Следует отдать должное Валериану Владимировичу, – несмотря на сохранение за ним очень широкого круга обязанностей, он весьма решительно взялся прежде всего за наведение порядка в работе самого Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции. Предложения по реорганизации работы ЦКК – РКИ, подготовленные Президиумом ЦКК под руководством Куйбышева, были обсуждены на заседании Политбюро 14 июня 1923 года. 14-й пункт повестки дня гласил: «Основные предложения о ЦКК (Куйбышев)». Этот же протокол свидетельствует, что Куйбышев, хотя формально и не был уже секретарем ЦК, но фактически был вовлечен в работу Секретариата. Достаточно взглянуть на предыдущий, 13-й пункт, повестки дня заседания Политбюро: «Предложения Секретариата ЦК и Зиновьева о работе Политбюро (Зиновьев, Куйбышев)»[220].
Удостоверение члена ЦКК В.В. Куйбышева, выданное ЦИК СССР
1923
[РГАСПИ. Ф. 79. Оп. 1. Д. 4. Л. 24, 58, 59]
Удостоверение народного комиссара Рабоче-крестьянской инспекции В.В. Куйбышева
1923
[РГАСПИ. Ф. 79. Оп. 1. Д. 4. Л. 29, 66, 67]
Основные предложения о работе ЦКК – РКИ, одобренные Политбюро, были более детально развернуты для обсуждения на пленуме ЦКК 20–22 июня 1923 года, который принял Положение об НК РКИ за основу, поручив доработать его Президиуму ЦКК и коллегии НК РКИ. На пленуме был принят также план работ РКИ. А 6 сентября ЦИК и СНК СССР на основании разработанных предложений приняли декрет «Об освобождении Рабоче-Крестьянской Инспекции от ряда принадлежащих ей функций». Основные положения этого декрета заключались в следующем:
«Центральный Исполнительный Комитет и Совет Народных Комиссаров постановляют:
А. Освободить Рабоче-Крестьянскую Инспекцию от нижеследующих функций:
1. От документального контроля и от сплошной последующей документальной ревизии доходных и расходных документов всех народных комиссариатов. Обязать Рабоче-Крестьянскую Инспекцию давать общие заключения по составленному Народным Комиссариатом Финансов отчету об исполнении росписи государственных доходов и расходов.
Примечание. Последующий документальный контроль доходов и расходов в пределах, в коих его будет необходимо сохранить, возлагается на Народный Комиссариат Финансов в порядке особого положения.
2. От обязательного предварительного рассмотрения всех сметных предположений ведомств.
3. От дачи заключений по отпуску средств отдельными государственными, административными и хозяйственными органами, как в порядке сверхсметных кредитов, так и в порядке выдачи ссуд и субсидий, возложив впредь эти функции на Государственную Общеплановую Комиссию и Народный Комиссариат Финансов по принадлежности»[221]. И далее следует еще множество аналогичных пунктов, освобождающих НК РКИ от повседневного контроля над множеством текущих административно-хозяйственных операций.
Один только этот неполный перечень дает возможность представить, насколько обширным был круг функций, которые возлагались на НК РКИ РСФСР до создания объединенных органов ЦКК – РКИ. Фактически речь шла о сплошном контроле едва ли не всех финансово-хозяйственных операций государственных и административных органов и ведомств. Понятно, что при таком объеме текущих функций аппарат НК РКИ физически был не в состоянии даже подступиться к работе по совершенствованию аппарата управления, не справляясь на деле даже с текущими проверками. Поэтому радикальный отказ от загрузки РКИ задачами сплошного текущего контроля был совершенно необходимым шагом по пути превращения НК РКИ в инструмент улучшения работы государственного аппарата и изживания крайностей бюрократизма.
На несколько лет Валериан Владимирович был занят сложнейшей работой по совершенствованию государственного аппарата и исправления его наиболее вопиющих огрехов. Но одновременно ему приходилось выступать и на чисто партийном поприще. Для Куйбышева 1923 год ознаменовался активным вовлечением его как председателя ЦКК во внутрипартийные конфликты. Первым таким крупным делом, в котором он принял участие, было дело Мирсаида Султан-Галиева.
Султан-Галиев, будучи заместителем Сталина по Народному комиссариату национальностей, активно выступал против линии последнего на «автономизацию» республик путем включения их в состав РСФСР. Однако и после того, как была принята концепция формирования СССР как союза равноправных республик, Султан-Галиев отстаивал идею придания всем автономным республикам равного статуса с союзными и просил поддержать эту позицию ряд руководящих работников автономных республик, рассылая им письма соответствующего содержания. За ним было установлено наблюдение и на основании перехваченной переписки 4 мая 1923 года Партколлегия ЦКК РКП(б), рассмотрев дело Султан-Галиева, по предложению Куйбышева исключила его из партии как антипартийный и антисоветский элемент и передала его «дело» в ГПУ. Тут же последовал его арест.
