1950 год. По каналам Красного Креста руководство СССР ставит Бонн в известность о готовности репатриировать большинство немцев, отбывавших наказание в советских лагерях по обвинению в военных преступлениях. Федеральный канцлер запретил Красному Кресту ФРГ вступать в контакт с Советами. Документ с циничной резолюцией Аденауэра хранится в Кобленцском архиве. Облегчение судьбы тысяч военнопленных затянулось на пять лет.
Глава правительства ГДР В. Штоф направил на имя канцлера письмо с предложением условиться о совместных или параллельных шагах, которые смягчали бы воздействие политического раскола на повседневные связи жителей двух немецких государств. Аденауэр выдвинул в ответ набор предварительных условий. Они были приняты. С подсказки трех верховных комиссаров Бонн переписку на этом и прервал.
Вместе с коллегой по Советской контрольной комиссии я встречался в ноябре 1950 года с Г. Хайнеманом, демонстративно покинувшим боннский кабинет в знак протеста против милитаризации ФРГ. Собеседник выражал сомнения в том, что сигналы доброй воли со стороны Москвы или Восточного Берлина окажут нужное влияние на канцлера. По оценке Хайнемана, антисоветизм Аденауэра был не столько его убеждением, сколько отражением стремления пожать (ernten) максимум милостей у Вашингтона.
Вторую половину 1952 года, на фоне мартовской ноты Сталина, правительственный Бонн сотрясали страсти. Свободные демократы во главе с Блюхером настроились на разрыв с ХДС/ХСС (план Мидельхауве). Президент Т. Хойс помог американцам загнать крамолу вглубь. Перед глазами, однако, продолжал маячить пример Финляндии и Австрии – добрососедство с русским колоссом не мечта.
Государственный договор (1955) с Австрией дал новый импульс сомнениям и размышлениям. Ю. Рааб и его друзья не поддавались давлению США. Они отстояли единство Австрии, и выдержка себя оправдала. Министр финансов Ф. Шеффер (партия ХСС) тайно направился в Восточный Берлин. Есть причины полагать, что кое-что о идее германской конфедерации знал Ф.-Й. Штраус.
Парадоксальная ситуация. Даллес убеждал К. Аденауэра не уклоняться от диалога с Восточным Берлином. Хрущев давил на В. Ульбрихта, чтобы тот не вставал в позу. Усадить за один стол антиподов не удалось. Не сработал и «германский план» СДПГ, хотя советская сторона, смею утверждать, ему сочувствовала. Иррациональное время продуцировало иррациональное восприятие реальностей.
Научиться говорить правду себе, прежде чем поучать других, – тоже античная максима, уместная для нынешнего смурного времени. «Невозможно решать проблемы, – завещал А. Эйнштейн, – используя тот же образ мысли, который привел к их появлению». Взирая на все и вся через прицельные устройства, не очистив сознание свое от непотребного, не постичь суть императивов.
В самом деле, можно ли оздоровить политический климат на земле, презирая неделимость безопасности, вознося свои интересы над интересами «чужаков», выбивая у «изгоев» почву из-под ног?
Не обернутся ли планетарным коллапсом хищническое отношение к природе, бездумная растрата ее даров, отравление эмиссиями земной атмосферы и водных ресурсов?
Глобализация свелась к разруливанию финансовых и товарных потоков, к прислуживанию горстке олигархов. В России 98 процентов доходов от собственности оседает в карманах 7 процентов населения. С «зияющих высот» сорвался в пропасть Советский Союз. Но те же приметы присущи самым развитым демократиям. Клонирование сознания способно лишь отсрочить социальный тайфун. Надолго ли?
Процесс глобализации, понятно, не повернуть вспять. Некоторые конгломераты, вероятно, исчезнут. Возникнут новые. Когда-то в межнациональном общении верховодила латиница. Сейчас на подъеме американский жаргон. Он уже профилирует в научной терминологии, в лексике морского и воздушного сообщения, в электронных средствах связи. Это не должно смущать. Никто, кроме бесноватых, не додумается вводить запреты на классическую музыку, живопись, архитектуру. Но как бы ни менялся общий духовный фон, и к XXI веку французы, будучи европейцами, не перестанут быть французами, немцы немцами, итальянцы итальянцами. Русские останутся русскими, китайцы китайцами, индусы индусами (хотя сегодня у них роль моста между тысячью диалектов и языков выполняет английский). Духовной сфере присущ свой закон сохранения вещества. Его не нарушает обмен положительным опытом и достижениями науки и культуры. Это можно только приветствовать. С оговоркой – претендентам в учителя надобно самим брать уроки у учеников.
Вернусь к началу экспозе: ныне живущие – творцы будущего. Своего и грядущего поколений. Какая партитура принимается за основу – Девятая симфония Бетховена с одой «К радости» или «Реквием» Моцарта? Вот где ключ – и скрипичный, и басовый. Выбор – за каждым из нас.
2012
Можно отделить церковь от государства, но нельзя отделить церковь от народаДля Московской патриархии
– Валентин Михайлович, 1988 год, год празднования 1000-летия Крещения Руси, принято считать началом церковного возрождения. Давайте перенесемся мысленно на 25 лет назад и вспомним, как все начиналось.
