Всю ночь раздавались звонки — это приходили телеграммы, одна за другой.
День похорон. Весь кабинет и гостиная заставлены венками. Венков из живых цветов такое множество, что их ставили в кабинете один на другой до самого потолка. Комната была как бы в густой, душистой раме. На мольберте — эскиз углем — „Диана и Актеон“. На столе — стакан с водой, чуть розоватой, с акварельной кистью в нем. Кругом — листки с рисунками, акварели, альбомчики.
Множество народу.
Мама беспокоится, чтобы дети были тепло одеты, — на улице сильный мороз.
Она еще не осознала всю глубину постигшего ее горя.
Через несколько месяцев после папиной смерти мама заболела тяжелой формой базедовой болезни, которая чуть не унесла ее в могилу.
На похороны приехали из Петербурга Бенуа, Добужинский, Василий Васильевич Матэ.
Добужинский стоит, держа в руках букет белых, холодных лилий. Бенуа какой-то маленький, серый, весь съежившийся, как от боли. Раздаются последние слова панихиды — среди присутствующих движение. Пахнуло холодным воздухом: это открыли настежь парадную дверь.
К гробу подходят и поднимают его на руки Виктор Васнецов, Остроухов, Матэ и Коровин…
В коридоре, на криво стоящем стуле, не замечая суетящихся, мелькающих мимо него людей, одетый в шубу, сидит Философов, папин друг, только что приехавший из Петербурга. Он горько плачет. В его опущенной почти до пола руке — ветка сирени…[108]».
«Когда траурная процессия подошла к Третьяковской галерее, где была отслужена лития, Илье Семеновичу сделалось плохо с сердцем; ему пришлось остаться в галерее, и на кладбище он быть не смог».
Никогда смерть художника не воспринималась в России так трагично, как смерть Серова. Обычно такой «привилегией» пользовались писатели. Как национальное бедствие воспринималась в России смерть Пушкина, Некрасова, Достоевского, Тургенева, Чехова, Толстого.
С художниками такого не бывало.
Одиноким в психиатрической больнице умер Федотов. Незаметно вдали от родины прошла смерть некогда блиставшего славой Кипренского. Брюллов, перед которым Пушкин преклонял колени, разделил его участь. Трагична смерть непризнанного Иванова. Смерть Левитана и Врубеля была оплакана лишь немногими истинно любившими искусство людьми.
Но Серов… Что это такое? Почему такая бездна скорби, столько неподдельного горя всего художественного мира? Его оплакивали и как художника и как человека. Что влекло людей к этому суровому, хмурому, подчас резкому человеку?
Что влекло их к его искусству, такому, казалось бы, рассудочному и холодному? Почему именно к нему тянулось столько сердец — от старого учителя Чистякова до студента Академии или училища?
Не потому ли, что оболочку суровости мудрая природа дала человеку и художнику Валентину Серову, чтобы охранить его слишком нежное, слишком человеколюбивое сердце, которое все же не выдержало, надорвалось? Не потому ли одинаково скорбят такие разные люди, как Горький и Философов, Репин и Бенуа, Остроухов и Матэ, Шаляпин и Мамонтов, Коровин и Брюсов, художники-демократы и художники-эстеты?..
Дело не в хвалебных статьях, где Серова ставили рядом с Тицианом, Хальсом, Рубенсом, Тинторетто, Веласкесом и даже с Рембрандтом, — ведь эти статьи принадлежали перу Бенуа, Репина, Брюсова. И конечно же, дело не в потоке некрологов, на которые обычно не скупятся газеты (даже «Новое время» поместило приличествующий случаю некролог). «Что другое, а хоронят у нас в России преотлично, и любят», — сказал незадолго до смерти Серов.
Дело не во всей этой газетной и журнальной трескотне, а в той истинной скорби, которая охватила всех, кто знал Серова.
Коровин, легкомысленнейший Костя Коровин, отказался от своего юбилея (в том году ему исполнилось пятьдесят лет). Он был подавлен случившимся. Он говорил: «Со смертью Антоши от меня навсегда ушла надежда, что я не одинок, что у меня есть душевная опора». Он долго после этого ничего не мог писать, кисть выпадала из рук, и глаза заплывали слезами. «Горькая моя судьба, — говорил он сокрушенно, — похоронить Левитана, Врубеля, а теперь Серова».
Лучше всего настроение тех дней передано, кажется, в статье Рериха.
«Бывают смерти, в которые не веришь. Петербург не поверил смерти Серова. Целый день звонили. Целый день спрашивали. Целый день требовали опровержений. Не хотели признать ужасного, непоправимого…
Как об умершем просто нельзя говорить о В. А. Поймите, ведь до чего бесконечно нужен он нашему искусству. Если еще не понимаете, то скоро поймете».
Поняли, конечно, все поняли.
Когда сейчас читаешь переписку художников или писателей того времени, воспоминания людей, в какой-то хотя бы мере связанных с искусством, то каждый раз чувствуешь, какой острой болью отозвалась в сердцах смерть Серова. Замечания об этом разбросаны во множестве книг; их встречаешь там, где никак не ожидал.
Это событие даже ускорило смерть ученика Серова — Никифорова. Минченков рассказывает, что Никифоров узнал о смерти Серова, возвращаясь больным из-за границы. Эта весть окончательно подкосила его, он слег и умер вскоре после смерти Серова.
Серов умер в расцвете своего таланта — это отмечали все. Но Серов находился на пороге какого-то великого открытия, необыкновенного взлета. Надо понять искусство Серова, чтобы убедиться в этом.
