.
В конце концов, когда к городу подошел 4-й кавалерийский полк, полный решимости покончить с мятежом, мятежники 19 июня осознали бесперспективность своего выступления, сдались и были разоружены. Мятеж был ликвидирован без единого выстрела.
Другая задача, которая легла на плечи Куйбышева, – подготовка восстания в Бухарском эмирате. Если советская власть в других районах Туркестана была уже установлена, то в Бухаре царили прежние деспотические порядки. Возникшая как ответвление движения джадидов, организация младобухарцев еще в марте 1918 года пыталась поднять восстание в Бухаре, но не смогла опереться на сколько-нибудь широкую поддержку населения. Штурм Бухары был отбит, не помогла и помощь красноармейских отрядов. В 1920 году наметилось сближение (не без трений) левого крыла младобухарцев с Бухарской коммунистической партией, которые и стали готовить новое восстание в расчете на более сильную военную поддержку со стороны Советского Туркестана.
Турккомиссия поддержала этот замысел и 24 июня 1920 года образовала с этой целью Реввоенбюро, куда вошли Фрунзе, Куйбышев и ряд туркестанских и бухарских партийных руководителей.
Бухарский эмират тоже готовился к столкновению. В информационной сводке, направленной Куйбышевым в Москву, сообщалось: «Настроение становится все напряженнее. Русских продолжают задерживать; задержана наша почта из Старой Бухары, вскрыты посылки, задержан купленный отделом внешней торговли скот. Открыта запись добровольцев.
Военные силы сосредоточены почти исключительно в районе Старой Бухары. Войска эти разбрасываются по кишлакам, прилегающим к городу и к ветке Старо-Бухарской железной дороги, и соединяются секретными телефонами на случай военных действий…»[148]. В этой же сводке Куйбышев сообщал, что 3 августа партия младобухарцев передала в Турккомиссию свое решение, в котором подтвердила линию на тактический союз с бухарской компартией, отказ от межпартийной борьбы, и, более того, приняла решение после освобождения Бухары объявить о переходе на коммунистическую платформу[149].
16–18 августа 1920 года в городе Чарджоу состоялся 4-й съезд Бухарской компартии, где была принята программа революционного правительства, взят курс на установление советской власти в эмирате, подтверждено сотрудничество с революционным крылом младобухарцев. Съезд обратился к Туркомиссиии, правительству РСФСР с просьбой о военной помощи.
23 августа в Ташкент прибыли представители нового состава Турккомиссии во главе с Г.Я. Сокольниковым, утвержденные решением Политбюро ЦК РКП(б) от 29 июня 1920 года. Этот новый состав единогласно поручил Фрунзе и Куйбышеву поддержать восстание в Бухарском эмирате силами Туркфронта. Подготовка восстания в Бухаре близилась к практической реализации выступления, и 25 августа был создан также партийный центр по руководству восстанием в составе В.В. Куйбышева, председателя ЦК Бухарской компартии Н. Хусаинова и руководителя Туркбюро младобухарцев-революционеров в Ташкенте Файзуллы Ходжаева.
В тот же день за подписями Фрунзе и Куйбышева выходит приказ по Туркфронту «Об оказании помощи восставшим трудящимся Бухары»[150].
И тогда же, 25 августа, бухарские коммунисты при участии находившегося проездом в Старом Чарджуе Куйбышева подняли восстание. 28 августа Старый Чарджуй был захвачен восставшими, обратившимися к РСФСР с просьбой о помощи.
В ночь на 29 августа начались активные действия Красной армии. Войска Туркфронта имели численность около 9 тыс. чел., бухарских повстанцев вместе с перешедшими на сторону советской власти басмаческими отрядами – около 7 тыс. чел. Регулярные войска эмира имели примерно такую же численность и все были сосредоточены в столице. Силам красных, однако, надо было вести борьбу еще и с иррегулярными формированиями местных беков, достигавшими численности в 30 тыс.
30 августа советские войска и повстанцы подошли к Старой Бухаре – резиденции эмира. Первая попытка штурма была неудачной, и Фрунзе, руководивший операцией, затребовал у Куйбышева подкрепления: «Дела под Бухарой продолжают обстоять неважно. Несмотря на прибытие солидной помощи из I армии, город до сих пор не взят. Мы несем огромные потери, по-видимому, перешедшие уже за цифру 500. Главная причина – неумелое командование и отсутствие управления. Бросаю в помощь свой последний резерв» [151].
Численное превосходство противника штурмующие компенсировали военно-техническим превосходством. В течение 31 августа и 1 сентября продолжалась артиллерийская и авиационная бомбардировка города, сопровождавшаяся значительными разрушениями и пожарами. Эмир бежал из своей столицы еще в ночь на 31 августа, а 2 сентября, после упорных уличных боев, Старая Бухара была взята. Взятие города сопровождалось массовыми грабежами со стороны как советских войск, так и местного населения. Попытки некоторых командиров и комиссаров воспрепятствовать этому практически не дали результатов, потому что часть командных кадров сама участвовала в грабежах[152]. Это в дальнейшем довольно сильно подорвало авторитет советской власти и немало способствовало затяжному характеру басмаческого движения.
