Секретарь ЦК И. Сталин»[268].
Вскоре этот вопрос был поставлен на Политбюро снова (и опять с участием Куйбышева), но на этот раз обсуждался конкретный образец золотой монеты:
«Присутствовали: члены Политбюро тт. Каменев, Рыков, Сталин.
Кандидат в члены Политбюро т. Рудзутак.
Члены ЦК РКП тт. Пятаков, Радек, Раковский, Смирнов А.П., Сокольников.
Члены Президиума ЦКК тт. Куйбышев, Сольц, Шварц.
Слушали: 7. О золотой монете. (т. Сокольников)
а) Разрешить НКФ чеканку золотой монеты по образцу, предложенному т. Сокольниковым;
б) самый выпуск производить по разрешению Политбюро с предварительным заключением СТО.
<…>
Секретарь ЦК И. Сталин»[269].
Пикантность решения, которое принимало Политбюро при участии Куйбышева, заключалось в словах протокола от 12 июля; «или в России». Дело в том, что официально золотые червонцы как средство внутреннего денежного обращения не использовались. Но все же внутри страны государство фактически допускало их оборот – для поддержания курса бумажного червонца. Это делалось как вполне легально, через покупку и продажу золотых монет Госбанком, так и полуофициально, через операции Наркомфина на «черной» валютной бирже («американке», на унаследованном предреволюционном жаргоне[270]). Эти операции осуществляла Особая часть Валютного управления Наркомфина, организованная на основании секретного приказа по Наркомфину от 8 августа 1923 года для выполнения специальных заданий по регулированию валютного и фондового рынков. Тем самым червонец приобретал такую же стабильность, как и валюты, размениваемые на золото, но без официального обязательства государства обеспечивать такой размен. Разумеется, пойти на подобное без санкции Политбюро Сокольников не мог.
2 августа 1923 года на Политбюро Куйбышев (вместе с наркомом внешней торговли СССР Л.Б. Красиным) докладывал вопрос, по которому ЦКК – РКИ было дано прямое партийное поручение: планирование и организация экспорта хлеба.
Обсуждение проблем хлебного экспорта на Политбюро показало, что экономическая сторона этого вопроса не проработана. Разумеется, иметь точный план экспорта по каждой экспортируемой культуре как по объему, так и по финансовым результатам было невозможно в силу неконтролируемого и непредсказуемого движения хлебных цен на мировом рынке, из-за изменения условий фрахта, уровня конкуренции на отдельных национальных рынках и т. д. Однако выяснилось, что неизвестны в сколько-нибудь достоверном виде издержки хлебозаготовок и транспортировки хлеба даже внутри страны, а в связи с этим нельзя определить и потребность в ассигнованиях на эти цели из бюджета и потребность в кредитах Госбанка. При этом экспорт необходимо было обеспечить даже при убыточности экспортной торговли, поскольку только на выручку от экспорта можно было оплатить импорт необходимых для восстановления и развития советской экономики сырья, машин и оборудования.
Как руководитель ЦКК – РКИ Валериан Владимирович обратил внимание на то, что многие поднятые вопросы плохо поддавались решению именно из-за особенностей тогдашнего бюрократического аппарата. Так, когда встал вопрос о возможности понизить расходы на фрахт для перевозок зерна, состоялся примечательный диалог:
«Куйбышев. <…> То, что предлагал тов. Сталин, т. е. устроить конкуренцию между фирмами, которые владеют пароходами за границей, то это можно сделать тогда, когда у нас будет особый орган; при существующем же порядке, когда каждая организация, закупающая хлеб, она же и фрахтует, мы можем конкурировать только между собой.
Сталин. Что, советские люди не могут сговориться?
Куйбышев. У нас обыкновенно это так и бывает»[271].
Не правда ли, очень напоминает историю с закупкой консервов, которую рассказывал Ленин на XI съезде РКП(б)? Там тоже «советские люди» никак не могли сговориться между собой…
Валериан Владимирович вынужден был обратить внимание и на безобразное состояние отчетности:
«Куйбышев. Что касается накладных расходов, то я должен сказать, что по тем сметным калькуляциям, которые нам представлялись, абсолютно никаких выводов сделать нельзя. Мы считаем, что этот вопрос должен быть поставлен в центре работы Полномочной Комиссии СТО»[272].
Отсутствие точных данных не давало возможности разобраться и в вопросе о влиянии закупок для экспорта на цены внутреннего хлебного рынка:
«Куйбышев. <…> Перехожу к вопросу относительно влияния на внутренние цены. Эта задача нами ставилась. Когда мы разрабатывали программу наших работ, мы коснулись вопроса о влиянии на внутренние цены, и мы принуждены были спасовать, потому что никаких материалов, на основании которых можно было бы проверить влияние этих цен на внутреннем рынке, не имелось. Комиссия ЦКК не могла иметь в этом вопросе никаких других материалов, кроме тех, которые имеются у ведомств, но и у ведомств ничего существенного не было»[273].
