Его поездка, судя по всему, оказалась успешной. Добравшись до восточных ворот, Ярмуз Хитайн увидел, что Найил деловито расхаживает по ту сторону розового облачка энергощита, не позволяющего непрошеным гостям входить на территорию, а редким животным – покидать ее. Зоолог наблюдал за разгрузкой множества деревянных ящиков, содержимое которых шипело, рычало, ворчало, ухало и жужжало на разные голоса. Увидев Хитайна, Найил заорал:
– Хитайн! Я такого привез, что вы не поверите!
– А должен поверить? – сдержанно спросил Ярмуз Хитайн.
Пополнение парка уже началось – весь оставшийся персонал таскал ящики, доставленные Найилом, через ворота в карантинный корпус, где животных предстояло пересадить в клетки, пока не станет ясно, как их содержать и чего от них ждать, после чего их можно будет выпустить в один из просторных открытых вольеров.
– Осторожно! – закричал Найил, увидев, что двое служителей, сражавшихся с массивной ношей, чуть не уронили ящик набок. – Если это животное вырвется на свободу, нам всем придется плохо, а вам – в первую очередь! – и пояснил, повернувшись к Ярмузу Хитайну: – Это настоящий цирк ужасов. Хищники – одни только хищники! – зубы, как ножи, когти, как бритвы. Будь я проклят, если понимаю, как мне удалось вернуться живым. Наверное, полдюжины раз я думал, что мне конец, а ведь я даже не записал ни минуты из этих впечатлений в Регистр душ. Какая была бы потеря для цивилизации, какая потеря! Тем не менее я дома. Пойдемте, вы должны немедленно увидеть все это!..
Да, это поистине можно было назвать цирком ужасов. С утра и почти до вечера Ярмуз Хитайн наблюдал, как в клетках прибавлялись все новые и новые ужасные, невиданные и даже немыслимые животные – уроды, монстры, чудовищные аномалии.
– Эти рыскали прямо на окраинах Мазадона, – рассказывал Найил, указывая на пару маленьких злобных зверьков с огненно-красными глазами и тремя ужасающе острыми десятидюймовыми рогами, торчащими изо лба. Ярмуз Хитайн по густой рыжеватой шерсти узнал в них хайгусов – но никогда прежде он не видел, чтобы хайгус был рогатым и настолько злым. – Мерзкие маленькие убийцы, – продолжал Найил. – Я своими глазами видел, как они набросились на одичавшего блава и убили беднягу за пять минут – подпрыгивали и протыкали ему брюхо. Я изловил их, пока они кормились, а потом доедать тушу прилетела эта тварь. – Он указал на темнокрылого канавонга со зловещим черным клювом и единственным злобным глазом посреди раздутого лба: невинный падальщик таинственным образом превратился в существо из кошмарного сновидения. – Вам случалось видеть что-нибудь столь же уродливое?
– Не случалось и, честно говоря, не хочется, – ответил Ярмуз Хитайн.
– А придется. Придется. Уродливее, злее, противнее. Загляните хотя бы в эти коробки.
Ярмузу Хитайну не очень-то хотелось смотреть туда. Он всю жизнь занимался животными – изучал их повадки, заботился о них. Любил их в самом прямом смысле слова. Но это… это…
– Посмотрите-ка сюда, – продолжал Найил. – Карликовый думкар, в десять раз меньше нормального и в пятьдесят раз проворнее. Он не станет сидеть на песке и ковырять его рылом в поисках обеда. Нет, эта маленькая злючка предпочитает бегать за добычей по следам и готова без лишних рассуждений отхватить кому угодно ногу по щиколотку, так как пасть у нее совсем не по размеру. Или вот, например: это же манкулейн, верно?
– Конечно. Но ведь в Зимроэле нет манкулейнов.
– Я тоже так думал, покуда не увидел вот этого типчика неподалеку от Велатиса, на обочине горной дороги. Очень похож на стойензарского манкулейна, согласны? Но есть, по крайней мере, одно отличие. – Он присел на корточки перед клеткой, в которой находилось округлое многоногое существо, и издал гортанный рокочущий звук. Манкулейн ответил таким же рокотом, угрожающе вздыбил длинные и острые, как стилеты, иглы, покрывавшие все его тело, и задергался, как будто хотел уязвить наблюдателя сквозь частую проволочную сетку. – Иглы – вовсе не единственное его оружие, – сказал Найил. – Они ядовиты. Всего одна царапина – руку разнесет, и она будет болеть целую неделю. Это я точно знаю. А вот что будет, если игла вонзится глубже, не знаю и совершенно не желаю этого знать. А вы?
Ярмуз Хитайн содрогнулся. Ему тошно было думать, что эти ужасные существа поселятся в Парке сказочных зверей, который был основан в незапамятные времена как резерват для безобидных и нежных по большей части животных, оказавшихся на грани исчезновения из-за распространения цивилизации на Маджипуре. Конечно, в коллекции парка было довольно много хищников, и Ярмуз Хитайн никогда не испытывал желания оправдываться за их пребывание здесь, поскольку они как-никак были созданиями Божества, и если им приходилось убивать, то лишь ради пропитания, а не из-за какой-то врожденной порочности. Но эти… эти…
«Эти звери – зло, думал он. – Их необходимо уничтожить».