– В середине 1980-х годов я сделал глупость: вернулся в большую политику. Мне поручили возглавить агентство печати «Новости» (АПН). Я согласился принять эту должность, оговорив, что мне дается гарантия прямого доступа к генеральному секретарю по любым вопросам, кои сочту важными для доклада. Я понимал значение в будущем такой возможности, испробованной отчасти при Хрущеве и особенно в правление Брежнева, а также Андропова.
В июне 1986 года М.С. Горбачев с участием других членов политбюро проводил совещание с обществоведами, писателями, руководителями СМИ. Цель совещания – выявить, что следует сделать, дабы идеи перестройки стали понятны интеллигенции? В своем выступлении я сформулировал два тезиса. Первый – сказать правду не только о личности Сталина, но и о сталинизме как системе. Не разделавшись с прошлым, мы не сделаем ни шагу вперед. Второй тезис – предстоит тысячелетие Крещения Руси. Следует отметить юбилей как национальный праздник, знаковый этап нашей истории, становления Руси как государства. Зал безмолвствует. Лишь главный редактор «Огонька» В. Коротич бросил реплику: «Правильно!»
Призыв поднять предстоящую дату на национальный уровень не упал на благоприятную почву. Бездумно упускалась возможность нормализовать отношения государства с церковью и верующими, то есть почти, если не больше, с половиной населения. Конечно, можно отделить церковь от государства, но нельзя решением правительства или парламента отделить церковь от народа.
Времени на подготовку к знаменательной дате в обрез. Настораживали сигналы, что для особо ретивых богоборцев юбилей – повод для закручивания антиклерикальных гаек. Созваниваюсь с председателем совета по делам религий К.М. Харчевым. Прошу его от моего имени пригласить в АПН Питирима, Ювеналия, других авторитетных пастырей. Приглашение принято. Мой служебный кабинет маловат, перебираемся в зал правления агентства.
Сформулировал вопросы, касающиеся подготовки празднования тысячелетия Крещения Руси. Услышал от гостей горькое и грустное. Церковь аккуратно сформулировала просьбы, но почти повсюду нарывалась на отказ и шельмование. Пришли к взаимопониманию, что мои гости обсудят данную тему с патриархом Пименом и сформулируют программу-оптимум и программу-минимум. Примерно через неделю митрополит Питирим принес мне записку опять-таки с более чем скромными пожеланиями.
Пишу меморандум Горбачеву. Он начинался словами Пушкина из «Бориса Годунова»: «Когда-нибудь монах трудолюбивый найдет мой труд усердный…» Если угодно, этот меморандум был тестом для государственного руководства, проверкой серьезности начатых преобразований в стране. Конечно, я рисковал, в чем, естественно, отдавал себе отчет.
– Вы хотите сказать, что к тому моменту в высшем партийном руководстве не было намерения отметить это историческое событие?
– Действительно, особых причин быть в приподнятом настроении не имелось. Активизировались оппозиты, поджидавшие, когда моя строптивость потянет на параграфы «превышение компетенции» или «нарушение субординации». Кое-кто заподозрил меня в «богоискательстве» и докладывал о сем кому надо. Заготовили проект постановления о снятии меня с должности председателя правления АПН.
Забегая вперед, скажу, что немало крови попортил В. Щербицкий, возглавлявший в ту пору руководство Украины. Он не хотел отдавать в распоряжение церкви Киево-Печерскую лавру. А как можно было отмечать тысячелетие Крещения, не вернув в лоно православия колыбель российского христианства.
Но вернемся к моему меморандуму М.С. Горбачеву. Я предлагал пригласить на празднование гостей из-за рубежа. Полагал, что церковь вправе получить в свое распоряжение Большой театр, а не концертный зал гостиницы «Россия», который ей навязывали. Предусматривалась трансляция торжеств по Центральному телевидению на страну и за границу. Естественно, в повестку дня включалось возвращение верующим особо почитаемых храмов и монастырей, других реликвий. К примеру, архив и фолианты Троице-Сергиевой лавры неразобранными свалили в подвалы Ленинской библиотеки. Кому от этого был прок?
– Получается, что вы написали не только о праздновании юбилея, а предложили широкую программу возрождения церковной жизни?
– Конечно, такой юбилей непозволительно уподобить фейерверку: просиял луч, и дальше вновь тьма. В меморандуме излагался достаточно подробный план возможных и целесообразных, на мой взгляд, действий, которые, не исчерпывая проблемы, тем не менее указывали направление, которым следовало бы двигаться.
М.С. Горбачев не извещал меня, разделяет он или нет доложенные ему мысли и оценки. По некоторым данным, однако, он запросил мнение своих коллег по политбюро. С устным довеском: «Заслуживает внимания». Первым проголосовал за Александр Яковлев. Ему же было дано поручение взять подготовку к юбилею под контроль, оперативно устраняя недоразумения и трения, возникавшие чаще на периферии. АПН, используя широкую корреспондентскую сеть в регионах, отслеживало выполнение партийных указаний, вскрывая случаи его саботажа.