Нет, в 20—30-х годах правящие круги Англии, Франции, Соединенных Штатов, как и Германии, Италии, Японии, отлично знали, что творят. Приход нацистов к власти не был результатом лишь внутренних пертурбаций в Веймарской республике. Вашингтон свел к минимуму репарационное бремя, возложенное на Германию Версальским договором. Ко времени возведения Гитлера в сан рейхсканцлера немцы отстегнули около 12 миллиардов марок репарационных платежей, тогда как из-за океана к ним в экономику и, надо полагать, в виде политических бонусов притекло 28—30 миллиардов долларов. Ключевую роль в становлении мощной промышленной базы будущих нацистских агрессий сыграли США.
Детальное освещение данной темы заняло бы много места. Поэтому ограничимся констатацией: Советский Союз ясно озвучил свое отношение к захвату нацистами власти. Гитлер – это война. Москва оборвала военно-технические связи, установленные ранее с Веймарской республикой, и с еще большей настойчивостью принялась продвигать идею коллективной безопасности в Европе.
А Вашингтон, Лондон, Париж или Варшава, прибалты? Американцы лучше, чем кто-либо, ведали, под какую программу взнуздывалась Германия. Тесный контакт непосредственно с Гитлером завязался у них в ноябре 1922 года, и он не прерывался до декабря 1941 года. Судя по всему, истоки планов Дауэса и Юнга, как и «меморандума Гувера», снявшие с Германии репарационные вериги, не родственны альтруизму. Экстремистски настроенные фракции США грезили тогда решающей схваткой с «советским изгоем». Кризис 1929—1933 годов спутал карты. Преемник Г. Гувера президент Ф. Рузвельт уклонился от выражения восторгов или сомнений по поводу крутых перемен в германских политических верхах. Он предпочел позицию выжидания.
Для британских политмодельеров Гитлер тоже не выглядел ребусом. Один из идеологов нацизма А. Розенберг разъяснял им, что вкладывалось в понятие «новый порядок». И другие информаторы не обделяли Лондон своим вниманием. Итог – минуло менее полутора месяцев после перевоплощения Гитлера – демагога в помазанника-фюрера, как англичане вкупе с итальянцами преподнесли ему в дар статус великой державы, пригласили на равных с ними и французами вершить европейские дела. Игнорируя интересы СССР. «Лимитрофы» и «прочие разные шведы» вообще не в счет. Очищению от «скверны Версаля», чего полтора десятилетия понапрасну домогалась Веймарская республика, был дан ход. В сверхрасширенной редакции и с необозримыми рисками.
Не суть важно, что инспирированный англичанами «пакт четырех», подписанный 15 июля 1933 года и поддержанный, кстати, США как «доброе предзнаменование», формально не вступил в силу из-за несговорчивости французского Национального собрания. Проба пера, которым вскоре будут выводиться приговоры Испании, Австрии, Чехословакии, прописываться маршруты в большую европейскую войну, состоялась. И сарказмом отдает изречение (1935) Черчилля: «История богата людьми, которые пришли к власти посредством темных махинаций. Они, если рассматривать их жизнь в совокупности, могут тем не менее считаться великими деятелями, обогатившими историю человечества. Таким человеком мог бы стать Гитлер…» Действительно, Гитлер и его свора обогатили историю сверх всякого предела, что вскоре придется признать и автору приведенных пышных комплиментов.
Хронологический ряд обхаживания Гитлера воспитателями с Темзы скажет все должное сам за себя. Итак: март 1933 года – «пакт четырех». Октябрь 1933 года – немцы покидают Женевскую конференцию по разоружению и Лигу Наций по соображениям «чести», в знак протеста против попыток «обращаться с немецкой нацией как бесправной и второразрядной». Реагируя на советские предложения о заключении «восточного пакта», обязывающего его участников не прибегать к насилию и в случае агрессии приходить на выручку друг другу, и о преобразовании конференции по сокращению и ограничению вооружений в постоянную конференцию мира, наделенную полномочиями «оказывать своевременную, посильную помощь» государствам, над которыми нависла угроза, Берлин и Варшава условились 27.07.1934 о нижеследующем: коль скоро «восточный пакт» состоится, оформить военный союз с Японией с перспективой вовлечь в него Венгрию, Румынию, Финляндию и прибалтов.
13.03.1935 Гитлер объявил: германские ВВС возрождены. Тремя днями позже он ввел в стране всеобщую воинскую повинность. Правительство Болдуина не просто принимает эти вызовы к сведению. 18.06.1935 оно подписывает с немцами военно-морскую конвенцию. ВМС Германии могут (для начала) выйти на уровень 35 процентов от британского флота. Балтика пошла с молотка как сфера влияния рейха. 7.03.1936 части вермахта вошли в демилитаризованную Рейнскую область. В это же время Гитлер денонсирует локарнские договоры (1925) о гарантиях западных границ и арбитраже «в отместку» за заключение Францией союзного договора с СССР. 25.11.1936 Германия и Япония подписывают антикоминтерновский пакт.
