Глава 8
Хотя Эльсинома всего лишь намеревалась дать глазам немного, буквально мгновение, отдохнуть, перед тем как взяться за приготовление обеда, стоило ей прилечь, как глубокий и крепкий сон снизошел на нее и увлек в туманное царство желтых теней и плавных розовых холмов. Трудно было ожидать, что послание явится во время случайного дневного отдыха, но как только она полностью погрузилась в дремоту, то ощутила легкое давление на врата своей души и поняла, что к ней приближается сущность Владычицы.
В последнее время Эльсинома постоянно чувствовала себя усталой. Никогда еще ей не доводилось работать так тяжко, как в последние несколько дней – с тех пор, как известия о кризисе на западе Зимроэля достигли Лабиринта. Теперь в кафе с утра до вечера было полно чопорных чиновников понтификата, обсуждавших последние новости за чашей-другой доброго малдемарского или золотого дюлорнского вина – они требовали самого лучшего, а когда волновались, то в особенности. Вот она и носилась как заведенная, следила за посудой, делала внеочередные закупки у виноторговцев. На первых порах это приятно щекотало нервы, как будто она сама была причастна к разрешению этого исторического кризиса. Но теперь она просто изнемогала.
Последняя мысль, промелькнувшая перед тем, как она погрузилась в сон, была о Хиссуне: принце Хиссуне; она никак не могла приучить себя воспринимать его имя с этим титулом. Она не имела известий о нем уже несколько месяцев, с тех пор как от него пришло то невероятное, невозможное письмо, в котором он извещал, что его ввели в наивысший круг Замка. Но с тех пор его образ в ее представлении размылся, и он был уже не тем остроглазым умненьким малорослым мальчишкой, который некогда умилял, забавлял и поддерживал ее, а незнакомцем в роскошном одеянии, пребывающем в совете высших за обсуждением умопомрачительных вопросов, касающихся судьбы мира. Ей представилось, что Хиссун сидит за огромным столом, отполированным до зеркального блеска, среди мужчин постарше; их черты нельзя было различить, но они излучали властность и величие и все смотрели на Хиссуна, который что-то говорил. Но это видение тут же исчезло, и в сознание Эльсиномы явилась Владычица.
Послание оказалось очень коротким. Она будто бы находилась на Острове – так она решила, увидев белые утесы и круто поднимающиеся террасы, хотя никогда не выдела его своими глазами; она, по правде говоря, никогда не бывала за пределами Лабиринта – и, в буквальном смысле, как во сне, даже не шевеля ногами, она двигалась по саду, который поначалу показался ей опрятным и свежим, но чем дальше, тем более обретал запущенный и потемневший вид. Рядом с нею шла черноволосая, облаченная в белое Владычица, казавшаяся усталой и опечаленной, а вовсе не той сильной, теплой, внушающей душевный покой личностью, которую Эльсинома привыкла видеть в прежних посланиях; она клонилась под бременем забот, веки на опущенных долу глазах припухли, движения были неуверенными. «Поделись со мною силой», – чуть слышно произнесла Владычица. «Что-то здесь не так, – подумала Эльсинома. – Владычица приходит, чтобы дать нам свою силу, а не воспользоваться нашей». Но та Эльсинома, что была во сне, не колебалась ни мгновения. Она была рослой и энергичной, ее голову и плечи окутывал мерцающий нимб. Она привлекла Владычицу к себе, прижала к груди и крепко обняла; та вздохнула и, кажется, часть боли покинула ее. Затем женщины отступили друг от друга, и Владычица, светившаяся теперь так же, как и Эльсинома, приложила пальцы к губам, послала Эльсиноме воздушный поцелуй и исчезла.
И все. Эльсинома неожиданно быстро проснулась и увидела все те же обшарпанные стены своей квартиры во Дворе Гуаделума. Она все еще ощущала отзвуки послания, в этом не было никакого сомнения, но послания прошлых лет всегда приносили ей ясное представление о новой цели, указывали направление перемен в жизни, а это оставило лишь недоумение. Она не могла понять смысла такого послания, но, может быть, он еще дойдет до нее, думала она, через день-другой.
Из комнаты дочерей доносился какой-то шорох.
– Элимур! Мараун!
Ответа не последовало. Эльсинома выглянула и увидела, что девушки шушукаются, склонившись друг к дружке, и Мараун поспешно спрятала что-то за спину.
– Что это у тебя?
– Ничего, мама. Так, пустячок.
– Какой еще пустячок?
– Безделушка, только и всего.
Однако интонация Мараун показалась матери подозрительной.
– Дай-ка посмотреть.
– Но это действительно пустяк.
– Дай посмотреть.
Мараун бросила быстрый взгляд на старшую сестру. Элимур, выглядевшая встревоженной и явно ощущавшая себя не в своей тарелке, лишь пожала плечами.
– Мама, это личное. Может же у девушки быть хоть какая-то личная жизнь? – сказала Мараун.
Эльсинома протянула руку. Мараун, наклонилась вперед и неохотно протянула матери небольшой зуб морского дракона, покрытый искусной резьбой в виде незнакомых и вызывающих странную тревогу остроугольных символов. Эльсиноме, все еще пребывавшей в ауре послания, маленький амулет показался зловещим и угрожающим.
– Где ты это взяла?
