Илья Павлович Трайнин, член Самарского губисполкома, будущий академик АН СССР
1920-е
[Из открытых источников]
Окружным путем удалось телеграфно связаться с Самарой и вызвать к аппарату т. Теплова. Последний от имени оставшихся товарищей требовал немедленного возвращения эвакуировавшихся под угрозой быть заклейменными как “дезертиры”.
Доклад тов. К.[48] о результатах его телеграфных переговоров с тов. Тепловым произвел на всех угнетающее впечатление. Единогласно было тут же принято решение о немедленном возвращении в Самару… Упрек тов. Теплова давил на сознание эвакуировавшихся… Все хотели немедленно возвратиться в Самару…
В ту же ночь пароход двинулся обратно в Самару. Возвращались в еще более подавленном настроении, чем при эвакуации. Утром 7 июня пароход прибыл в Самару, и каждый стремился втянуться в работу, чтоб сгладить создавшееся впечатление о “бегстве”.
Через час все были уже на указанных штабом постах и с героизмом и самопожертвованием выполняли до конца свои обязанности»[49].
Действительно, вернувшиеся товарищи приняли ряд мер по организации обороны города. Собранный с бору по сосенке отряд, занимавший окопы перед мостом через Волгу (после того, как оттуда ушли ранее прикрывавшие мост солдаты) и четыре дня просидевший в этих окопах, был сменен отрядом, прибывшим из Уфы. Было проведено дооборудование предмостных укреплений. В городе были устроены две артиллерийские позиции. В ночь на 8 июня прибыли отряды московского и смоленского полков, часть из которых также была направлена в окопы.
Вроде бы все необходимое для обороны было сделано. Однако начавшийся бой показал, что это не так. В 3 часа ночи 8 июня артиллерия чехословаков открыла огонь по городу. Сразу же были накрыты артиллерийские позиции оборонявшихся, и орудийная прислуга (расчеты орудий) разбежалась. Правда, в разговоре с Подвойским Куйбышев признался, что не знает точно, от чего прекратился артиллерийский огонь с их стороны – то ли из-за ухода артиллеристов, то ли из-за нехватки снарядов. Похоже, руководитель обороны города не слишком владел ситуацией.
Штаб обороны города, находившийся в партийном клубе, оказался под огнем стрелкового оружия. Поскольку чехословацкие легионеры еще не вошли в город, обстрел скорее всего предприняли местные противники советской власти, занявшие близлежащие улицы и перерезавшие телефонные провода. Еще во время первого бегства руководства города (с 5 на 6 июня) эсеры произвели нападение на тюрьму, где содержались боевики отрядов, принимавших участие в эсеровском мятеже 17–19 мая (эсеры-максималисты и анархисты). Тем самым местное эсеровское руководство, уже успевшее связаться с чехословацкими легионерами и оренбургскими казаками, получило в руки организованную боевую силу для удара в спину защитникам Самары. В результате выступления эсеров штаб оказался отрезан и руководство обороной Самары было утрачено в самом начале боя.
Чехословацкие легионеры на Александровском мосту в Самаре
1918
[Из открытых источников]
Тем не менее штаб попытался установить связь с отрядами, оборонявшими Самару. Первая попытка, предпринятая ранним утром, не увенчалась успехом – часть посланной группы бойцов была захвачена противником, часть вернулась в штаб.
Через три часа В.В. Куйбышев с несколькими дружинниками и партийными работниками, пробравшись по крышам соседних домов, смогли покинуть здание клуба. На улицах они периодически подвергались обстрелу, часть этой группы рассеялась по дворам. По пути они встретили прибывшие из Сызрани отряды московского и смоленского полков. Смоленский отряд был направлен к клубу, чтобы освободить его от осады. Но эта попытка не удалась[50]. Оставшиеся в клубе около 40 человек позднее, после артиллерийского обстрела клуба, сдались.
Тем временем уфимский отряд, оборонявший железнодорожный мост, под воздействием шрапнельного огня отступил, но еще до этого часть легионеров смогла просочиться через позиции оборонявшихся и перейти мост. Через мост прошел бронепоезд чехословаков, и к 8 утра началось общее отступление оборонявшихся из города. Они грузились на пароходы и отплывали в Симбирск.
Свое самое сильное оружие – артиллерию – оборонявшиеся так толком использовать и не смогли, хотя артиллерийский огонь мог перекрыть нападавшим дорогу через железнодорожный мост. Почему так получилось? Вот что пояснил по этому поводу Куйбышев Подвойскому: «Относительно артиллерии у нас было ужасно скверно, потому что артиллеристов абсолютно нет. Офицеров совершенно не было артиллеристов. Нашли случайно одного – члена исполнительного комитета губернского – Рязанова, бывшего артиллерийского офицера, но он чувствовал себя добровольцем. Он – левый эсер, да и недисциплинированный, собственно, человек – постоял и ушел, потом так и не нашли его. Потом были другие добровольцы, ходили и тоже ничего, толку не было. Замки с пушек успели снять»[51].
