[259]. Затем он добавил: «Я думаю, что партию в целом не должны смущать те возражения, пересуды, шушуканья и сплетни, которые ходят насчет чистки, производившейся здесь у нас, в Москве, потому что тут имеются чудовищные преувеличения. Маленькие, незначительные ошибки раздуваются в ошибки совершенно недопустимые. Действительные ошибки, имеющие место, преувеличиваются как в своем количестве, так и в своем значении»[260]. Видимо, тот факт, более половины исключенных из партии было исключено неосновательно, председатель ЦКК как раз и отнес к таким «незначительным ошибкам».
В отчете ЦКК съезду партии Куйбышев поднял весьма деликатный вопрос о влиянии партийных инстанций на судебные решения. Хотя формально руководство РКП(б) отрицало вмешательство в судебные процедуры и даже осуждало такую практику, однако она существовала, и не как отдельные эксцессы, а как система. Более того, в этой порочной практике активно участвовали контрольные комиссии. Вот что констатировал Куйбышев в отчете ЦКК XIII съезду: «Шестьдесят К[онтрольных]К[омиссий] (из 96) систематически рассматривали дела коммунистов до решения суда. Некоторые КК брали на себя ответственность за прекращение дел коммунистов в суде. В результате такой работы КК, последние загружались уголовными делами, не говоря уже о том, что у беспартийных могло получиться представление о безнаказанности коммунистов»[261].
Мандат В.В. Куйбышева – делегата V Конгресса Коминтерна
Июнь 1924
[РГАСПИ. Ф. 79. Оп. 1. Д. 4. Л. 5, 19]
Однако положение не исправилось и год спустя. В конце 1925 года в отчете ЦКК XIV съезду партии также отмечалась необходимость следовать законным процедурам привлечения коммунистов к наказанию за уголовные преступления и воздерживаться от какого-либо вмешательства:
На заседании Центральной контрольной комиссии. Сидят слева направо: Е. Ярославский (1-й), С.И. Гусев (5-й), В.В. Куйбышев (6-й), М.Ф. Шкирятов (2-й справа), Н.К. Крупская (крайняя справа). Стоят: 2-й справа А.В. Шотман и др.
Москва, 1924
[РГАКФФД. В-1182-а]
«1) каждый коммунист за совершенное преступление подлежит привлечению к судебной ответственности, аресту, наказанию на общих со всеми гражданами основаниях;
2) парторганизации должны отказаться от опеки над действиями судебных карательных органов по делам членов партии, а прокуратура от практикуемых ею иногда испрашиваний предварительных указаний парторганов по вопросу привлечения к ответственности коммунистов;
3) как общее правило, дела коммунистов, в случае привлечения их к судебной ответственности, КК ставит после приговора суда и только в исключительных случаях при ясности материалов КК может, не дожидаясь судебного приговора, вынести решение о партвзыскании вплоть до исключения из партии»[262].
Прошло почти десять лет, и в 1934 году уже член Комиссии партийного контроля Е.М. Ярославский напомнил в газете «Правда», что «коммунист отвечает перед судебными и административными органами советов наравне со всеми другими гражданами»[263]. На пленуме КПК Ярославский еще раз подчеркнул: «Мы должны самым суровым образом различать дела, которые необходимо разбирать в партийном порядке, и дела, которые должны быть разбираемы в государственном порядке, не за чем иметь такое положение, когда партколлегии подменяли собой партийным судом наш советский суд»[264].
Общий вид заседания. Среди присутствующих: крайняя справа Н.К. Крупская, за ней – В.В. Куйбышев и др.
Москва, 1924
[РГАКФФД. В-1183]
Валериан Владимирович Куйбышев
Октябрь 1924
[РГАКФФД. 4-7910]
Однако во всех этих требованиях содержалась изрядная доля лицемерия. На словах предостерегая от партийного вмешательства в правосудие, партийное руководство на деле вполне официально (хотя и секретно) систематически осуществляло такое вмешательство. 17 апреля 1924 года Политбюро приняло решение о том, что суды не могут выносить приговоры к высшей мере наказания по политическим делам без санкции Политбюро. В ноябре 1924 года этот порядок был оформлен путем создания специальной комиссии Политбюро:
«8. В разъяснение постановлений Пбюро от 17/ІV с. г. (пр. 85 п. 30) и от 11/VIІ-24 г. (ПБ 8, п. 16) и телеграммы секретаря ЦК т. Молотова от 27/ІХ с. г. (№ 1600/с) установить как правило, что местные обвинительные заключения предварительно просматриваются особой комиссией Политбюро ЦК РКП в составе т.т. Курского, Куйбышева и Дзержинского»[265]. Так что Куйбышев лучше, чем кто-либо другой, был осведомлен о практике вмешательства партийных органов в правосудие, которое на деле не ограничивалось только приговорами к высшей мере и только политическими делами. А вслед за высшими партийными инстанциями вмешательство практиковали и нижестоящие партийные органы, несмотря на дежурные окрики сверху.
