– Удивительный день, мой повелитель. Корональ должен, как попрошайка, обращаться за милостыней к Королю Снов, – сказал Слит, защищая лицо ладонью от горячего ветра, неумолимо дувшего им навстречу из Сувраэля. Еще несколько часов, и они причалят в Толагае, крупнейшем из портов южного континента.
– Нет, Слит, – вполголоса ответил Валентин, – не как попрошайка, а как брат по оружию, предлагающий объединить силы против общего врага.
Карабелла удивленно обернулась к нему.
– Брат по оружию? Никогда прежде не слышала от тебя таких воинственных речей.
– Но ведь мы на войне, верно?
– И ты будешь сражаться? И собственными руками пресекать жизнь?
Валентин пристально всмотрелся в ее лицо, заподозрив, что она почему-то решила недобро поддразнить его, но взгляд ее, как всегда, был полон ласки и любви.
– Ты же знаешь, что я ни за что на свете не стану проливать кровь. Но ведь воевать можно и по-другому. Я уже воевал однажды, и ты была тогда рядом со мной – разве тогда я пресекал чью-нибудь жизнь?
– Но ведь кто тогда оказался вашими врагами? – резко бросил Слит (когда поблизости имелись посторонние, как сейчас, на корабле, он всегда соблюдал в речах формальный этикет). – Ближайшие друзья, обманутые меняющими облик! Элидат, Тунигорн, Стазилейн, Миригант – ведь все они вышли против вас. Естественно, вы щадили их! И вы хотели не истребить Элидата и Мириганта, а лишь привлечь их на свою сторону.
– Доминин Барджазид отнюдь не был моим близким другом. Но я пощадил и его; думаю, сейчас следует порадоваться этому.
– Да, вы проявили высокое милосердие. Но сейчас у нас совсем иной враг. Метаморфы – это гниль, жестокие черви…
– Слит!..
– Да, мой повелитель, они именно таковы! Твари, поклявшиеся уничтожить все, что мы построили в нашем мире.
– В их мире, Слит, – возразил Валентин. – Не забывайте, что это их мир.
– Был когда-то, мой повелитель. Они безоговорочно уступили его нам. Их всего несколько жалких миллионов, на планете, где хватит места…
– Стоит ли в очередной раз возобновлять этот надоевший спор, – вмешалась Карабелла, явно с трудом сдерживая раздражение. – Неужели вам нипочем огненное дыхание Сувраэля, что у вас остаются силы на пустую болтовню?
– Я лишь хотел сказать, моя госпожа, что в войне за возвращение на престол можно было одержать победу, распахнув противнику дружеские объятия. Но сегодня у нас совсем другой враг. Фараатаа одержим ненавистью. Он не успокоится, пока жив хоть кто-то из нас, и вы считаете, что его можно победить любовью? Вы и впрямь так считаете, мой повелитель?
Валентин отвел взгляд.
– Чтобы Маджипур снова стал единым, мы используем все доступные нам меры и средства.
– Если вы искренни в своих словах, то должны настроиться на истребление врагов, – мрачно сказал Слит. – Не просто запереть их в джунглях, как сделал когда-то лорд Стиамот, а стереть их с лица земли, полностью вырезать их, навсегда ликвидировать угрозу цивилизации, которую они представляют собой…
– Стереть? Вырезать? Ликвидировать? – Валентин рассмеялся. – Слит, ты рассуждаешь, как доисторический человек!
– Мой повелитель, он имел в виду все это не в буквальном смысле, – поспешила вмешаться Карабелла.
– Да неужели? А по-моему – в самом буквальном. Верно, Слит?
Тот пожал плечами.
– Вы же знаете, что ненависть к метаморфам появилась у меня не сама собой, а частично является результатом послания – послания из тех самых земель, что лежат перед нами. Но даже невзирая на это, я считаю, что за все причиненное зло они заслужили смерть. И не собираюсь оправдываться в своем убеждении.
– И ты готов уничтожить миллионы живых мыслящих существ за преступления их предводителей? Слит, Слит, да ведь ты один опаснее для нашей цивилизации, чем десятки тысяч метаморфов!
На обычно бледных впалых щеках Слита выступила краска, но он промолчал.
– Не ищи в моих словах обиды, – добавил Валентин. – Я вовсе не хотел тебя обидеть.
– Короналю вовсе незачем просить прощения у кровожадного варвара, состоящего у него на службе, – глухо ответил Слит.
– У меня и в мыслях не было смеяться над тобой. Я не согласен с тобой, вот и все.
– В таком случае останемся несогласными, – сказал Слит. – Будь я короналем, я истребил бы их всех.
– Но корональ я – по крайней мере, в некоторых частях мира. И пока я ношу этот титул, буду искать пути выиграть эту войну без истребления и ликвидации. Это тебя устроит?
– Меня устроит все, что решит корональ, и вы отлично знаете это, мой повелитель. Я лишь говорю вам, как поступил бы, если бы был короналем.
– Да избавит тебя Божество от такой участи, – сказал Валентин с вымученной улыбкой.
