Англии не подошла также оферта Вашингтона, высказавшегося за созыв конференции для «очищения» мировых проблем и выработки «правил» мирного международного сотрудничества. Довод – «любое вмешательство Соединенных Штатов в европейские дела» не допустимо.
Великие «демократы» сдали агрессору малого демократа. Германской экспансии, «естественно ориентированной на восток», как твердил тогда Г. Гувер, ничто не должно было мешать. Бывший президент США вел не сольную партию. Ж. Боннэ, министр иностранных дел Франции, разослал французским послам циркуляр, вскрывавший подтекст франко-германской декларации о ненападении, мире и консультациях (6.12.1938): «Германская политика отныне ориентируется на борьбу с большевизмом. Германия проявляет волю к экспансии на восток». Еще бы! При подготовке текста декларации Боннэ обещал Риббентропу «не интересоваться восточными и юго-восточными делами».
Министр внутренних дел в рузвельтовском кабинете Г. Икес следующим образом отразил маневры британцев: Англия «лелеяла надежду, что ей удастся столкнуть Россию и Германию между собой, а самой выйти сухой из воды». Впрочем, можно обойтись без свидетельств из-за океана.
В нашем распоряжении откровения премьера Чемберлена. 16.05.1939 кабинет министров обсуждал меморандум начальников имперских штабов. В нем, в частности, говорилось: соглашение о взаимной помощи с Францией и СССР «будет представлять солидный фронт внушительной силы против агрессии». Незаключение такого соглашения было бы «дипломатическим поражением, влекущим серьезные военные последствия». Если бы, отвергая союз с Россией, Англия толкнула ее на договоренность с Германией, то, предрекали военные, «мы совершим огромную ошибку жизненной важности».
Лорд Галифакс заявил, что политические аргументы против пакта с СССР перевешивают военные соображения в пользу пакта. Обмен мнениями подытожил Чемберлен: он «скорее подаст в отставку, чем подпишет союз с Советами». Было условлено сохранять видимость диалога с советской стороной и тем мешать сближению Москвы с Берлином.
4 июля британский кабинет подтвердил: «Главная цель в переговорах с СССР – предотвратить установление Россией каких-либо связей с Германией». 10 июля при рассмотрении процедуры возможных «технических» военных переговоров с советской стороной Галифакс изрек: «Начавшись, военные переговоры не будут иметь большого успеха. Переговоры будут затягиваться, и, в конечном счете, каждая из сторон добьется от другой обязательств общего характера. Таким образом, мы выиграем время и извлечем максимум из ситуации, которой не можем сейчас избежать». Позицию канцлера казначейства Дж. Саймона протокол запечатлел так: «Нам важно обеспечить свободу рук, чтобы можно было заявить России, что мы не обязаны вступать в войну, так как мы не согласны с ее интерпретацией фактов». Из слов Саймона вытекало, что Лондон вполне мог воздержаться от объявления войны рейху и в случае германской агрессии против Польши, удовлетворившись тем, что в конфликт втянулся бы только Советский Союз.
На фоне сгущавшихся грозовых туч свой голос в пользу сотрудничества с СССР поднял У. Черчилль, разуверившийся в партнерстве с Германией. Приведу несколько наиболее значимых пассажей из его выступления в палате общин 19.05.1939, обращенного к правительству Чемберлена:
«Предложения, выдвинутые русским правительством, несомненно, имеют в виду тройственный союз между Англией, Францией, Россией. Такой союз мог бы распространить свое преимущество на другие страны, если они их пожелают. Единственная цель союза – оказать сопротивление дальнейшим актам агрессии и защитить жертвы агрессии. Я не вижу в этом предосудительного… Существует значительное тождество интересов Великобритании и объединившихся держав на юге. Нет ли такого же тождества интересов на севере? Возьмите, например, Прибалтийские страны – Литву, Латвию, Эстонию, которые были некогда поводом для войн Петра Великого. Россия в высшей степени заинтересована в том, чтобы эти страны не попали в руки нацистской Германии. Это жизненно важно на севере. Мне нет нужды подробно останавливаться на Украине, что означало бы вторжение на русскую территорию. Вы видите, что на всем протяжении этого восточного фронта затронуты важнейшие интересы России. Поэтому, как мне кажется, вы могли бы с достаточным основанием предположить, что русские объединятся со странами, интересы которых точно так же затронуты.
Если вы готовы стать союзниками России во время войны, во время величайшего испытания, волей случая проявить себя для всех, если вы готовы объединиться с Россией в защите Польши, которую вы гарантировали, а также в защите Румынии, то почему вы не хотите стать союзниками России сейчас, когда этим самым вы, быть может, предотвратите войну?.. Если случится самое худшее, вы все равно окажетесь вместе с ними в самом горниле событий и вам придется выпутываться вместе с ними по мере возможности. Если же трудности не возникнут, вам будет обеспечена безопасность на предварительном этапе.