На XIII съезде Куйбышев подтвердил, что ЦКК будет оказывать политическую поддержку большинству ЦК: «…от нас добивались какой-то самостоятельной линии, какого-то нейтралитета, который бы дал возможность нам “со стороны” подойти к происходящей борьбе и беспристрастно, спокойно расценивать всех дерущихся, хваля и ругая каждого по заслугам»[266]. Но судить участников дискуссии беспристрастно и по заслугам ЦКК не захотела. Куйбышев еще более открыто разъяснил ту позицию, о которой на XIII партконференции заявил Ярославский – линия большинства ЦК вне критики, правота большинства Центрального комитета никакому сомнению не подлежит, и не партия определяет политику своего Центрального комитета, а партия идет за ЦК: «Мы сразу почуяли, что ЦК в этой борьбе на 100 % прав, что партия за ним, что партия в ближайшее же время осудит попытки нарушения единства. И мы безоговорочно и без всякого раздумья пошли вместе с ЦК в общей работе для борьбы за единство партии, для борьбы за выдержанную большевистскую линию» [267].
Тем самым Куйбышев вполне определенно встал на путь превращения ЦКК не в орган, способствующий разрешению и изживанию конфликтов внутри партии на основе соблюдения ее Устава и Программы, а в орган борьбы с любой критикой политики исполнительных органов партии. Произошла абсолютизация и фетишизация принципа единства партии, когда в жертву этому принципу приносились все остальные принципы организации партии.
Тем не менее такой выбор Куйбышева не стоит расценивать лишь как стремление «затянуть гайки» и утвердить непогрешимость партийных руководителей. Для него были и более веские основания – партия, представляющая интересы меньшинства населения (а рабочие в СССР того периода были явным меньшинством), не может удерживаться у власти на основе последовательно проводимой демократии. Достигнутый на основе новой экономической политики компромисс с крестьянством вовсе не означал поддержку крестьянами программных целей РКП(б). И чтобы обеспечить хотя бы терпимость общества к проводимой РКП(б) социально-экономической политике, нужна была высочайшая степень сплочения правящей партии, исключающая колебания и разногласия в процессе проведения политического курса. Этими разногласиями неизбежно будут стараться воспользоваться непролетарские слои общества, чтобы оказать на партию влияние в духе защиты собственных интересов. Подобная логика политической ситуации в СССР и определяла усилия тех партийных руководителей, которые стремились обеспечить монолитность партийных рядов любой ценой.
Другой вопрос, что избранный путь решения этой задачи неизбежно означал выхолащивание тех целей и ценностей, на которых изначально строилась коммунистическая партия, и вел, по существу, к превращению ее в партию иного типа. Из братского союза революционеров партия превращалась во все более бюрократизирующийся механизм. Здесь проявился глубокий трагизм попытки осуществить коммунистическую революцию в мелкокрестьянской стране: практически доступные средства решения задач социалистического строительства приходили в непримиримый конфликт с целями этого строительства. Впрочем, действительная непримиримость этого конфликта окончательно выявилась лишь много десятилетий спустя. Тогда же многим партийным руководителям и рядовым членам партии казалось, что небольшие отступления от изначальных принципов, позволяющие решать практические задачи, вполне допустимы и дадут возможность в конечном счете реализовать те цели, которые провозглашены партийной программой.
Можно предполагать, что Валериан Владимирович руководствовался именно такими или подобными соображениями, определяя свою позицию в дискуссиях 20-х годов. Но его роль как председателя ЦКК не сводилась только к борьбе за партийное единство. Помимо участия во внутрипартийной борьбе, равно как и в работе ЦКК – РКИ по совершенствованию государственного аппарата, Куйбышеву приходилось регулярно участвовать в решении важнейших вопросов текущей политики, поскольку, по утвержденному отныне порядку, представители ЦКК принимали участие в заседаниях Политбюро ЦК РКП(б). Одним из таких вопросов, в обсуждении которых участвовал и председатель ЦКК Куйбышев, был вопрос, поставленный наркомом финансов Г.Я. Сокольниковым, о чеканке золотых монет:
«Присутствовали: члены Политбюро тт. Каменев, Сталин, Томский.
Кандидаты в чл[ены] ПБ тт. Калинин, Молотов, Рудзутак.
Члены ЦК РКП тт. Пятаков, Радек, Смирнов, Сокольников.
Члены През[идиума] ЦКК тт. Куйбышев, Сольц.
Слушали: 50. – О чеканке золотых монет. (т. Сокольников)
Разрешить НКФину чеканку 100 000 золотых червонцев с тем, чтобы использование их за границей или в России имело место только по особому разрешению Политбюро.