Эта мысль поразила его. Ничего подобного прежде не приходило ему в голову. Животные – зло? Разве могут животные быть злом? Он мог сказать: я считаю это животное очень уродливым, или, я думаю, это животное очень опасно, но воспринимать его как зло? Нет. Нет. Животные, даже такие, не способны быть злом. Зло должно обретаться где-то вне животных: в их создателях. Нет, даже не там. У них тоже имеются свои причины выпустить этих зверей в мир, и причина не в простой злонамеренности как таковой, если я не сильно ошибаюсь. Где же тогда зло? «Зло, – сказал себе Хитайн, – повсюду, это всепроникающее явление, которое скользит и просачивается между атомами воздуха, которым мы дышим. Это всеобщая порча, затронувшая всех. Кроме животных».
Кроме животных.
– Откуда же, – спросил Ярмуз Хитайн, – у метаморфов нашлись знания и умения, чтобы создать таких тварей?
– Метаморфы, как выяснилось, знают и умеют очень много всего, а вот мы так и не удосужились ничего узнать о них. Они сидели в своем Пьюрифайне и год за годом выращивали этих зверей, пока не накопили их сколько считали нужным. Можете представить себе место, где содержалось бы много таких тварей, – зоосад ужасов, где одни чудовища? А теперь они расщедрились и поделились ими с нами.
– Но можем ли мы утверждать, что эти животные вышли из Пьюрифайна?
– Я очень тщательно проследил ареал распространения. Векторы расходятся из точки юго-западнее Илиривойна. Это работа метаморфов, никаких сомнений. Просто не может быть, чтобы две-три дюжины новых кошмарных видов животных одновременно появились в одной области Зимроэля в результате спонтанных мутаций. Хитайн, мы знаем, что идет война, и это – оружие.
Пожилой собеседник кивнул:
– Боюсь, что вы правы.
– Худшее я припас напоследок. Посмотрите-ка сюда.
В клетке из тонкой, но очень густой проволочной сетки Хитайн увидел целую стайку возбужденных крылатых созданий, которые носились по тесной коробке, врезались в стенки, яростно колотили их кожистыми крылышками, падали на пол, поднимались и снова атаковали свое узилище. Они были совсем маленькими, около восьми дюймов длиной, с непропорционально большими ртами и блестящими красными глазами, похожими на бусинки.
– Дхиимы, – сказал Найил. – Я наловил их в двикковом лесу за Боргаксом.
– Дхиимы? – хрипло повторил Хитайн.
– И-мен-но! Я застал их за поеданием парочки мелких лесных братьев, которых, полагаю, они сами и убили. Жрали так увлеченно, что даже не заметили моего приближения. Я опрыскал их снотворным спреем и стал собирать. Но не успел уложить всех в коробку, как несколько штук очухались. Знаете, Ярмуз, мне очень повезло, что удалось спасти пальцы.
– Я отлично знаю дхиимов, – сказал, помедлив, Хитайн. – Два дюйма длиной, спинка в полдюйма шириной. А эти размером с крысу.
– Да. Летающие крысы. Плотоядные крысы. Гигантский плотоядный дхиим, как вам новая классификация? В отличие от обычного, который может лишь ущипнуть и оцарапать, способен за десять минут обглодать до костей лесного брата. Милашки, правда ведь? Представьте себе, что рой таких налетает на Ни-мойю! Миллион, два миллиона – как москиты. Снижаются. Жрут все, что подвернется. Этакая саранча – плотоядная саранча…
Хитайн почувствовал, что в нем нарастает несокрушимое спокойствие. Слишком уж много он увидел сегодня. Слишком уж сильно его сознание переполнилось ужасом.
– Они изрядно осложнят жизнь, – мягким тоном заме-тил он.
– Да уж, еще как осложнят! Придется нам всем ходить в броневых доспехах. – Найил расхохотался. – Дхиимы – их шедевр! Посудите сами, Хитайн, зачем делать бомбы, когда можно выпустить на врага рой этих мелких летучих кусак? Так ведь, скажете, нет?
Ярмуз Хитайн не ответил. Он смотрел на клетку, где метались взбешенные дхиимы, будто перед ним раскрылась пропасть, уходящая к самому центру мира.
Издалека впервые за этот день донеслись скандирующие выкрики: «Таллимон! Таллимон! Лорд Таллимон!»
Найил нахмурился и поднес ладонь к уху, чтобы лучше слышать.
– Таллимон… Они орут имя какого-то Таллимона?
– Лорд Таллимон, – отозвался Хитайн. – Новый корональ. Новейший из новых короналей. Он объявился три дня назад, и каждый вечер на Ниссиморнском проспекте собираются толпы его сторонников.
– У нас вроде бы работал Таллимон. Это его родственник?
– Это он и есть, – ответил Хитайн.
Вингол Найил оторопел.
– Что? Шесть месяцев назад он выгребал навоз из клеток, а теперь он корональ? Разве такое возможно?
– Нынче любой может стать короналем, – язвительно заметил Ярмуз Хитайн. – Но, похоже, на неделю-другую, не дольше. Что, если скоро подойдет ваша очередь, Вингол? – Он хохотнул и добавил: – Или моя.
– Ярмуз, но как такое могло произойти?
Хитайн пожал плечами. Указал широким взмахом руки на только что доставленных Найилом животных: рычащих трехрогих хайгусов, карликового думкара, одноглазого канавонга, дхиимов; все диковинные и устрашающие, источающие темный голод и ярость.
– Как такое могло произойти? – повторил он. – Если на мир валом сыплются такие странности, почему бы не сделать короналем уборщика навоза? Сначала жонглеры, потом уборщики навоза, потом, может быть, зоологи. А почему бы нет? Разве плохо будет звучать: «Вингол! Лорд Вингол! Слава лорду Винголу!»