А в самом начале своей работы в Москве ему пришлось заняться таким делом, которое, казалось бы, вообще никаким боком не относится к делам профсоюзным. Он участвует в работе комиссии Дзержинского по вопросу об изменении карательной политики ВЧК и других судебных органов. Этот вопрос встал в связи с окончанием Гражданской войны и необходимостью отхода от чрезвычайных методов, вызванных этой войной. Присутствие в составе комиссии представителя ВЦСПС становится понятным, если взглянуть на первый и четвертый пункты протокола ее заседания от 13 января 1921 года:
«1. Признать необходимым образовать в Центре и на местах комиссии по пересмотру всех дел служащих пролетарского и крестьян. происхождения, а также для вовлечения широких пролетарских масс в борьбу с преступностью в пролетарской среде.
<….>
4. Комиссии по пересмотру дел осужденных и вовлечения широких пролетарских масс в борьбу с преступностью в пролетарской среде организуются в Центре при ВЦСПС и на местах при губпрофсоюзе»[165].
Уже в марте 1921 года у Куйбышева происходит заметное событие в его партийной карьере – на Х съезде РКП(б) его избирают кандидатом в члены ЦК. И почти сразу он получает партийное поручение: в качестве представителя ЦК его во главе делегации в составе 10 человек посылают в хорошо знакомую ему Самару – обеспечить проведение линии большинства съезда по итогам «дискуссии о профсоюзах». Дело в том, что в руководстве Самарского губкома РКП(б) большая часть поддерживала не линию Х съезда, а тяготела к «рабочей оппозиции», платформа которой съездом была осуждена. На стороне «рабочей оппозиции» были первые секретари Самарского губкома (Ю.К. Милонов и сменивший его А.А. Казаков). На VIII Самарской городской конференции РКП(б), состоявшейся накануне съезда, 9 февраля 1921 года, 55,5 % делегатов высказалось за «рабочую оппозицию» [166].
Куйбышеву предстояло, во-первых, убедить губернскую парторганизацию присоединиться к решениям X съезда и, во-вторых, проследить за исполнением резолюции съезда о роспуске фракций и группировок, сложившихся в ходе «дискуссии о профсоюзах», и о запрете всякой фракционной деятельности. При помощи активной пропагандистской работы делегации РКП(б) и той части руководителей самарских большевиков, которые поддерживали линию ЦК (наиболее активно выступал против «рабочей оппозиции» М.М. Хатаевич), ситуацию удалось переломить. На новой партконференции за резолюцию в поддержку «рабочей оппозиции» проголосовало лишь 32,6 % делегатов[167]. Но настроения в пользу «рабочей оппозиции» были еще очень сильны.
Проблема заключалась в том, что платформа «рабочей оппозиции», выдвигая непродуманные и нереалистичные решения таких вопросов, как участие рабочих в управлении производством, роль профсоюзов в организации промышленности, обеспечение внутрипартийной демократии, все же предлагала хоть какие-то варианты.
В.И. Ленин, набрасывая план резолюции о единстве партии, сам отмечал это обстоятельство, признавая, что в партии наблюдается «некоторый отрыв от масс», как и то, что заслугой оппозиции является «внимание к улучшению положения рабочих», «к борьбе с бюрократизмом», «к развитию демократии и самодеятельности»[168]. В проекте резолюции о единстве партии, предложенном съезду, он добавил: «Партия должна знать, что по этим вопросам мы не осуществляем всех необходимых мер, встречая целый ряд разнообразных препятствий…»[169].
А «платформа десяти», поддержанная большинством делегатов Х съезда, признавая проблемы в этой области, фактически отодвигала их разрешение в неопределенное будущее. Вполне возможно, что для искоренения этих проблем требовалась такая постепенность, которая позволяла добиться практических сдвигов лишь в очень далекой перспективе. Но что надо предпринять сейчас, в качестве первых шагов, первых подступов к решению? У большинства почти не находилось ответов. Ряд шагов, которые все же были предложены в резолюции Х съезда РКП(б) «О роли и задачах профсоюзов» (обсуждение рабочими хозяйственных планов; делегирование отдельных представителей профсоюзов в хозяйственные органы; производственные совещания и конференции, не обладающие никакими полномочиями)[170], в действительности не продвигали вперед ни дело участия рабочих в управлении, ни дело пробуждения инициативы рабочих масс, ни дело борьбы с бюрократизмом, что и подтвердила практика последующих лет.
Тем не менее у большинства были заслуживающие внимания и вполне практические резоны отвергнуть платформу «рабочей оппозиции»: лучше уж сохранить не самое лучшее статус-кво, чем в условиях тяжелейшего социально-экономического и политического кризиса идти на заведомо рискованные эксперименты с передачей управления хозяйством «всероссийскому съезду производителей». Такие предложения отодвигали в сторону от управления коммунистическую партию, что могло не только поставить под сомнение сложившуюся систему политической власти, но и развалить сложившуюся систему управления, и без того не очень крепкую (где партия выступала как раз цементирующей силой), и нарушить хрупкий баланс социальных сил.