Ясно, что Россия не пойдет на заключение соглашений, если к ней не будут относиться как к равной и, кроме того, если она не будет уверена, что методы, используемые союзниками – фронтом мира, – могут привести к успеху. По существу я согласен с Ллойд Джорджем, что, если нужен надежный восточный фронт, будь то восточный фронт мира или фронт войны, такой фронт может быть создан только при действенной поддержке дружественной России, расположенной позади всех этих стран.
Бездействием этого восточного фронта невозможно удовлетворительно защитить наши интересы на Западе, а без России невозможен действенный восточный фронт. Если правительство его величества. отклонит и отбросит необходимую помощь России и таким образом вовлечет нас наихудшим путем в наихудшую из всех войн, оно плохо оправдает доверие и, добавлю, великодушие, с которым к нему относились и относятся его соотечественники».
В ходе ноябрьских (1937) англо-германских переговоров стороны, как упоминалось, констатировали, что создается основа взаимопонимания между двумя державами. Действительно, основа наличествовала широкая. Кредо Чемберлена гласило: «Чтобы жила Британия, Советская Россия должна исчезнуть». Гитлер в беседе с польским мининделом Беком подчеркивал: «Для рейха Россия, царская или большевистская, одинаково опасна» (январь 1939 года). Опасность устраняют.
Экономии места ради опустим перечисление предложений по обустройству коллективной безопасности в Европе, вносившихся Советским Союзом с 1925 по 1939 год. Немалого удалось достичь благодаря заключению двусторонних договоров о ненападении, прежде всего с соседними государствами. С Францией и ЧСР были подписаны союзные договоры. Но система не сложилась прежде всего из-за саботажа Великобритании.
Когда на Темзе все-таки забрезжили сомнения в правильности ставки преимущественно на Германию Гитлера? Даже самых твердолобых не мог не пронимать очевидный факт – на подготовку к войне рейх израсходовал к 1939 году больше средств, чем Англия, Франция и США, вместе взятые. Рано или поздно оружие должно было заговорить. А тут еще Польша добавила головной боли – под давлением берлинских угроз, перемежавшихся с приманками, ее правители склонялись в начале 1939 года принять сторону «сильного», каким в свете тогдашних событий выступал Берлин.
18 марта 1939 года англичане, после предъявления Германией ультиматума Румынии, прозондировали возможную реакцию Москвы на случай прямой нацистской агрессии. В результате взяли старт вяло протекавшие англо-советские, позже англо-франко-советские контакты, условно принимавшиеся за переговоры. Из подлинных британских документов следует: эти переговоры рассматривались Лондоном прежде всего как рычаг давления на рейх, дабы побудить Гитлера взвесить преимущества «англо-германской договоренности по всем важным вопросам», которая позволила бы Британии освободиться от обязательств по отношению к Польше и Румынии и выйти на «генеральное урегулирование».
Диалог Вильсона, главного советника Чемберлена, с Вольтатом, имперским чиновником по особым поручениям, в ходе которого обсуждался означенный круг тем, длился с 8 по 21 июля. Англичане рассчитывали на положительный ответ. А чтобы ускорить его, поколебать самоуверенность если не Гитлера, то его ближайшего окружения, освежили намек – у Альбиона есть на выбор альтернатива. 23 июля Галифакс известил посла СССР в Лондоне И. Майского о готовности вступить в военные переговоры, не дожидаясь результатов политических переговоров. Он пообещал, что британская делегация отправится в Москву «через 7—10 дней».
Германский посол Дирксон докладывал из Лондона в центр, что «возникшие за последние месяцы связи с другими государствами (контакты с СССР, Польшей и Румынией) являются лишь резервным средством для (нахождения) подлинного примирения с Германией и что эти связи отпадут, как только будет действительно достигнута единственно важная и достойная усилий цель – соглашение с Германией». Откликом Гитлера на британские посулы можно считать его обращение (11.08.1939) к К. Буркхардту, верховному комиссару Лиги Наций в Данциге, с просьбой о «доброй услуге» – помочь разъяснить Западу суть происходившего. «Все, что я предпринимаю, – подчеркивал нацистский предводитель, – направлено против России; если Запад столь глуп и слеп, что не понимает этого, я буду вынужден сговориться с русскими, чтобы разбить Запад и затем, после его поражения, собрав все силы, повернуться против Советского Союза. Мне нужна Украина, чтобы никто, как в прошлую войну, не морил нас голодом». Гитлер, как видим, разыгрывал свой покер: не примете требования Берлина – пойду с козырной русской карты.
На чем заклинились июльско-августовские попытки по сближению Лондона и Берлина? В предложения Вильсона была вработана оговорка – Германия не должна «предпринимать акции в Европе, чреватые войной, за исключением мер, которые получат полное согласие Англии». В намерение Гитлера, однако, не входило соглашаться с заявкой британцев на функцию цензора его решений. Тем более что даже при желании подсобить полякам в роковую минуту Англия и Франция ничего