Решение ЦКК было в тот же день утверждено Оргбюро ЦК. После этого Куйбышев дважды, 10 и 19 мая, докладывает на Политбюро о «деле» Султан-Галиева, что отмечено в протоколах заседаний Политбюро: «22. О Султан-Галиеве (пост. ОБ от 4.V.23 г.) (Куйбышев)» [222].
10 мая Политбюро подтвердило решение Оргбюро, но 19 мая возвращается к этому делу еще раз (судя по ссылке на это решение в повестке дня следующего заседания Политбюро, речь шла об обсуждении дела Султан-Галиева на совещании работников национальных республик): «5. О Султан-Галиеве (Куйбышев)» [223].
Очередной раз Политбюро возвращается к этому делу 21 мая в связи с готовящимся ЦК РКП(б) совещанием работников национальных республик, на которое предполагалось вынести дело Султан-Галиева: «3. Утверждение списка персонального состава совещания в связи с делом Султан-Галиева (пост. ПБ № 6, п. 5 от 19.V.23 г.)»[224].
Во время совещания, состоявшегося 9–12 июня 1923 года, и Куйбышев, и Сталин выступили очень осторожно, не настаивая на репрессиях против Султан-Галиева и его возможных сторонников. Вот что заявил Куйбышев, выступая докладчиком от имени ЦКК по делу Султан-Галиева: «Мне лично кажется, что Республика ничего не проиграла в том случае, если бы на данной стадии дела Султан-Галиева освободили бы из тюрьмы и от судебной ответственности, принимая во внимание его сознание и, по-видимому, искренне раскаяние»[225].
Куйбышев в своем заключительном слове счел нужным несколько осадить тех, кто любой учет национальных особенностей республик пытался представить как антипартийный националистический уклон. Он специально подчеркнул: «Предлагать использовать этот случай, как это пытаются сделать т.т. Саид-Галиев и Шамигулов, как веху, по которой можно начать расправу с коммунистами, имеющими отдельные оттенки в области национального вопроса, – такую постановку вопроса нужно самым решительным образом отвергнуть»[226].
Хотя наиболее сильные обвинения, выдвинутые против Султан-Галиева, были отвергнуты следствием, проводившимся ГПУ, эти обвинения вошли в резолюцию совещания (подготовленную Куйбышевым), один из пунктов которой гласил:
«Антипартийные и объективно контрреволюционные задачи, поставленные Султан-Галиевым, и сама логика антипартийной работы привели Султан-Галиева к предательским поискам союза с явно контрреволюционными силами, направленными к свержению советского строя, что выразилось в попытке связаться с поддерживаемым международным империализмом бухарско-туркестанским басмачеством через одного из его вождей – Заки-Валидова»[227].
Вскоре ЦКК, возглавляемая Куйбышевым, приняла участие в самом серьезном внутрипартийном конфликте, потрясшем РКП(б) в 1923–1924 годах. Начинался этот конфликт всего лишь с борьбы за власть лидеров партии, а вылился в массовое противостояние, продолжавшееся полтора десятилетия.
Первым шагом к развертыванию этого конфликта послужило формирование так называемой тройки (Сталин, Каменев, Зиновьев), объединившейся, чтобы противостоять политическим амбициям Троцкого. Однако первоначально Зиновьев и Каменев колебались, опасаясь укрепления аппаратных позиций Сталина, и даже подумывали о блоке с Троцким против Сталина. Они прощупывали формирование неких новых комбинаций в Секретариате ЦК, с тем чтобы ввести в него несколько членов Политбюро и тем самым установить политический контроль над работой Секретариата, возглавляемого Сталиным («пещерное совещание» в Кисловодске в конце июля 1923 года). Вот что писал Зиновьев Каменеву 30 июля 1923 года: «Если партии суждено пройти через полосу (вер[оятно], очень короткую) единодержавия Сталина – пусть будет так. Но прикрывать все эти свинства я, по кр[айней] мере, не намерен. Во всех платформах говорят о “тройке”, считая, что и я в ней имею не последнее значение. На деле нет никакой тройки, а есть диктатура Сталина. Ильич был тысячу раз прав. Либо будет найден серьезный выход, либо полоса борьбы неминуема»[228].
Однако ни Троцкого, ни Сталина на предлагавшуюся комбинацию с включением ряда членов Политбюро в Секретариат уговорить не удалось. И тогда члены «тройки» предпочли объединиться против Троцкого. Давление на него началось с изменения состава Реввоенсовета Республики с введением туда ряда сторонников «тройки» и противников Троцкого. Этот вопрос докладывал на пленуме ЦК РКП(б) Куйбышев:
«Слушали: 8. О составе РВСР (т. Куйбышев).
Постановили:
8. А) ЦК констатирует что тов. Троцкий, покинув заседание Пленума в связи с речью тов. Комарова, в которой ЦК не усматривает ничего обидного для тов. Троцкого поставил тем самым ЦК в затруднительное положение.