[35].
Верховный совет Антанты 2 мая 1918 года принял ноту № 25, утвердившую решение об участии Чехословацкого корпуса в интервенции союзников России. Эдвард Бенеш, член Чехословацкого национального совета, направил главе МИД Великобритании А. Бальфуру меморандум, где сообщил о готовности выполнить это решение: «Национальный совет считает, что может оказать неоценимую услугу союзникам и Англии, облегчив интервенцию в России… он хочет по соглашению с Францией и Англией оставить эти формирования в России, чтобы с их помощью проводить военные операции, удержать [Сибирскую] магистраль для союзников, поставить русское население на поле сражения и дать необходимую базу для японской и американской интервенции»[36].
В начале мая командование 1-й и 2-й чехословацких дивизий отдало распоряжения о подготовке к захвату городов, расположенных вдоль железной дороги. В приказе № 38/1 командира 2-й дивизии Радолы Гайды, отданном 3 мая 1918 года, в частности, говорилось: «Уже сегодня мы можем считать себя в боевой ситуации, поэтому обязаны выполнять только мои приказы и никого другого… Все оружие, находящееся в укрытии, вынуть и разделить равномерно между личным составом. Все пулеметы подготовить к бою на соответствующих местах и лишь укрыть их брезентом. Это касается и пулеметов Шоша. Раздать личному составу ручные бомбы и гранаты и сделать все, что необходимо перед боем. Точно разведать станции стоянки, чтобы захват шел быстро, легко и был обеспечен. Что касается выступления, то к сему приложен план акции и его необходимо точно придерживаться. Напоминаю еще одно – действовать хладнокровно, но решительно»[37]. В приказе также предписывалось с началом выступления не исполнять распоряжения комиссаров Чехословацкого национального совета.
В течение мая продолжались инциденты на станциях Транссибирской магистрали, связанных с отказом чехословаков сдавать оружие в соответствии с соглашением, самовольным захватом продовольствия, стычками с германскими и венгерскими военнопленными. Особенно серьезный инцидент произошел 14–17 мая в Челябинске, где чехословаки вооруженным путем временно отстранили от власти местный Совет.
Ситуацией поспешили воспользоваться представители Антанты, давно готовившие Чехословацкий корпус для интервенции в России.
Вот что говорится в телеграмме французского посла в России Ж. Нуланса французскому военному представителю при Чехословацком корпусе А. Гинэ:
«18 мая 1918 г.
Французский посол сообщает Майору Гинэ, что он может поблагодарить Чехо-Словаков за их действия от имени всех союзников, которые приняли решение осуществить интервенцию в конце Июня, а Чешская армия и Французская Миссия образуют авангард армии Союзников. Далее последуют рекомендации по политическим и военным вопросам, касающимся оккупации и организации»[38].
Аналогичная позиция изложена в документах английской стороны. Телеграмма, отправленная от лица британского МИД 16 мая 1918 года Р.М. Ходжсону, британскому консулу во Владивостоке, гласит: «Ввиду трудностей с транспортом было решено не эвакуировать в настоящее время чешский корпус во Францию». В ней же значилось: «Секретно. Он может быть использован в Сибири в связи с интервенцией союзников, если она осуществится»[39].
20 мая в Челябинске представители чехословацких воинских частей избрали Временный исполнительный комитет, отвергли решение Чехословацкого национального совета проявить лояльность к требованиям советской власти и 23 мая постановили: оружия не сдавать[40].
23–25 мая последовали приказы о занятии конкретных станций и смещении местных властей. Вот инструкция капитана Радолы Гайды от 25 мая 1918 года командирам чехословацких эшелонов: «Как всем вам, вероятно, известно, съезд и командиры частей постановили, что продвижение до Владивостока далее будет проводиться военным порядком. Уже приняты меры. Сегодня ночью будут заняты Новониколаевск, Чулым, Барабинск, а на той стороне – включая ст. Мариинск»[41]. И действительно, в ночь на 25 мая произошел вооруженный захват этих станций.
В тот же день от местных органов советской власти поступают донесения в Москву: «Чехословаки заняли все станции от Челябинска до Омска, [с] оружием требуют хлеба и продвижения эшелонов [во] Владивосток. Наши силы слабы, как быть? Просим [ответить] немедленно [по] прямому проводу»[42].
И лишь накануне полуночи 25 мая по телеграфу было передано распоряжение Наркомвоенмора Троцкого о полном разоружении чехословаков и об интернировании силой оружия тех, кто откажется это сделать[43].