Вывод из сказанного напрашивается сам собой. Главное, чего не хватило в ключевых пунктах обороны города – в окопах, защищавших мост, и на артиллерийских позициях, – крепкого командного ядра, способного сплотить защитников Самары, придать обороняющимся стойкость и организованность. Нельзя сказать, что штаб обороны города во главе с Куйбышевым не принимал в расчет эту необходимость. Но меры по укреплению обороны командными кадрами преследовали неудачи. Утром 8 июня на позиции у моста отправился комендант города А.И. Рыбин, но по пути был захвачен антисоветскими повстанцами. Представитель Подвойского Харчевников погиб еще в самом начале боев за город (вероятно, 4 или 5 июня) – он отправился на разведку в районе моста и был убит. Про руководство артиллерией уже было сказано. Часть военных руководителей находилась с различными отрядами за пределами Самары. Штаб же оказался изолирован антисоветскими повстанцами.
Существовало еще и чисто военное руководство обороной города в лице главнокомандующего Урало-Оренбургским фронтом (преобразованным в это время во 2-ю армию РККА) В.В. Яковлева (К.А. Мячина). Но его штаб находился за пределами Самары, в городке Кинеле, и руководство осуществлялось наездами. К тому же его роль так оценивалась в отчете оперативного отдела Наркомата по военным делам: «Штаб Яковлева спешно уходит, внося панику. Сам Яковлев не военный; приказания его оперативной ценности не имели»[52]. Все, что смогли посланные в Самару представители политотдела штаба Урало-Оренбургского фронта, так это констатировать «полное отсутствие непосредственной охраны на случай внезапного нападения со стороны противника. Более того, никто из начальников и самих солдат не знал, где вообще находится противник и на каком расстоянии. Ни в одной части не было связи с соседними частями. Отсутствовал пароль (пропуск), в силу чего пропускали на позиции и в расположение всех подряд на отклик: “Свой!”.
Ни один начальник не знал… численности своего отряда, а также убыли в нем, что не давало возможности учесть общее число стрелков»[53].
Оставшись без твердого руководства, оборона, составленная из таких разрозненных отрядов, рассыпалась. Упорное сопротивление отдельных групп, например, отряда, которым командовал Гая Дмитриевич Гай (Гайк Бжишкянц), ничего уже не могло изменить.
Не могу не добавить, что при поспешной эвакуации из города Куйбышев не позаботился о своей первой жене, Прасковье Стяжкиной, и своем годовалом сыне. В результате они четыре месяца провели в захваченном городе, где им угрожала незавидная участь после первого же доноса про жену и сына председателя Самарского ревкома.
Самара сделалась столицей Комитета членов Учредительного собрания (Комуча), пытавшегося объединить всю контрреволюцию в Поволжье. Комуч стал формировать свою собственную Народную армию, но не слишком успешно, так что ему приходилось опираться в основном на чехословацких легионеров, казаков и добровольческие отряды белогвардейского офицерства.
Приказ № 1 о принятии власти Комитетом Учредительного собрания
Самара, 8 июня 1918
[Из открытых источников]
Днем 9 июня пароходы с Самарским ревкомом и боевыми отрядами прибыли в Симбирск. Они отступали из Самары с приличным запасом вооружения. На пароходе «Фельдмаршал Суворов» из Самары было вывезено 500 винтовок, 60 ящиков патронов, 3 ящика ручных гранат, один бомбомет с ящиком бомб, 9 пулеметов «Максим», 11 ящиков с пулеметными лентами для них, 7 пулеметов «Кольт» с 25 запасными стволами и 7 машинок для набивки пулеметных лент[54]. А 15 июня, по сообщению «Известий Симбирского совета», в городе продолжил свою работу Самарский ревком во главе с В.В. Куйбышевым.
Как видно, первый период работы Куйбышева во главе Самарского губкома партии и губисполкома завершился не слишком удачно. Однако это не повлияло на уже завоеванный им авторитет. Он пробыл во главе Самарской губернии чуть более полугода, и за это время ему пришлось столкнуться с немалыми вызовами. Не на все из этих вызовов удалось дать успешный ответ. Однако его работа по налаживанию хозяйственной жизни губернии и по борьбе с противниками советской власти нашла поддержку со стороны товарищей по партии, и его роль как руководителя самарских большевиков не подвергалась сомнению.
Бурный поток революции нес немало пены, и многие из тех, кто был высоко вознесен в первые дни и месяцы революции, не смогли удержаться на этой высоте, а иные вообще ушли в забвение. Куйбышев оказался не таков. Его позиции на всем протяжении революционных событий – и февральских, и октябрьских – продолжали лишь укрепляться.
Что же позволило Куйбышеву добиться таких результатов? Не только его способности пропагандиста и агитатора, не только его умение находить общий язык с самыми разными людьми и внушать к себе симпатии. В первые революционные месяцы он проявил себя и как организатор, что в результате имело не меньшее, а, пожалуй, большее значение, чем роль политического трибуна. Забегая вперед, можно отметить, что именно эти организаторские способности во многом определили успех его дальнейшей политической карьеры.