В Бухарском эмирате была провозглашена Бухарская Народная Советская Республика. Куйбышев в числе других участников Бухарской операции 5 сентября был награжден новым бухарским правительством серебряной шашкой. Однако Валериан Владимирович от награды отказался, заявив, что не сделал ничего такого, что заслуживало бы награды.
Успешная деятельность Куйбышева в качестве члена Турккомиссии ВЦИК и СНК РСФСР была бы невозможна без предшествующего опыта, приобретенного в Реввоенсовете Восточного фронта. Именно работа в Южной группе Восточного фронта и в Астраханской группе войск заставила его, помимо военно-политических и чисто военных вопросов, заниматься еще множеством разнообразных дел, необходимых для обеспечения боевой работы войск Восточного фронта. Попутно ему приходилось вникать в проблемы, связанные с ролью территорий, занимаемых Восточным фронтом, в снабжении Центральной России топливом и продовольствием.
Но те задачи, с которыми Куйбышев столкнулся в Туркестане, были гораздо более сложными и разносторонними. Фактически ему приходилось брать на себя разрешение любых проблем, от которых зависело проведение политики советской власти в Туркестане. Прежде всего нужно было учитывать особенности мусульманского региона с населением, почти поголовно неграмотным и находящимся под влиянием религиозных авторитетов как формальных, так и неформальных – улемов, мулл, шейхов, суфиев и т. д. Так, например, приходилось считаться с существованием традиционного шариатского суда, легализовав его наличие и стремясь лишь постепенно вводить его в рамки основных положений советского законодательства. Немалые проблемы доставляли противоречия между русскими и украинскими колонистами (особенно в Семиречье), с одной стороны, и местным дехканством – с другой. Эти противоречия упирались прежде всего в неравноправное решение вопроса о наделении землей, когда русские колонисты получали привилегированное положение и, кроме того, прибегали к захватам земель местного населения, подвергшегося репрессиям за участие в восстании 1916–1917 годов. Но и сами восставшие, нередко прибегавшие к уничтожению русских переселенцев, вызывали к себе стойкое недоверие со стороны европейской части жителей Туркестана.
Положение усугублялось ошибками в национальной политике, допущенными местными работниками в 1918–1919 годах. Значительная часть из них не доверяла местному населению, относилась к нему с пренебрежением, считая отсталой реакционной массой, не интересовалась его нуждами, не содействовала разрешению его проблем и старалась не допускать к участию в государственном строительстве в Туркестане. Эти противоречия вызвали внутреннюю борьбу в компартии Туркестана, и хотя наиболее запятнавшие себя колонизаторскими замашками руководители в результате этой борьбы в середине 1919 года были отозваны из Туркестана, проблема была далека от разрешения. Куйбышеву пришлось столкнуться с тем, что колонизаторские привычки глубоко укоренились не только среди местных руководителей, но и среди рядовых русских рабочих и крестьян.
Крайне сложными и запутанными были те причины, которые привели к формированию басмаческого движения. Поэтому в борьбе с ним невозможно было уповать на чисто военные решения или на пропагандистскую работу. Куйбышеву и его товарищам по Турккомиссии приходилось учитывать имеющие глубокие корни межобщинные и межплеменные противоречия, глубокое недоверие к представителям советской власти, возникшее на почве грубых ошибок партийных и советских руководителей, вынужденных реквизиций для обеспечения Красной армии и политики хлебной монополии.
Крайне слабая связь Туркестана с Европейской Россией путями сообщения вынуждала Куйбышева обращать сугубое внимание на состояние железнодорожного транспорта. Об этом дает представление информационная сводка Турккомиссии, направленная Куйбышевым в Москву. В ней, например, он сообщает данные о состоянии подвижного состава железных дорог и о ходе ремонта вагонов и паровозов[153].
За 1919–1920 годы Куйбышев из партийного работника губернского масштаба, каким он был в 1918 году, превращается в военно-политического руководителя, обладающего личным боевым опытом. Довольно неприглядный эпизод бегства из Самары при подходе к ней отрядов Чехословацкого легиона и неумелое руководство организацией обороны города целиком остаются в прошлом. Куйбышев научился не только не кланяться пулям, находясь в гуще боя, но и разбираться в тактических и оперативных вопросах. Недаром Фрунзе, посланный на ликвидацию последнего оплота Врангеля в Крыму и на Юге Украины, в сентябре 1920 года просил к себе помощником Куйбышева, которого он хорошо успел узнать по совместной боевой работе на Восточном фронте, а затем и на Туркфронте.