Несомненно, это решение не учитывало реального соотношения военных сил на местах, давало удобный повод настроить рядовых легионеров корпуса против советской власти и способствовало радикализации мятежа Чехословацкого корпуса. Однако сама хронология событий, обрисованная выше, не позволяет выдать распоряжение Троцкого за причину антисоветского мятежа чехословаков, который развернулся еще до появления этой телеграммы, будучи подогреваем недвусмысленными указаниями представителей Великобритании и Франции.
Чешские политические лидеры, не горевшие желанием ввязываться в политическую борьбу в России, были слишком зависимы от англо-французских союзников, чтобы упорствовать. Вот что отмечается в протоколе Англо-французской конференции, посвященной эвакуации чехословацких войск из России и политике Антанты в чехословацко-польском вопросе от 28 мая 1918 года: «Г-н Бенеш согласился, что он сказал лорду Роберту Сесилу, что, если к чехословакам обратятся как к союзникам, если их признают, как самостоятельную силу, они готовы принести крупную жертву и остаться в Сибири» [44].
Эдвард Бенеш (в то время – член Чехословацкого национального совета) признавал впоследствии, выступая перед чешскими легионерами: «Для меня всегда было важнее то, что я видел, что наша армия в России – это всего лишь одна шахматная фигура для союзников; они вполне материалистично, даже реалистично рассчитали, что там было достаточно много людей, и, если понадобится, ими можно просто пожертвовать»[45].
30 мая, после получения сообщений о захвате чехословаками Пензы и Сызрани и о движении эшелонов корпуса к Самаре, за подписью председателя Самарского ревкома В.В. Куйбышева был издан приказ, объявлявший Самару на осадном положении, и воззвание, предлагавшее партийным комитетам, профсоюзным организациям и фабзавкомам приступить к организации боевых отрядов[46].
Для того, чтобы понять, как была организована оборона города, при каких обстоятельствах Самара была занята чехословацкими легионерами и какую роль в этих событиях сыграл сам Куйбышев, в нашем распоряжении имеются, во-первых, воспоминания члена губисполкома самарского Совета рабочих депутатов И.П. Трайнина, опубликованные в 1919 году, когда события июня 1918 года были еще свежи в памяти. Во-вторых, доступна весьма детальная стенограмма доклада председателя Самарского губисполкома В.В. Куйбышева председателю Высшей военной инспекции РККА Н.И. Подвойскому об организации обороны города с 7 по 10 июня 1918 года, датированная 19 июня 1918 года[47]. Доклад этот делался буквально по горячим следам, и вряд ли в нем что-то существенно приукрашено – вокруг было множество очевидцев происходившего.
И воспоминания, и доклад в подробностях рисуют картину столкновения разрозненных, едва начавших формироваться отрядов Красной армии, пропитанных худшими чертами партизанщины и лишенных не только квалифицированного военного руководства, но и единого командования вообще, с организованными, дисциплинированными, кадровыми военными частями чехословаков. Их отряды, наступавшие на Самару с запада, смогли захватить в Пензе ранее сданное тяжелое вооружение (артиллерийские орудия и пулеметы) и тем самым получили подавляющее военно-техническое превосходство.
Чехословацкие легионеры, захватив Сызрань, 3 июня 1918 года подошли к станции Липяги. Именно туда Самарский ревком направил большую часть наспех собранных вооруженных отрядов, командование которыми было поручено М.С. Кадомцеву, одному из руководителей уфимской Красной гвардии, назначенному военным комендантом Самары. Бой, произошедший 4 июня, принес успех легионерам – отряды Самарского ревкома были разбиты, а Кадомцев погиб.
Начало обороны Самары характеризовалось паникой, охватившей партийное и советское руководство города. Когда в ночь на 5 июня от частей, поставленных на оборону моста через Волгу, поступили донесения о приближении чехословаков и послышалась артиллерийская перестрелка, был отдан приказ об эвакуации. Вероятно, известие о разгроме отрядов Кадомцева под Липягами привело к неверию в возможность удержать город. Ответственные партийные и советские работники во главе с Куйбышевым, погрузив на автомобили ценное имущество, отправились на пристань к ожидавшим там пароходам и утром 5 июня отплыли в Симбирск. Из руководителей остался в Самаре только председатель горисполкома Н.П. Теплов. Далее предоставим слово И.П. Трайнину, члену Самарского губисполкома: «Все были убеждены, что Самара уже сдана чехам. Меж тем, как выяснилось на другой день, в утро отъезда происходила обычная артиллерийская перестрелка, но чехи опасались двигаться дальше, пока не закончится решительное сражение с наступавшими у них в тылу советскими отрядами под командованием тов. Попова.