Но тут встряли два политика. На заседании политбюро А.А. Громыко задает вопрос: «Кто придумал эту дурацкую затею? Мы что, должны заботиться о жизнеспособности Западного Берлина? Стоит, наверное, привлечь к ответственности тех, кто все это придумал». В ФРГ тоже нашелся человек калибра Громыко, который выступал против «технологических подарков» Советскому Союзу. Пусть Москва в своем соку варится.
Аналогичным образом канули в Лету другие начинания. Правильно ли гнать по трубопроводам газ, чем мы занимаемся до сих пор? Вместе с зампредом Совета Министров Л.А. Кастандовым и опять-таки Моммзеном мы прорабатывали вариант превращения газа в метанол на месте добычи сырья, чтобы по трубе транспортировался концентрат энергии. На сей раз голос поднял Вашингтон: «Германия не должна попасть в чрезмерную зависимость по энергоносителям от Советского Союза». И эту точку зрения поддержал кое-кто из руководства ФРГ.
Сегодня немало говорится о необходимости глубокой переработки леса и прекращения вывоза из России кругляка. Стоит напомнить в данном контексте о следующем. Только в Архангельской области каждый год по весне сбрасывается в Северную Двину, а через нее в Белое море порядка миллиона тонн коры, опилок и стружки. В мою бытность существовал проект, позволявший превратить эти отходы в прекрасный строительный материал. Стоимость проекта составляла 17 миллионов марок. Идея была отринута – «дороговато». Миллион тонн в год сбрасывать в реку, нанося колоссальный ущерб экологии, теряя миллионы и миллиарды, – это «пустяк».
Людей, болевших за дело, людей, занимавших достаточно высокие должности, имелось на разных уровнях и ступенях власти или около нее немало. Назову Н.К. Байбакова, к сожалению, днями скончавшегося, Н.В. Огаркова, Н.Н. Иноземцева. Они предлагали другие варианты решений, чем выносились на нашем олимпе. Реакция на их возражения была подчас весьма суровой. Байбакова отправили на пенсию, Огаркова сместили с поста начальника Генерального штаба, других, менее заметных, как Арбатова, Цуканова и меня, просто отодвинули от Брежнева, чтобы своим «очернительством» не досаждали больному генсеку.
Первые мысли, что есть предел возможного, что народ не может дальше все выносить безропотно, проснулись наверху с приходом к руководству Андропова. Нельзя было бесконечно бросать в топку гонки вооружений четверть внутреннего валового продукта, урезая расходы на здравоохранение и другие социальные нужды, продолжая и дальше милитаризовать науку и все отрасли народного хозяйства.
Неотвеченным остается вопрос, не слишком ли поздно проклюнулось пробуждение? Не началась ли агония Советского Союза в конце 70-х, когда, подражая ВПК Соединенных Штатов и завлекаемые в трясину администрацией Картера, мы запустили в производство дюжину новых военных программ?
Навстречу 65-летию победы
В прочтении истории XX столетия наука так и не докопалась до корней событий, сотрясавших шар земной. И не потому, что она не хочет, откликаясь на завет А.С. Пушкина, «воскресить минувший век во всей его истине». К сожалению, власти предержащие не устают пресекать любознательность, не укладывающуюся в предписание – кто контролирует прошлое, тот программирует будущее, и потворствовать тем «экспертам», что способны, процитирую весьма влиятельного американского деятеля, «правильно синтезировать и выражать идеи своих нанимателей».
Здесь объяснение неразгаданности множества загадок, оправдание произвола в архивной ипостаси. Огромный массив документов, высвечивающих генезис не только Второй мировой и даже Первой мировой войны, остается недоступным стороннему оку. Хуже того, архивы втихую «пропалывают», дабы легенды, коими политиканы разных мастей замещают правду, не были поколеблены.
Пара примеров на раздумье. Победители приписали Германии, Австро-Венгрии и их попутчикам вину за развязывание Первой мировой. Насколько обоснованно? Обратимся к откровениям сэра Уинстона Черчилля, который в 1914 году стоял возле руля британской политики. Он назидал внуку Бисмарка: вы, немцы, недоумки. Вместо того чтобы бросить все силы на разгром России, рейх ввязался в войну на два фронта. Займись он в основном русскими, мы позаботились бы о том, чтобы французы вам не мешали. Черчилль закончил собеседование с Бисмарком (на календаре – октябрь 1930 года) призывом исправлять ошибки и не позволить Советской России развивать промышленность и обрести таким образом весомый оборонительный потенциал.
Формально всполохи Первой мировой войны улеглись с подписанием 11.11.1918 компьенского перемирия. Однако если не впадать в схоластику, не делить международное сообщество на чистых и нечистых, придется признать – пусть под другой личиной, война продолжалась. И главным объектом вожделений как Альбиона, так и ряда других держав оставалась Россия.
