Первым крупным произведением, в котором ясно обозначился знаменательный для эволюции Серовского творчества поворот, был замечательный портрет Марии Федоровны Морозовой. Помню, как он увлекался передачей характера умного лица, сверкающего левого глаза и прищуренного правого – всей крепкой фигурой этого сильного человека. Нельзя подойти проще к задаче, чем подошел он и я помню, как много толков вызвала Серовская характеристика портрета на выставке Мюнхенского Сецессиона, и как внимательно разглядывал его такой мастера своего дела, как Ленбах. Портрет «Девушки под деревом» и Марии Федоровны Морозовой – прямые антиподы: там весь смысл произведения заключается в самой живописи и важно не столько лицо, сколько краски лица; здесь все дело именно в лице, в человеке, что весьма выразительно и намеренно подчеркнуто черно-серой гаммой портрета.
Не надо, разумеется, думать, что никаких иных портретов, кроме подобных последнему, Серов с тех пор не писал. Став первым портретистом России, он был завален заказами, и на ряду с намеренно-будничными портретами писал не мало и парадных. Одного только он не делал никогда – не относился к ним как к скучной «заказной» работе, которую делают только для того, чтобы потом сбыть поскорее. Шутя он любил повторять, что не умеет писать «не на заказ»: «заказывают – пишу, а если бы не заказывали, кто знает, – может и не писал бы, а так, баклуши бил». Как известно, так же относился к «заказам» и Петр Ильич Чайковский, любивший писать «на заказ», и ссылавшийся обыкновенно на Моцарта, написавшего большинство своих пьес по заказу. «Заказ как-то подстегивает и поднимает энергию, a без него в конец обленишься», – говорил Серов. От многих портретов он наотрез отказывался, находя их для себя совсем неинтересными. Когда его спрашивали, почему он ни за что не хочет писать, он, слишком правдивый, чтобы отделаться какой-нибудь светской любезностью и неискренней отговоркой, смотрел стареющей, ломающейся кокетке прямо в глаза, и говорил: «потому что не нравится». Многие ему этого никогда не могли забыть, и я знаю глаза, до сих пор загорающиеся злым огоньком, и щеки, все еще вспыхивающие румянцем при одном воспоминании «об этом ужасном, невоспитанном человеке».
Первым официально-парадным произведением Серова, написанным с натуры, был портрет великого князя Павла Александровича 1897 года, – одна из самых заметных вещей в истории Европейского портрета конца 19-го века, получившая «grand prix» на Парижской всемирной выставке 1900 года. Этот замечательный портрет принес Серову славу одного из лучших портретистов своего времени еще в Мюнхене, где он был на выставке в Сецессионе. Другой парадный и нарядный портрет написан им двумя годами позже с Софьи Михайловны Боткиной. Красиво сделанный холст, построенный на удачно выбранной гамме ярко желтого и синего, принес Серову на той же всемирной выставке 1900 года не мало восторженных похвал. Вполне естественно, что здесь ему, в силу самого задания, пришлось отступить от тяготения к простоте и красочному аскетизму.
Зато вполне будничный портрет он написал с Николая Андреевича Римского-Корсакова. Случайное желтое пятно карельской березы, да цветная промокашка на письменном столе – единственные яркие куски этого серого холста, изображающего будни автора «Снегурочки». Портрет неплох, но в числе Серовских произведений, это одно из, менее удачных, несмотря на его большую прославленность, так как даже в чисто техническом отношении в нем, много досадных недочетов: недостаточно выбелена голова, особенно лоб и маска лица, очень слабы руки и плохо прочувствована фигура под платьем. Но может быть нарочитая размашистость письма и «швыряние» кистью, проявилось здесь из-за влияния залихватски-широких портретов только что вошедшего в моду, шведского художника Цорна. Тогда все увлекались Цорном, и одно время между Московскими художниками не было другого разговора, как только о его «ширине». Как, раз тогда правление Ярославской железной дороги заказало ему портрет Саввы Ивановича Мамонтова, написанный модным художником чуть не за два-три сеанса, и висящий сейчас на Ярославском вокзале в Москве. Цорн писал портрет какой-то огромной кистью всего лишь тремя красками: черной, жёлтой и белой, – жженой костью, охрой и белилами. При этом он водил своей кистью по всему холсту из одного угла в другой с таким неистовством, что привел в восторг всех, присутствовавших на сеансе. Когда Савва Иванович Мамонтов спросил его, почему он не сделал на его пиджаке ни одной пуговицы, тот бросил гордо: «я не портной, а художник». Эффектная фраза знаменитого «мэтра» всем очень импонировала, и долго повторялась в тогдашней Москве. Серов, как и Малявин, не избежал всеобщего увлечения, и около 1898-1900 годов у него появляются черты, явно навеянные Цорновскими портретами. То широкое письмо, которое его раньше и без того временами притягивало, теперь грозило превратиться в модное «швырянье кистью», в погоню за аршинными мазками. Лишь огромный художественный такт и мудрое чувство меры уберегли его от излишеств, погубивших в ту пору не мало даровитых людей.