– И вас, мой повелитель, от необходимости отвечать насилием на насилие, ибо знаю, что это не в вашем характере, – ответил Слит, улыбнувшись еще принужденнее, и продолжил, отдав официальный салют: – Мы уже скоро будем в Толагае, а у меня еще не все предусмотрено. Позвольте покинуть вас, мой повелитель.
Валентин несколько секунд провожал взглядом своего советника и ближайшего помощника, удалявшегося по палубе, а потом, прикрыв глаза ладонью от жгучего солнца, уставился навстречу ветру на южный континент, превратившийся уже в темную неровную ленту, опоясывающую весь горизонт.
Сувраэль! От одного этого слова по коже бежали мурашки.
Он никогда не думал, что доведется побывать здесь, на этом пасынке среди континентов Маджипура, в позабытом и заброшенном малонаселенном месте, унылом и засушливом, почти сплошь покрытом бесплодными труднопроходимыми пустынями, так мало похожем на остальную часть Маджипура, что можно было подумать, что это вообще кусок какой-то другой планеты. Хоть здесь и жили миллионы людей, собравшиеся в полудюжине городов, разбросанных по наименее непригодным для проживания регионам, Сувраэль уже много веков поддерживал с двумя основными континентами весьма ограниченные связи. Чиновники центрального правительства, которых отправляли туда работать на несколько лет, воспринимали назначение как ссылку. Известно было, что мало кто из короналей бывал там. Валентин слышал, что Сувраэль посетил лорд Тиверас в ходе одного из своих великих паломничеств, и подумал, что некогда то же самое сделал и лорд Кинникен. И, конечно, все знали о знаменитом подвиге Деккерета, скитавшегося по Пустыне украденных снов в компании основателя династии Барджазидов, но это произошло задолго до того, как он стал короналем.
Из всего, что поставлял Сувраэль, на жизнь Маджипура как-то влияли только три вещи. Во-первых, ветер: из Сувраэля круглый год изливался поток обжигающего воздуха, который жестоко обрушивался на южные берега Алханроэля и Зимроэля и делал жизнь там почти столь же тяжелой, как и на самом Сувраэле. Во-вторых, мясо: на западной стороне пустынного континента туманы, поднимающиеся с моря, уходили далеко вглубь суши, обеспечивая влагой обширные пастбища, где разводили скот для отправки на другие континенты. И третьей из важнейших статей экспорта Сувраэля были сновидения. Уже тысячу лет Барджазиды входили в число Властей Маджипура и правили из своего великого домена, раскинувшегося вокруг Толагая: с помощью усиливающих мысли устройств, секрет которых ревностно охраняли, они наполняли мир своими Посланиями, строго, даже безжалостно проникали в души, искали и находили любого, кто причинил вред согражданам или даже не воспрепятствовал подобному деянию, оказавшись его свидетелем. Барджазиды являлись, на свой суровый манер, совестью всего мира и долгое время служили жезлом и бичом, с помощью которых корональ, понтифик и Владычица Острова могли претворять в жизнь свой более мягкий и деликатный способ правления.
Метаморфы поняли могущество Короля Снов и, когда в начале правления Валентина глава Барджазидов, старый Симонан заболел, предприняли первую попытку переворота – они ловко подменили умирающего одним из своих. Что привело тогда к узурпации престола лорда Валентина младшим сыном Симонана, Доминином, хотя тот совершенно не подозревал, что на безрассудные действия его толкал вовсе не родной отец, а метаморф, присвоивший себе его внешность.
«И все же, – думал Валентин, – Слит в чем-то прав: не бывало еще такого, чтобы корональ обращался к Барджазидам чуть ли не как проситель, когда его трон уже не в первый раз оказывается в опасности».
В Сувраэль он отправился почти случайно. Выбираясь и Пьюрифайна, Валентин и его спутники решили, что идти на северо-восток, в мятежный Пилиплок, будет неразумно, взяли резко на юго-восток, так как на побережье, прилегающем к Гихорне, нет ни одного портового города. В результате они оказались на полуострове, являющемся крайней юго-восточной оконечностью Зимроэля, в лежащей на отшибе от прочих населенных мест провинции Беллатул, влажной тропической местности, где росла высокая трава с режущими, как отточенная пила, листьями, залегали отвратительно воняющие трясины и водились пернатые змеи.
Населяли Беллатул в основном рассудительные, с виду угрюмые пучеглазые хьорты с огромными ртами, заполненными рядами упругих жевательных хрящей. Большинство из них зарабатывали себе на жизнь судоходством, перевозя промышленные товары со всего Маджипура в Сувраэль, где меняли на скот. Поскольку недавние мировые потрясения привели к резкому падению производства и почти полному прекращению перевозок между провинциями, оказалось, что обороты торговцев Беллатула значительно сократились, но, по крайней мере, там не было голода, потому что провинция по большей части самостоятельно обеспечивала себя продовольствием, полагаясь на развитый рыболовный промысел, а незначительное, в общем-то, сельское хозяйство не было затронуто болезнями, поразившими другие регионы. Обстановка в Беллатуле казалась спокойной, и провинция хранила верность центральному правительству.
Валентин рассчитывал найти корабль, который отвез бы его на Остров, где он намеревался еще раз обсудить стратегические планы с матерью. Но местные судовладельцы и капитаны решительно отговаривали его.