Спросим себя, кто был крестным отцом «военного коммунизма», де-факто сведшего на нет народовластие, которое полагалось олицетворять Советам? Не лозунговым или декоративным, но полнокровным и полновластным. На Декрет о мире, принятый Вторым Всероссийским съездом Советов рабочих и солдатских депутатов 8 ноября 1917 года, призывавший воевавшие стороны немедленно прекратить кровопролитие и заключить справедливый демократический мир, «демократы» отозвались декабрьскими (1917 года) решениями Антанты о разделении Российского государства на «сферы действий», об организации вооруженной интервенции и раздувании всяческих инсургентских движений. Между тем еще не было ни белого, ни красного террора, ни национализации иностранных капиталов, ничего другого из «джентльментского» набора, коим тогда и десятилетия спустя жонглировали охочие до чужих богатств. Делегация США отбыла на Версальскую конференцию 1919 года с директивой решать «русскую проблему» кардинально. Под крылом Москвы заокеанские доброхоты оставляли Среднерусскую возвышенность. Остальное, включая Белоруссию, Украину, Бессарабию, Кавказ, Среднюю Азию, Сибирь, Дальний Восток, от Руси отсекалось.
Сия «дорожная карта» была претворена в жизнь частично. С изгнанием интервентов и окончанием Гражданской войны точка в империалистических поползновениях не проставлялась. Страна Советов не избавилась от внешних угроз, не обрела покой. Она пребывала в постоянной осаде. Ни до, ни после 22 июня 1941 года нам не было суждено возрадоваться ни единому по настоящему мирному дню. Установка на то, чтобы окружить новую Россию «кольцом бешено ненавидящих большевиков государств», не являлась риторикой. Русофобия, закамуфлированная после Октябрьской революции под антисоветчину, цвела в 20—30-х годах бурным цветом.
Ни к чему упрощать ситуацию. Русофобский громоотвод не отменил, а лишь притупил межимпериалистическое соперничество. Прежде чем просохли подписи под Версальским, Севрским, Сен-Жерменским и прочими мирными договорами, на горизонте проступили контуры очередного передела мира. США, Англия, Франция – каждая на свой манер – тщились утвердиться в роли вселенских поводырей. Итальянцы зарились на «недоколонизованные» сегменты Африки. Польшу, Румынию, финских шюцкоровцев, папских «миссионеров» влекли «восточные территории».
В 1923 году японское руководство определилось – взят курс на подготовку к войне с СССР и США. План военных операций против Советского Союза предусматривал овладение Северным Сахалином и Приморьем, наступление сухопутных войск на запад вдоль Транссибирской железной дороги до озера Байкал. Предпосылкой успеха назывался захват Маньчжурии.
Премьер-министр Танака представил в 1927 году императору меморандум, в котором рекомендовал вслед за Маньчжурией овладеть Внешней и Внутренней Монголией, после чего вплотную заняться разделом СССР и завоеванием Центрального Китая. Поскольку на Китай имел виды также Вашингтон, Танака объявлял неизбежным вооруженный конфликт с Соединенными Штатами.
Англичане сочувственно взирали на японские притязания, если не сказать – поощряли Токио к авантюрам. Помимо русофобской составляющей, Лондоном двигало стремление оградить имперские позиции от происков «неотесанных янки», набравших чрезмерный вес по ходу Первой мировой. Из двух зол выбиралось, как казалось британским консерваторам, меньшее. Достаточно в этом контексте сослаться на соглашение Арита—Крейги (июль 1939 год). Оно освещало завоевания японцев в Китае и готовившийся рейд Квантунской армии в Монголию с возможным развертыванием операции против СССР.
Почему важно это знать? С точностью до минуты известно, когда опустился занавес Второй мировой войны – Япония капитулировала 2 сентября 1945 года. Но политики и вслед за ними большинство историков не в состоянии привести к консенсусу факты и мнения – когда же началась для той же Японии Вторая мировая война. В момент нападения Германии на Польшу? К 1 сентября 1939 года японская агрессия унесла около 20 миллионов китайских жизней. Или включение Японии в мировой конфликт следует связывать с нападением на Пёрл-Харбор? Опять-таки нестыковка. С 1939 по 1941 год самурайский меч заклал еще пару-другую миллионов китайцев. И вообще, как быть с потерями народов Индокитая, Индонезии, Бирмы, Малайзии, Филиппин в вооруженной борьбе с японскими милитаристами? Они ведь не отражены в мартирологе катастрофы. Американские и английские утраты, австралийские и новозеландские, даже русские принимаются в зачет. А жертвы среди «не белых», без малого 40 миллионов человек, – побоку.
На то есть свои резоны. Без подобных постыдных манипуляций приверженцев «прав человека» рассыпается гипотеза, будто мир погрузился в пучину войны 1 сентября 1939 года, а именно: вслед за подписанием советско-германского пакта о ненападении. Захват фашистской Италией Абиссинии, оплаченный гибелью 500—600 тысяч эфиопов, это – зачистка от «преувеличенных представлений (африканцев) о независимости». Устроенный Берлином и Римом мятеж Франко против Испанской республики, обошедшийся в полтора миллиона жертв, это – некий эпизод, спровоцированный социальной ересью. Аншлюс Австрии сходил в британском истолковании за устранение дефектов Версаля. Распятие Чехословакии выдавалось чуть ли не за вклад в обустройство «прочного европейского порядка».