О, времена! О, нравы! Мало того, что убили — всё равно, конструкторской ли ошибкой или протаскиванием несовершенных машин на рынок, — так ещё и убийц решили искать среди потерпевших! А что машина была неисправна и что было рискованно поднимать её в воздух — об этом ни гу-гу.
Комиссия МАКа сама себя и высекла, как унтер-офицерская вдова, сообщая едва ли не в первых же строках своего расследования: „Изучены аналогичные авиационные происшествия, происшедшие с самолётами А-310 в мире“. Значит, были подобные „происшествия“. И неоднократные. Множественные. А недавно промелькнуло сообщение, что машины этого типа снимаются с производства. Разве не говорит это о намеренном лукавстве членов комиссии, искавших виновников трагедии совсем не там, где они находились?»
Журналист припомнил ключевую фразу из сообщений: «„На кону оказались очень большие деньги“. Её, эту фразу, подтверждали большие доходы авиакомпании „Сибирь“, нещадно эксплуатирующей аэробусы А-310. Чтобы „сэкономить“ (на человеческих жизнях!), используют и устаревшие самолёты, и контрафактные, то есть поддельные, авиадетали. Откупаются же потом легко. Да разве можно какими угодно деньгами оплатить жизнь человека?»
«Если бы были даже миллионы, — продолжил этот, прямо скажем, неподъёмный для него диалог Валентин Григорьевич, — разве можно возместить наши потери? Если бы были даже миллионы миллионов, мы бы их с радостью похоронили, чтобы вернуть жизнь наших детей, отцов, матерей, внуков.
Никогда не забуду… На девятины и сороковины мы собирались возле останков того самого самолёта. И вот после службы, когда можно расходиться, к нашему архиепископу Иркутскому и Ангарскому Вадиму, справлявшему её, подходила женщина, стояла и молчала… От её погибшей в этом самолёте дочери, единственной, тех же лет, что и наша Мария, не осталось совсем ничего. Совсем ничего. Владыка Вадим пытался своими особыми словами успокаивать женщину… Она слушала и, похоже, не слышала. Так вот: можно ли оплатить её горе, её бесконечное сиротство, её изнуряющую боль, пустоту всего мира вокруг?.. Можно ли это оплатить деньгами?
Вина компании „Сибирь“ больше, страшнее вины остальных, как говорится, фигурантов этой трагедии. Это даже и не вина, а преступление, не случайно она теперь спряталась за шифровку S-7, с которой взятки гладки.
Но так ли уж гладки?
Выгода — вот что сегодня правит миром и что явилось главной причиной иркутской катастрофы. Большие деньги. А нам — большие слёзы. Надо ли заботиться о своих соотечественниках в воздухе, если они миллионами мрут на земле? Это правило, этот закон интуитивно, в подкорке сидит и принимает решения во многих и многих, от кого зависит наша жизнь».
«А нам — большие слёзы»
Гибель дочери подорвала здоровье и Валентина Григорьевича, и Светланы Ивановны. У него обострились болезни, связанные с сосудами головного мозга, что притупляло память, влияло на речь. Недуги не отпускали и Светлану Ивановну.
И в эти жестокие дни писатель по-прежнему не забывал о делах «артельных». В Иркутске его ждали земляки, уже привыкшие к октябрьским дням праздника «Сияние России» — он должен был встречать гостей, приглашённых на праздник. 19 сентября Валентин Григорьевич, готовясь с женой к поездке, отправляет записочку Станиславу Куняеву, который тоже был приглашён на праздник (с ним Распутин уговаривался встретиться до отъезда, но не успел):
«Станислав Юрьевич, не дождался, вынужден был торопиться. Просьба: возьми, пожалуйста, Стас (в Иркутск. — A. Р.), книги, посвящённые нашей дружеской шляхте[40]. Владыка (имею в виду нашего архиепископа) очень ими заинтересовался. Когда я стал рассказывать ему о твоих книгах, он пожелал их непременно почитать.
Неприятные вести: в Иркутске на празднике духовности и культуры буду только три дня, может быть, даже два. И не буду во МХАТе на юбилее. Такова теперь жизнь.
Жаль, что не увиделись, но буду звонить. Уезжаю 21-го. Обнимаю. В. Распутин».
В 2008 году Светлана Ивановна перенесла сложнейшую операцию, после которой через определённые интервалы врачи назначали ей химиотерапию.
Мы, иркутяне, в эти годы нередко встречали Валентина Григорьевича с женой на людях: то на вечере памяти дочери в органном зале, то на открытии Вампиловского фестиваля современной драматургии в театре, то на встречах сибиряков с выдающимися деятелями отечественного искусства в главной библиотеке региона во время традиционного праздника русской духовности и культуры «Сияние России». Валентин Григорьевич скромно сидел среди земляков, изредка выступал с коротким приветственным словом, был, как всегда, душевно открыт, доступен, благожелателен. Под стать ему держалась Светлана Ивановна. Превозмогая физическую боль, она приветливо улыбалась знакомым, без принуждения вступала в разговоры, отвечала на тёплые слова. Её скромность, обаяние, душевный свет, озарявший привычный для всех нас облик, — всё оставалось при ней и не выдавало её физических мук.