Думается, именно эти соображения двигали Куйбышевым в его горячей полемике с прежними товарищами по самарской парторганизации. Ведь и ему самому в прошлом приходилось отклоняться от одобренной большинством политической линии: в 1917 году – по вопросу об отношении к Временному правительству, в 1918 году – по вопросу о Брестском мире. Но тогда разногласия и открытое отстаивание оппозиционных взглядов не создавали серьезной угрозы проведению в жизнь курса, одобренного большинством. Например, продолжение критики Брестского мира «левыми коммунистами» уже после его заключения не вело к срыву этого мира, а потому и не требовало каких-то организационных запретов. Теперь же распространение взглядов «рабочей оппозиции» ставило под сомнение руководящую роль РКП(б) в глазах ее главной социальной опоры – рабочего класса, угрожая прочности государственной власти. Именно эта угроза заставила съезд партии впервые заявить о несовместимости пропаганды взглядов оппозиции с пребыванием в РКП(б). Куйбышев сам считал опасность реальной и еще до Х съезда присоединился к сторонникам «платформы десяти», подвергнув критике «рабочую оппозицию», о чем свидетельствует его выступление в «Дискуссионном листке» ЦК РКП(б)[171].
При всех имеющихся практических аргументах против «рабочей оппозиции» большинство партии вступило на очень рискованный путь, не только ограничивая свободу дискуссии внутри партии, но и создавая в организационном арсенале партии оружие, которое позволяло избранным органам партии идти против воли тех, кто их избрал. Речь идет о параграфе 7 резолюции о единстве партии, который позволял ЦК исключать из своего состава членов, хотя они были избраны не Центральным комитетом, а съездом – инстанцией более высокой, чем ЦК, высшей партийной инстанцией[172]. Это оправдывалось исключительной ситуацией и рассматривалось как временная мера, но, как оказалось, в действительности это был лишь один из первых шагов в направлении ограничения партийной демократии.
В Самарской губернии Куйбышеву пришлось не только вести длительную работу по убеждению парторганизации в правильности линии большинства Х съезда в «дискуссии о профсоюзах». Он столкнулся с заметным неприятием новой экономической политики. Лишь после длительной разъяснительной работы руководители самарских большевиков согласились с тем, что переход от продразверстки к продналогу необходим для избавления от угрозы кризиса власти, оставаясь при мнении, что продразверстка – более предпочтительная мера, нежели продналог.
Не следует думать, что политическая работа в самарской парторганизации являлась в первой половине 1921 года единственной заботой Куйбышева.
В мае 1921 года, накануне IV Всероссийского съезда профсоюзов, Куйбышев направляет в ЦК заявление с просьбой освободить его от профсоюзной работы и не выдвигать в президиум ВЦСПС. Он просит использовать его на партийной или советской работе, поскольку это больше соответствует имеющемуся у него опыту. При этом Валериан Владимирович дает резко отрицательную характеристику политической атмосфере в профсоюзах и в особенности в их центральных органах: «Я считаю, что одним из существеннейших недостатков нашего профдвижения является его замкнутость, цеховщина, противопоставление себя партии и советам. Это обстоятельство родит постоянную фронду, профессионалистское чванство, “невежественное самомнение”, которые присущи абсолютно всем работникам профдвижения и особенно махровым цветом разцветают в центре, в том числе и в ВЦСПС». Ленин, ознакомившись с его заявлением, накладывает резолюцию: «Важно. Сохранить, в архив ЦеКа (от Куйбышева)» и делает пометку: «(17/V 1921)»[173].
Письмо В.В. Куйбышева с просьбой не выдвигать его на руководящую работу в ВЦСПС
17 мая 1921
[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 18749. Л. 1–1 об.]
Несмотря на просьбу Куйбышева, IV Всероссийский съезд профессиональных союзов, проходивший с 17 по 25 мая 1921 года, избрал его членом исполнительного комитета ВЦСПС и в состав Президиума. Тогда же, в мае, у него появились и дополнительные обязанности. Решением ВЦИК он как представитель ВЦСПС был введен в состав Президиума ВСНХ. Стоит отметить, что в проект нового состава Президиума ВСНХ фамилию Куйбышева вписал Ленин.
Участие Куйбышева в работе ВСНХ было отнюдь не формальным осуществлением «представительства от ВЦСПС». Так, им был подготовлен вопрос о перестройке структуры ВСНХ, который был им доложен сначала на заседании Президиума ВЦСПС 2 июня 1921 года. Этот доклад Куйбышева «О реорганизации главков» послужил для принятия практических решений: было произведено укрупнение управленческих структур и 52 главка (главных управления) ВСНХ были заменены на 16 главных управлений по отраслевому принципу. Круг обязанностей Куйбышева в ВСНХ расширялся: по решению Президиума ВСНХ 13 июня 1921 года он был введен в состав Концессионного комитета.