– Мама, такие у всех есть.
– Я спрашиваю: откуда оно у тебя?
– От Ванимуна. Вернее, от Ванимуновой сестры Шулейры. А ей дал он. Мам, отдай, да?
– Тебе известно, что это значит? – спросила Эльсинома.
– Значит?
– Да, именно это я и сказала. Что это значит?
– Да ничего не значит, – пожав плечами, ответила Мараун. – Это просто безделушка. Я просверлю в ней дырку и буду носить на шнурке.
– И ты думаешь, что я поверю?
Мараун промолчала.
– Мама, я… – заговорила Элимун и осеклась.
– Продолжай.
– Мама, это всего лишь мода. Такие все носят. У лиименов появилась новая безумная идея, что морские драконы – это боги, что они вот-вот захватят мир и что все беды последнего времени знаменуют их пришествие. И в народе говорят, что если мы будем носить зубы морских драконов, то спасемся, когда драконы выйдут на сушу.
– В этом нет ничего нового, – холодно ответила Эльсинома. – Об этой чепухе болтают уже не одну сотню лет. Но всегда тайно, шепотком, потому что это глупости. Безумные – но глупости, и ничего больше. Морские драконы – это всего лишь рыбы-переростки. О нас печется Божество – Единый, и проводниками его воли являются корональ, понтифик и Владычица. Вам понятно?
Быстрым гневным движением она переломила конический зуб и швырнула обломки Мараун, которая взглянула на нее с яростью, какой Эльсинома никогда еще не видела у своих дочерей. Она резко повернулась и поспешила в кухню. Руки у нее тряслись, ее бил озноб, и от покоя, снизошедшего на нее от Владычицы в послании – сейчас ей казалось, что с тех прошло, самое меньшее, несколько недель, – не осталось ровным счетом ничего.
Глава 9
Для входа в порт Нуминора требуется все мастерство опытного лоцмана, поскольку канал там узок, а течение быстрое, и частенько за одну ночь на фарватере возникают новые песчаные мели. Но Панделум спокойно и уверенно стояла на мостике, четкими решительными жестами отдавала команды, и флагман короналя с высокомерной непринужденностью миновал горловину канала и вошел в просторную безопасную гавань – единственную на алханроэльской стороне острова, где море сумело прорваться сквозь грандиозную меловую стену Первой террасы.
– Я уже здесь ощущаю присутствие матери, – сказал Валентин, когда корабль остановился и они приготовились сойти на берег. – Оно доносится до меня, как аромат алабандины на ветру.
– Владычица спустится сюда, чтобы приветствовать нас? – спросила Карабелла.
– Очень сомневаюсь, – ответил Валентин. – По обычаю сын идет к матери, а не мать к сыну. Она останется во Внутреннем храме и пришлет иерархов. В смысле, чтобы проводить нас к ней.
И действительно, на причале правителя и его свиту поджидала группа иерархов. Одна из женщин в золотых мантиях с алой каймой была хорошо знакома Валентину – строгая седовласая Лоривейд, сопровождавшая его во время войны с узурпатором от Острова до Замка-на-Горе, обучавшая его техникам транса и передачи мыслеобраза, практикующимся на Острове. И еще одна фигура показалась ему знакомой, но он не мог сообразить, кто она такая, пока она не заговорила. И прежде чем она успела представиться, он понял, что это Талинот Эсюлде, загадочная личность, ставшая его первым провожатым в том давнем паломничестве на Остров. Тогда она ходила с обритой наголо головой, и Валентин не мог определить ее пол – он сначала думал, что имеет дело с мужчиной, из-за высокого роста, то, глядя на тонкие черты лица и деликатное телосложение, решал, что это женщина. Но, войдя во внутренний круг, она позволила себе отрастить волосы, и теперь ей на плечи ниспадали шелковистые локоны, такие же золотые, как у Валентина, но явно мягче, так что теперь сомнений в том, что это женщина, возникнуть уже не могло.
– Мы принесли послание для вас, мой повелитель, – сказала иерарх Лоривейд. – У нас много новостей, и все они дурные. Но прежде всего мы препроводим вас в резиденцию.
В Нуминорском порту имелся дом, носивший название Семь стен. Никто не понимал, что значит это имя, так как из-за его глубокой древности происхождение начисто забылось. Здание, сложенное из массивных блоков темного гранита, добытых в карьерах Стойензарского полуострова и сложенных воедино без капли цемента, стояло на бастионе, обращенном к морю, и было направлено главным фасадом к Алханроэлю, а задним – к крутой трехъярусной вершине Острова. Оно предназначалось только для ночлега короналей, посещавших остров после получения титула, и поэтому годами стояло без использования, тем не менее многолюдный штат прислуги постоянно поддерживал дом в идеальном состоянии, как будто думали, что корональ мог явиться в любой момент без предупреждения и, сойдя с корабля, сразу же направиться в свое временное жилище.
Дом был очень стар, не менее стар, чем Замок, и, по мнению археологов, старше любого из храмов и священных террас, существующих сейчас на острове. Предания утверждали, что его построила для лорда Стиамота его мать, легендарная леди Тиин, когда тот восемь тысяч лет тому назад прибыл на Остров Сновидений по завершении Войн с метаморфами. Кое-кто утверждал, что название Семь стен он получил потому, что при