«Уже несколько месяцев туда не может пройти ни один корабль, – говорили они. – Там безумствуют драконы, они топят все суда, которые удаляются от берега или пытаются добраться до Архипелага. Плавание на север или на восток будет самоубийством». Они считали, что драконьи стада обойдут юго-восточную оконечность Зимроэля и уйдут в северные воды не раньше, чем через шесть, а то и восемь месяцев, и лишь тогда можно будет возобновить морское сообщение.
Перспектива застрять в далеком и безвестном Беллатуле ужаснула Валентина. Возвращаться в Пьюрифайн было явно бессмысленно, а любой переход по суше в обход провинции метаморфов в бескрайнюю центральную область континента был бы рискованным и очень долгим. Но нашелся еще один вариант. «Мы можем отвезти вас в Сувраэль, ваше высочество, – сказали капитаны. – Драконы вообще не входили в южные воды, и путь туда совершенно свободен». Сувраэль? На первый взгляд идея показалась странной. Но затем Валентин подумал: а почему бы и нет? Помощь Барджазидов вполне могла оказаться полезной, и, уж конечно, не следовало отказываться от нее заранее. К тому же вполне мог существовать морской путь с южного континента на Остров или на Альханроэль, так или иначе огибающий область, где в невиданном количестве собрались непокорные морские драконы. Да. Да!
Что ж, значит, Сувраэль.
Плавание оказалось непродолжительным. И вот небольшая флотилия беллатулских судов, уверенно преодолевая горячий встречный ветер, входила в гавань Толагая.
Город, изнывавший на послеполуденной жаре, представлял собой унылое место. Безликое скопление грязно-желтых одно- и двухэтажных домишек, тянувшееся, насколько хватало глаз, вдоль берега и до гряды невысоких холмов, которые отмечали границу между прибрежной равниной и суровой внутренней пустыней. Когда короналя со свитой препровождали на берег, Карабелла с тревогой взглянула на Валентина. Он ободряюще улыбнулся ей, но твердой уверенности в его лице не было. Можно было подумать, что они находятся не в десяти тысячах миль от Замковой горы, а в десяти миллионах.
Но перед зданием таможни ожидали пять роскошных летающих лодок, раскрашенных широкими пурпурными и желтыми полосами – цветами Короля Снов. Перед машинами стояли охранники в мундирах тех же цветов, а как только подошли Валентин и Карабелла, из одной из лодок вышел рослый крепкий мужчина с окладистой черной бородой, чуть тронутой сединой, и, прихрамывая, направился к ним навстречу.
Валентин отлично помнил эту хромоту, потому что некогда эта хромая нога принадлежала ему. Как и все тело с черной бородой, поскольку в нем находился Доминин Барджазид, бывший узурпатор власти, тот самый, по приказу которого личность лорда Валентина переселили в тело какого-то неизвестного золотоволосого мужчины, а его тело Барджазид забрал себе, чтобы в этом облике править на Замковой горе. И охромело это тело, когда с Валентином еще в юности произошел дурацкий несчастный случай, когда он в компании Элидата катался верхом в карликовом лесу на Горе, близ Амблеморна.
– Добро пожаловать, мой повелитель, – очень тепло произнес Доминин Барджазид. – Вы оказали нам высокую честь этим визитом, на который мы надеялись уже много лет.
Он с видимым смирением приветствовал Валентина знаком пылающей звезды – и корональ заметил, что рука его при этом дрожала. Валентин и сам был сильно взволнован – ведь едва ли кому еще удавалось увидеть свое прежнее тело принадлежащее теперь другому человеку, и сейчас он испытывал тревожные и невеселые переживания. Победив Доминина, он отказался от рискованной попытки вернуть это тело себе, и все же сейчас пришел в немалое замешательство, увидев чужую душу, глядящую на мир его глазами. И, конечно, он был глубоко взволнован тем, что бывший преступник полностью раскаялся, очистился от греха предательства и совершенно искренен в своем гостеприимстве.
Кое-кто из сторонников Валентина считал, что Доминина следует казнить за его преступление. Но Валентин никогда не поддерживал таких разговоров. Возможно, какие-то правители доисторических варваров могли карать своих врагов смертью, но ни одно преступление – даже покушение на жизнь короналя – на Маджипуре не наказывалось столь строго. К тому же свергнутый Доминин повредился рассудком, узнав, что тот, кого он считал своим отцом, Королем снов, оказался двойником-метаморфом.
Как-то еще наказывать и без того сокрушенного человека было бы просто бессмысленно. Вернувшись на трон, Валентин помиловал Доминина и передал его родным, которые доставили его обратно в Сувраэль. Там он постепенно выздоровел. Через несколько лет он попросил разрешения приехать в Замок, чтобы попросить прощения у короналя. «Я уже простил вас», – ответил Валентин, но Доминин все же приехал, смиренно и искренне преклонил колени перед ним в день аудиенции в тронном зале Конфалюма и очистил свою душу от бремени измены.
Теперь, думал Валентин, обстоятельства в корне переменились: он оказался в личных владениях Доминина в качестве едва ли не беженца.
– Мой венценосный брат Минакс поручил мне, мой повелитель, проводить вас во дворец Барджазидов, где вы будете нашим гостем. Вы согласитесь поехать в моем обществе в передней машине?