Но муки не отступали ни на минуту. От Валентина Григорьевича — тоже. С болью в сердце читаешь записанный Валентином Курбатовым разговор, который произошёл у него с тёзкой летом 2009 года. Оба собирались в путешествие на судне вниз по Ангаре от Иркутска до строящейся Богучанской ГЭС. Чувствуется по разговору, что Распутин готовится к поездке, которую он обещал создателям будущего документального фильма и своему издателю, что называется, «поверх своих физических сил». Разговор, не лишённый, однако, иронии, начинает Распутин, обращаясь с вопросом к Курбатову:
«— Валентин, ты ещё не инвалид?
— Тьфу на тебя!
— А я инвалид второй группы.
— Все мы, — говорю, — инвалиды умственного труда.
— Да нет, — говорит, — правда.
— По зрению? — спрашивает Гена (Сапронов, издатель, присутствовавший при разговоре. — А. Р.).
— По всему. Зрение тут не самое главное. Не помню ничего. А лекарства сначала стоили 3500 рублей, через месяц — 4500, а сейчас — пять тыщ. Я и отказался. Но тут же и взвыл. Оказалось, надо. Так и держат на крючке. Поверишь, Валентин, за полтора месяца не прочитал ни одной строчки, не написал ни одного письма. Живу внуком. Он закричит, мать не знает, как управиться, устанет, зовёт меня. Я с ним разговариваю, он смотрит, стихает, потом улыбается — и я улыбаюсь: старый и малый. Вот на нашу экспедицию и надеюсь, что соберусь сердцем».
«Живу внуком» — недаром это признание вырвалось у писателя. Судьба подарила Распутиным в последние годы жизни Светланы Ивановны такие желанные радости: в январе 2009-го, через двадцать три года после рождения внучки Тони, на свет появился внук Гриша, а ещё три года спустя — внучка Люба. Пополнилась семья сына Сергея, живущая в родительской квартире в Иркутске. Светлана Ивановна успела понянчиться с малышами.
И всё же — непомерно тяжёлая ноша легла на Валентина Григорьевича в последние годы его жизни. Письма близким друзьям, которым он без утайки рассказывал и о собственном состоянии, и о страданиях Светланы Ивановны, дают об этом представление. В нашем распоряжении есть несколько его посланий супругам Алымовым в Усть-Уду. В них и сердечное отношение к этим людям, и благодарность за постоянную поддержку, и верность давней дружбе, и ощущение свалившейся беды, и стойкость, и обманувшая надежда — всё слилось в этих скромных житейских рассказах:
«07.11.2011 г.
Дорогие Изольда Александровна и Эрнест Дмитриевич!
Давно следовало покаяться за то, что сгинул неизвестно где и ни ответа, ни привета. Но теперь уже опять в Москве. Как ни тяжело здесь зимовать, но придётся. И я прибыл сюда не в лучшем состоянии, и моя Светлана Ивановна. К ней вернулась опять её болезнь, с которой два года назад здесь вроде справились. Да вот вышло, что не совсем. Надежда опять на чудо.
С гостями приехать в Усть-Уду[41] у меня нынче, как вы знаете, не вышло, побоялся, потому что чувствовал себя не ахти как. И вскоре отправился в больницу.
Вот такая теперь жизнь.
Вспоминаю вас с Эрнестом Дмитриевичем часто и всё ахаю: сколько-то я потерял, что не удосужился нынче погостевать у вас! Беды бедами, но остаётся всё-таки уверенность, что непременно погощу. Да и долг другого порядка остаётся. Я нынче продолжал отправлять книги в районную библиотеку, но забываю про вашу церковную библиотеку. Да и не забываю, а всё руки не доходят. В новом году надо подтолкнуть.
Вот такие дела. Довольно грустные, но надо надеяться на лучшее.
Часто вспоминаю Эрнеста Дмитриевича. Никогда не унывает, всегда добродушен и занят делом. Конечно, это мужество, но это и характер, счастливый его характер.
Да будет так!
Кланяюсь вам и надеюсь на встречу. Ваш В. Распутин.
P. S. И батюшке передайте мои поклоны и надежду на его молитвы о нас, грешных. В. Р.».
«15 декабря 2011 г.
Дорогая-предорогая Изольда Александровна!
Спасибо за письмо, тёплое, живое, доброе и обстоятельное. Только из глубинок могут приходить такие письма, в которых ничего не забывается и всё к месту. Читал его и невольно улыбался, представляя Вас и хорошо слыша Ваш голос. Особенно меня порадовала Ваша столетняя мама с прекрасным языком и неиссякаемым интересом к жизни. Да ведь это и Вам тоже — одно передалось, другое, как столетний возраст, непременно передастся. Так что жить Вам ещё и жить! И Эрнеста Дмитриевича непременно за собой тянуть по старому присловью: куда жена, туда и муж. И вместе — к ста годам! Жаль только, что мне не удаётся за вами удержаться. Но и то уже хорошо, что пока подле вас держусь. И знаю теперь, за кого держаться.
А маме Вашей, если поедете на её сотовые именины, кланяйтесь низко и от меня.
Спасибо большое за рекомендации Светлане, как и чем ей лечиться. А пока её пичкают химией. Дней через десять химия, вероятно, закончится, вот тогда и постараемся перейти и на Ваши рецепты. Тем паче, что химия, кажется, уже не помогает. Так что теперь вся надежда на Господа.