на Соединенные Штаты не должна была распространяться. Насколько известно, американская территория оккупации не подвергалась. Разве что Япония – союзник Германии отметилась на Филиппинах и располагавшихся там военных базах США.
Часто, излишне часто воспроизводится тезис – в хаосе рушившегося нацистского рейха немецкие власти потеряли из вида трофеи, что эшелонами вывозились из СССР и некоторых других стран. Самокритику не верно доводить до самооправдания. Назначив себя в правопреемники Третьего рейха, Федеративная Республика унаследовала и его активы и пассивы. Стало быть, федеральным властям надлежало вплотную и настойчиво заниматься прояснением, что из награбленного в Советском Союзе осело в запасниках и загашниках немецких музеев и иных хранилищ или украсило, к примеру, официальные резиденции, что попало в частные дома. Кроме того, было бы недурно удостовериться, что все-таки перекочевало за океан, хотя бы во исполнение распоряжения Трумэна от 18.06.1945 поспешить с вывозом «перемещенных ценностей» из районов, передававшихся под «юрисдикцию русских».
Парадокс: выступив инициаторами реституций, американцы сами же сводили их на нет, продлевая трудную эпопею «трофейного искусства». Причем не одного советского происхождения. Проиллюстрирую, что имею в виду. Вашингтон не известил советскую сторону, что его подчиненные извлекали летом 1945 года из соляной шахты Гросслебен (близ Хельмштедта). В ней нацисты, по абсолютно достоверным данным, складировали архивы и музейные ценности, похищенные из российских и польских городов. Американцы не содействовали идентификации владельцев предметов искусства, свозившихся на сборные пункты в их зоне оккупации. Произведения, отобранные «нацистскими культурологами» для музея фюрера в Линце, перекочевали под конец войны в Мюнхен. Попали ли туда Рембрандт из Калуги, Донателло из Ростова-на-Дону, Мурильо из Пятигорска, шедевры из Петергофа и Царского Села, Гатчины и Павловска, окутано по сию пору занавесом молчания.
Выводы из совокупности изложенных и неупомянутых обстоятельств зависят от готовности «не быть предвзятым себе же в урон» (sei nicht parteiisch dir selbst zum Schaden, strauchle nicht dir selbst zum Fall. Jesus Sirach 4/22). При готовности уважать законные интересы партнера, считаться с его резонами – конструктивный диалог возможен. Но избави Бог бередить раны неуместным сопоставлением и, хуже того, очернением. Нет в России семьи, кою не обездолило бы нацистское нашествие. Верно, у горя есть где-то берега. Не размывайте их ненароком.