Дворец находился в изрядном отдалении от Толагая, в суровой, даже неприглядной долине. Валентин частенько видел во сне это зловещее, пугающее сооружение из темного камня, увенчанное фантастическим множеством башен с острыми шпилями и угловатыми парапетами. Очевидно, так и было задумано – чтобы он внушал страх с первого взгляда.
– Ужасно! – прошептала ему на ухо Карабелла, когда они подъехали поближе.
– Подожди, – ответил Валентин. – Немного подожди.
Место, куда они попали, миновав огромную мрачную въездную арку с поднятой решеткой, совершенно не походило на устрашающие виды, оставшиеся за оградой. В просторных двориках звучала нежная музыка фонтанов, тяжелую жару сменил прохладный ароматный ветерок. Выйдя с Карабеллой под руку из летающей лодки, Валентин прежде всего увидел поджидающих слуг с холодным вином и шербетами, услышал негромкую приятную музыку, которую играли выстроившиеся перед машиной музыканты. А посреди всего этого продуманного беспорядка выделялись две фигуры в свободных белых одеждах; один человек был бледен, с мягкими чертами лица и заметным брюшком, а второй, напротив, тощ, с ястребиным профилем, загорелый почти дочерна под солнцем пустыни. На лбу человека с ястребиным лицом красовалась ослепительная золотая диадема, указывающая на его принадлежность к кругу Властителей Маджипура. Валентин, не дожидаясь представления, понял, что это Минакс Барджазид, сменивший на троне Короля Снов своего покойного отца. Вторым, более мягким с виду, был, несомненно, его брат Кристоф. Оба синхронно изобразили салют пылающей звезды, и Минакс, выйдя вперед, лично поднес Валентину чашу охлажденного голубого вина.
– Мой повелитель, – сказал он, – вы посетили нас в необычно тяжелые времена. Но какой бы мрачной ни казалась нам эта минута, мы приветствуем вас с искренней радостью. Мы в большом долгу перед вами, мой повелитель. Все, чем мы владеем, и все силы, какими мы располагаем, в вашем распоряжении. – Судя по подбору слов, ритму и интонациям речи, он тщательно готовил и неоднократно репетировал свое приветствие. Но затем Король снов подался вперед, так что его блестящие суровые глаза оказались всего в нескольких дюймах от глаз короналя, и совсем другим голосом, приглушенным и более глубоким, сказал: – Вы можете укрываться здесь столько, сколько пожелаете.
– Вы неправильно поняли меня, ваше высочество, – так же тихо ответил Валентин. – Я прибыл к вам в поисках не убежища, а за помощью в предстоящей борьбе.
Эти слова, похоже, озадачили Короля Снов.
– Не сомневайтесь, я помогу вам всем, что только в моих силах. Но вы и вправду надеетесь как-то отбиться от бедствий, обрушившихся на нас? Должен сказать вам, мой повелитель, что крайне внимательно изучаю мир, – он прикоснулся к диадеме, символу и орудию своей власти, – и не вижу никакой надежды, ровно никакой.
Глава 2
За час до заката в Ни-мойе снова поднялся шум: тысячи, а может быть, и сотни тысяч голосов скандировали, надрывая горло: «Таллимон! Таллимон! Лорд Таллимон! Таллимон! Таллимон!» Звуки этого яростного ликующего вопля катились по холмам отдаленного района Гимбелук и мощной, неудержимой волной вторгались в тихие окрестности Парка сказочных зверей.
Уже третий день шли демонстрации в честь новейшего из новых короналей, и сегодня восторг достиг наивысшего уровня. Скорее всего, он сопровождался беспорядками, грабежами, массовыми разрушениями. Но Ярмуза Хитайна это не волновало. Он уже пережил самый страшный, пожалуй, за всю свою продолжительную бытность заведующим парком день, когда ему пришлось усомниться едва ли не во всем, что он считал правильным, рациональным и разумным; так почему теперь он должен тревожиться из-за скандальчика, который какие-то дураки устроили в городе?
В тот день его на заре опасливо разбудил юный помощник.
– Сэр, вернулся Вингол Найил. Он ждет у восточных ворот.
– Он привез большую добычу?
– О да, сэр! Три грузовые лодки битком забиты, сэр!
– Сейчас приду, – сказал Ярмуз Хитайн.
Вингол Найил, ведущий полевой зоолог парка, последние пять месяцев находился в экспедиции в охваченных волнениями областях северной части центрального Зимроэля. Ярмуз Хитайн не испытывал к нему особой симпатии, считая нахальным, самовлюбленным и чрезмерно хвастливым – всякий раз, когда ему случалось подвергаться опасности в погоне за каким-нибудь неуловимым зверем, он прилагал массу усилий, чтобы довести до всеобщего сведения не только сам факт этой опасности, но и то, что она была поистине смертельной. Но при всех этих недостатках, он был великолепным профессионалом, удачливым, неутомимым, бесстрашным собирателем диких животных. И получив первые известия о том, что неведомые диковинные существа наводят панику на обитателей района между Кинтором и Дюлорном, Найил, не теряя времени даром, отправился туда.