Из серьезных работ этого периода следует назвать деловой портрет Василия Алексеевича Бахрушина, написанный в 1899 году по заказу Московской Городской Думы [Из других портретов того же времени назовем следующие: А.С. Сичинской, рожд. Карзинкиной (1897), кн. Н.А. Мещерской, рожд. гр. Мусиной-Пушкиной (1898), П.М. Романова (1901), г. Горяинова (1901)].
На ряду с деловыми портретами следует выделить большую группу работ личного характера, частью написанных не на заказ, а для себя лично или для друзей. К таким личным вещам прежде всего надо причислить, конечно, портреты, имеющие отношение к семье художника и его ближайшим друзьям. Среди них самым удачным является портрет двух старших сыновей Серова, написанный летом 1899 г. на взморье, на даче Василия Васильевича Матэ, в Финляндии [В 1901 г. Серов купил кусок земли на берегу моря, в нескольких верстах от Териок, около деревни Ино, и выстроил здесь усадьбу. Вначале он очень увлекся покупкой, постройкой дома с мастерской, приобретением всякой хозяйственной утвари. Но в последние годы ему видимо наскучила Финляндия и он очень тосковал по русской – пусть дрянной, но родной деревне]. Эта небольшая очаровательная вещь одно – из самых тонких созданий Серова, в котором он сумел соединить необыкновенную жизненность с каким-то трогательным, чуть-чуть даже сентиментальным – чуждым ему вообще-то чувством, а к самой живописи-новую, широкую манеру письма с деликатностью своих старых работ. К таким же личным относится очень душевный портрет чудесного, дорогого Серову человека Юлия Осиповича Грюнберга (1899 г.), его старого учителя Ильи Ефимовича Репина (1901 г.) и близкого друга Ильи Семеновича Остроухова. Сюда же следует отнести и замечательный по тонкой характеристике, какой-то особенно интимный и славный портрет Софьи Михайловны Лукомской (урожденной Драгомировой, 1900 г.), которую он писал уже однажды в малорусском костюме. Выразительные печальные глаза заинтересовали одного известного европейского невропатолога, случайно увидевшего фотографию с этого Серовского портрета, и он точно определил тяжелое душевное настроение «дамы, позировавшей художнику».
Но лучшим из всех личных портретов Серова является портрет Государя Императора, в тужурке, написанный в 1900 году. Это не портрет для государственных учреждений, не официальный и не парадный, даже «не деловой» царский портрет, это облик Государя в ежедневной домашней жизни, за рабочим столом. Едва ли найдется другой портрет Европейского монарха, который был бы в равной степени лишен неизбежного официального холода. В, творчестве Серова портрет этот по праву должен занять одно из первых мест [Из других личных портретов Серова этого периода следует назвать следующие: акварельный неоконченный портрет старшего сына художника, за столом с книгой (1897 г.); портрет Ф.И. Шаляпина (1897-1898 г., рисунок); акварельный портрет гр. В.В. Мусиной-Пушкиной, на воздухе (1898 г.); два портрета скульптора кн. П.П. Трубецкого (1898-1899 г.), один акварельный и один пастелью блестяще написанный портрет кн. Михаила Николаевича в тужурке (1900), бесподобный, тронутый цветными карандашами рисунок детей Боткина и ряд других].
Из портретов официальных наиболее значительны два: Императора Александра III в датской форме, акварельное повторение которого, не уступающее оригиналу, составляет собственность Государя и Императора Николая II в форме Шотландского полка. Первый написан в 1899 году, несколько лет спустя после кончины государя, по различным материалам, бывшим в руках Серова. Он ездил для этого в Копенгаген и Фреденсборг, где написал несколько этюдов, и сделал немало рисунков. Кроме лица монарха, все сделано с натуры, на месте, с наряженного в императорский мундир солдата, и картина чрезвычайно жизненна по краскам [Оригинал этого портрета, написанного маслом, принадлежит Лейб-Гвардии в Копенгагене. Первоначальный вариант, сделанный в том же году, но несколько раньше, изображает императора совершенно в той же позе, в красном мундире с голубой лентой на фоне моря и Копенгагенской гавани. Этюд из Фреденборга есть в собрании А.Н. Бенуа]. Очень декоративен и красив портрет Императора Николая II в форме Шотландского полка. Серову на очень удалось здесь сочетание красного мундира с зеленым фоном и коричневым мехом шапки [Из других царских и великокняжеских портретов, написанных Серовым, надо отметить следующие: Император Александр III, принимающий рапорт (1901-1902), великий князь Михаил Николаевич (1900)].
Среди парадных светских портретов, написанных Серовым в это время, следует прежде всего назвать портрет кн. Зинаиды Николаевны Юсуповой, начатый в 1900 г. и оконченный в 1902 году. Лучшее в нем – голова, сделанная необыкновенно тонко – одна из наиболее удавшихся Серовских голов. Слабое место произведения – композиция, слишком случайная и недостаточно декоративная для столь крупной и сложной картины. Нет большой, красивой линии и нет архитектуры, но все это с избытком искупается серьезностью и какой-то солидностью чеканной живописи. Гораздо декоративнее, менее ценный по живописи портрет кн. Феликса Феликсовича Юсупова, графа Сумарокова-Эльстон, с красиво взятой лошадью (1903 г.).