Еще один деликатный вопрос, в решении которого Куйбышев как глава ЦКК – РКИ принимал непосредственное участие, это вопрос о смете и штатах ГПУ. В начале 20-х годов жесткие бюджетные ограничения, с которыми сталкивался СССР, вынуждали проводить последовательное сокращение государственных расходов, в том числе и сокращение расходов на государственный аппарат. Сокращалось число государственных служащих, а заработная плата тех, кто сохранял работу, находилась на крайне низком уровне. Низшие должностные оклады позволяли кое-как прожить одному человеку, но фактически не давали возможности прокормить сколько-нибудь большую семью. Это приводило к тяжелым социальным последствиям – нередкими были самоубийства на почве нищенского существования или занятия проституцией с целью добыть средства для пропитания. ГПУ в этом смысле находилось отнюдь не в лучшем положении по сравнению с остальными ведомствами. Поэтому борьба между ведомствами и Наркоматом финансов за каждую копейку бюджетных ассигнований велась постоянно. Куйбышеву было поручено возглавить специальную комиссию Политбюро, которая готовила вопрос о кадровом составе и бюджетных расходах на содержание ГПУ. Ввиду особого положения ГПУ в системе государственных органов вопрос рассматривался на заседаниях Политбюро в секретном порядке. Сначала предложения по сокращению штатов и ассигнований рассматривала сама комиссия с участием заместителей Дзержинского:
«Строго секретно
Члены Комиссии: Куйбышев, Дзержинский, Сокольников,
присутствуют: Менжинский, Ягода.
Слушали:
I. О смете ГПУ
(т. Дзержинский)
II. О дальнейшей работе Комиссии
Постановили:
1. Внести на утверждение Политбюро следующие мероприятия, при проведении которых по заявлению т. Дзержинского возможно уложиться в сумму 18 милл. рублей, предусмотренных в квартальном бюджете Октябрь – Январь:
а) упразднение с 1/1-24 г. института добровольчества во всех войсках ОГПУ,
б) сокращение количества внутренних войск 1/1-24 г. на 5710 ч. и с 1/IV-24 г. – на 4290 ч., всего 10 000 чел.
в) объединение ОГПУ с МГО в центре и ПП ГПУ с Губотделами на местах.
2. Вопрос о возможности сокращений в сравнении с установленным квартальным ассигнованием и размер этих сокращений поставить на обсуждение следующего заседания Комиссии, в связи с чем ходатайствовать перед Политбюро о продлении работ Комиссии еще на одну неделю.
Председатель: В. Куйбышев»[274].
Затем подготовленные комиссией предложения были вынесены на заседание Политбюро и утверждены на высшем уровне:
«Строго секретно
Слушали:
15. Доклад комиссии по пересмотру ассигнований на ГПУ.
(т.т. Куйбышев, Дзержинский).
Постановили:
15. а) Принять предложенные комиссией меры по сокращению сметы ГПУ (упразднение института добровольчества, сокращение количества внутренних войск, объединение ОГПУ с МГО и ПП ГПУ с губотделами).
б) Продлить работу комиссии, обязав ее сделать через 2 недели доклад Политбюро о ходе ее работы»[275].
На этом, однако, проблемы с урезанием расходов на ГПУ не закончились. Дзержинский столкнулся с тем, что Наркомат финансов стал самостоятельно урезать смету расходов ГПУ, без оглядки на решения комиссии, утвержденные Политбюро. Феликс Эдмундович адресовал Сталину, Куйбышеву и наркомфину Сокольникову записку, выдержанную в весьма тревожных тонах:
«В ЦК РКП(Б) т. Сталину
Копия т. Куйбышеву и т. Сокольникову
Постановлением П/Бюро образована Комиссия в составе Куйбышева, Сокольникова и меня для рассмотрения возможности сокращения сметы ОГПУ. По докладу этой Комиссии П/бюро утвердило проект ОГПУ сокращения войск и сотрудников, сводящего годовую смету к 72 милл. рб. с тем, чтобы комиссия продолжила свою работу по изысканию дальнейшей возможности сокращений. Дальнейшая работа наша (ОГПУ) наметила дальнейшее сокращение аппарата ОГПУ, дающее сокращение годовой сметы до 65 778 042, что определяет смету нашу на январь 24 г. в 5 361 000 рбл. вместо 6 мил. рб. предыдущих месяцев, исходящих из годовой сметы в 72 мил.
Между тем НКФин намечает нам сам не считаясь с работой комиссии смету на январь в 4 500 000 рб., т. е. на 1,5 мил. меньше, чем в декабре.
Я категорически протестую против таких действий НКФина как по формальным соображениям, так и по существу, и прошу ЦК РКП указать НКФину что он не может сокращать нашей сметы без решения П/бюро по заключению Комиссии П/бюро.
Я должен еще раз указать, что нами (ОГПУ) самими ведется работа по дальнейшему планомерному сокращению, но такое НКФиновское механическое сокращение даст в результате только полную дезорганизацию ОГПУ и его органов.