Серов был великим мастером синтеза. Он осваивал различные стили и находил форму, в которой они соединялись совершенно органично. Ему предстояло объединить то разнородное, что он создал за последние годы, с тем, что принадлежало ему издавна и что он, конечно, никогда не забывал и не оставлял.
Это невосполнимая потеря для искусства, что Серов не успел сделать того, что должен был сделать в силу внутреннего закона своего творчества.
Но ведь не только потому, что Серов был великий художник, так необычайна была всеобщая скорбь. Врубель был не менее великим художником. И Репин был не менее великим художником. Но ученики, переходившие из мастерской Серова в мастерскую Репина, всегда с гордостью и как-то подчеркнуто ревностно продолжали называть себя учениками Серова, всегда апеллировали к его авторитету. Об этом пишет сам Репин.
Серов был для русских художников тем, чем был Толстой для русских писателей, — их совестью. Свидетельств этому — тьма.
Но об этом говорить уже не стоит. Для этого пришлось бы заново пересказывать всю биографию Серова.
Список иллюстраций
Автопортрет. 1885. Рисунок. ГТГ.
1. Портрет художника К. А. Коровина. 1891. ГТГ.
2. Портрет итальянского певца Франческо Таманьо. 1890/91. 1893. ГТГ.
3. Портрет О. Ф. Серовой. (Летом). 1895. ГТГ.
4. Октябрь. Домотканово. 1895. ГТГ.
5. Автопортрет. Начало 1880-х гг. Собрание Н. А. Соколова. Москва.
6. Выезд Екатерины II на соколиную охоту. Темпера. 1900–1902. ГРМ.
7. Натурщица. 1905. Темпера. ГТГ.
8. Портрет Г. Л. Гиршман. 1907. Темпера. ГТГ.
9. Эскиз декорации к опере А. Н. Серова «Юдифь». 1907. Темпера. ГРМ.
10. Портрет И. А. Морозова. 1910. ГТГ.
11. Похищение Европы. 1940. Эскиз-вариант. Темпера. ГТГ.
12. Портрет О. К. Орловой. 1911. ГРМ.
1. Портрет художника П. П. Чистякова. 1881. Рисунок. ГТГ.
2. Заросший пруд. Домотканово. 1888. ГТГ.
3. Портрет Е. Г. Мамонтовой. 1887. Рисунок. ГТГ.
4. Девочка с персиками. 1887. ГТГ.
5. Девушка, освещенная солнцем. 1888. ГТГ.
6. Портрет Н. Я. Дервиз с ребенком. 1888–1889. ГТГ.
7. Портрет итальянского певца Анджело Мазини. 1890. ГТГ.
8. Портрет С. И. Мамонтова. Конец 1880-х гг. Собрание Т. Ю. Данцигер. Москва.
9. Портрет композитора А. Н. Серова. 1889. ГРМ.
10. Портрет художника И. И. Левитана. 1893. ГТГ.
11. Крымский дворик. 1893. ГТГ.
12. Портрет писателя Н. С. Лескова. 1894. ГТГ.
13. Портрет Л. А. Мамонтовой-Муравьевой. 1894. Погиб во время пожара.
14. В деревне. Баба с лошадью. 1898. Пастель. ГТГ.
15. Деревня. 1898. Гуашь, акварель. ГТГ.
16. Ворона и канарейка. 1886. Рисунок. Гуашь, акварель. ГТГ.
17. Тришкин кафтан. 1896. Рисунок. ГТГ.
18. Три мужика. 1896. Рисунок. ГТГ.
19. Мор зверей. 1896. Рисунок. ГТГ.
20. Волк. 1895. Рисунок. Частное собрание.
21. Дуб. Домотканово. 1890-е гг. Частное собрание.
22. Портрет А. П. Нурока. 1899. Литография. ГРМ.
23. Портрет композитора А. К. Глазунова. 1899. Литография.
24. А. С. Пушкин на садовой скамье. 1899. Всесоюзный музей А. С. Пушкина.
25. Портрет писателя А. П. Чехова. 1902. Акварель. Музей А. П. Чехова. Москва.
26. Дети. 1899. ГРМ.
27. Портрет М. А. Морозова. 1902. ГТГ.
28. Мика Морозов. 1901. ГТГ.
29. Портрет К. А. Обнинской. 1904. Сангина, кар., пастель. Собрание Д. Я. Черкеса. Москва (фототипия).
30. Портрет художника И. С. Остроухова. 1902. ГТГ.
31. Портрет кн. Ф. Ф. Юсупова-отца. 1903. ГРМ.
32. Портрет кн. Ф. Ф. Юсупова. 1903. ГРМ.
33. Портрет кн. З. Н. Юсуповой. 1900–1902. ГРМ.
34. Портрет артистки М. Н. Ермоловой. 1905. ГТГ.
35. Портрет артистки Г. Н. Федотовой. 1905. ГТГ.
36. После усмирения. 1905. Рисунок. ГТГ.
37. «Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваша слава?». 1905. Темпера. ГРМ.
38. Портрет писателя А. М. Горького. 1905. Музей А. М. Горького.
39. Портрет К. С. Станиславского. 1911. Пастель. ГТГ.
40. Коровин на рыбной ловле. 1904–1905. Рисунок.
41. Шаляпин бреется. 1905. Набросок.
42. Портрет артиста И. М. Москвина. 1908. Рисунок. ГТГ.
43. Портрет артиста В. И. Качалова. 1908. Рисунок. ГТГ.
44. Петр I. Деталь. 1907. Темпера. ГТГ.
45. Кубок большого орла. 1910. Темпера. Гос. картинная галерея Армении. Ереван.
46. Портрет художника М. А. Врубеля. 1907. Уголь, сангина, мел. ГТГ.