Можно ли было упредить скатывание человечества в бездну? Можно и должно. Государственный секретарь при Гувере и военный министр в администрации Рузвельта Г. Стимсон, посвященный в сокровенные тайны большой политики, писал: Вторая мировая война началась от рельсов Мукдена. Поставь в сентябре 1931 года заслон японской агрессии против Китая, удалось бы подавить в зародыше претензии Токио на формирование «сферы сопроцветания в Великой Восточной Азии». Выполни Англия и Италия свои гарантии по неприкосновенности статуса демилитаризованной Рейнской области и прочие обязательства на предмет уважения территориального статус-кво в Европе, Гитлеру было бы сложнее переводить на местность планы завоевания «жизненного пространства». И не обязательно было возводить дополнительные барьеры против силовой вакханалии. Верность долгу, международному праву, принципу неделимости безопасности – вот что требовалось в первую очередь и что начисто отсутствовало в реальной политике «демократий». И одно должно было быть исключено изначально: нельзя было выстроить более безопасный и справедливо устроенный мир против Советского Союза.
Заглянем в меморандум Форин-офис от 17.02.1935: «Потребность в экспансии толкнет Германию на восток, поскольку это будет единственной открытой для нее областью, и, пока в России существует большевистский режим, эта экспансия не может ограничиться формами мирного проникновения». Еще циничней стратегия Альбиона виделась заметному в ту годину лорду Ллойду. «Отвлечь от нас (англичан) Японию и Германию, – требовал он, – и держать СССР под постоянной угрозой». «Мы, – заявлял лорд, -предоставим Японии свободу действий против СССР. Пусть она расширит корейско-манчьжурскую границу вплоть до Ледовитого океана и присоединит к себе дальневосточную часть Сибири… Мы откроем Германии дорогу на восток и тем обеспечим столь необходимую ей возможность экспансии». Замешанный на русофобии антисоветизм затмевал рассудок.
В октябре 1936 года Берлин и Рим подписали секретный протокол о взаимодействии. Через месяц, повторим, был заключен антикоминтерновский пакт Германии с Японией. В секретном приложении к нему объектом притязаний значился Советский Союз. На случай возникновения или угрозы войны между Страной Советов и одной из договаривающихся сторон другой сообщник обязывался не «предпринимать никаких мер, осуществление которых могло бы облегчить положение СССР». Кроме того, было условлено, что Германия и Япония не будут вступать с Москвой в какие-либо политические договоры, противоречащие духу пакта. В ноябре 1937 года к пакту присоединились Италия и Венгрия, в 1939 году франкистская Испания и Маньжоу-Го.
Британский премьер С. Болдуин признавал в 1936 году, что в случае вооруженного конфликта Англия «могла бы разгромить Германию с помощью России, но это, по-видимому, имело бы своим результатом лишь большевизацию Германии». Чтобы такой «большевизации» не стряслось, Лондон принялся подсказывать немцам, как без перенапряжения обеспечить «дранг нах остен».
В ноябре 1937 года глава МИД Англии нанес официальный визит в Берлин. Лорд Галифакс возблагодарил фюрера за «великое дело» – «уничтожив коммунизм в собственной стране, он закрыл ему путь в Западную Европу». Германия заслужила право считаться «оплотом Запада против большевизма». Тем самым создана основа взаимопонимания между двумя державами, от коего не стоило бы отлучать Францию и Италию. «Хозяевами дома», подчеркивал Галифакс, должны были выступать эти четыре державы, и только они.
Гитлер обусловил «взаимопонимание», в частности, аннулированием Францией и Чехословакией договоров о взаимопомощи с СССР как осложняющих европейскую ситуацию и подстегивающих гонку вооружений. Галифакс ответствовал: Лондон «смотрит в глаза (потребности) подлаживания к новым обстоятельствам, исправления прежних ошибок и на ставшие необходимыми изменения существующих реалий». «Мир, – по словам лорда, – не статичен, и никакие модальности перемен в существующих реалиях нельзя исключать». «Рано или поздно», продолжал Галифакс, произойдут подвижки, которых желает Германия, конкретно – «в вопросах, касающихся Данцига, Австрии и Чехословакии». Англию заботит лишь, чтобы «перемены эти состоялись посредством мирной эволюции».
Как раз в ноябре 1937 года Лондон и Париж сговариваются сдать немцам Австрию и Чехословакию. Чемберлен обосновал свой подход без витийств: «Достаточно посмотреть на карту, и станет ясным: ничто из того, что в состоянии сделать Франция или мы, не может уберечь Чехословакию от нашествия немцев, если они на это решатся… Поэтому я отказался от мысли дать какие-либо гарантии Чехословакии, а также французам в контексте их обязательств по отношению к этой стране». Премьер выступал за «решение, приемлемое для всех, кроме России».
Понятно, что Чемберлену претило мартовское (1938) предложение Москвы созвать конференцию с участием СССР, Англии, Франции, США и Чехословакии, чтобы противопоставить «большой союз» нацистским планам закабаления мира. Советскую готовность выполнить военные обязательства перед Чехословакией, зафиксированные в договоре о взаимопомощи 1935 года, англичане расценили как неприемлемый для их политики вызов. Было бы «несчастьем, – приведем слова премьера, – если бы Чехословакия спаслась благодаря советской помощи».