[491]. И далее Базаров дает оценку необходимых масштабов профессиональной подготовки рабочих и инженерных кадров, отмечая, что точных расчетов потребности в профессиональной подготовке пока еще не сделано[492], а без этого планы роста производительности труда и прироста производства промышленной продукции оказываются построенными на песке.
Но все эти возражения не могли повлиять на уже принятые решения. 23 января правительство, рассмотрев отправной и оптимальный варианты, приняло оптимальный вариант, получивший название «Пятилетний народнохозяйственный план на 1928/29–1931/32 гг.». Председатель Госплана до последнего пытался возражать против этого решения, но его доводы о недостаточной сбалансированности и экономической обоснованности многих цифр оптимального варианта не были приняты во внимание.
После того, как эти решения состоялись, многие критики контрольных цифр пятилетки в публичных выступлениях уже не рисковали подвергать сомнению одобренные высшими инстанциями контрольные цифры. Вот что писал, например, И.А. Калинников в мартовском номере журнала «Плановое хозяйство» за 1929 год: «Задачи, поставленные перед металлопромышленностью в следующем пятилетии, растут с каждым днем. Достаточно напомнить, что в апреле прошлого года, когда мы составляли директивы для разработки пятилетнего плана промышленности, мы не посмели дерзнуть на те цифры колоссального развертывания, которые сейчас значатся в отправном и оптимальном варианте, – 8 и 10 млн. тонн чугуна. Еще в августе месяце ВСНХ, выступая со своим вариантом, не называл цифру в 10 млн., а хотел ограничиться 7 млн. тонн чугуна. Я хочу подчеркнуть, что пресс металлического голода, который давил нас в истекшее пятилетие, оказал мощное влияние и на пятилетку – даже в процессе ее составления»[493]. Однако тень сомнения проскальзывает и в этой публикации: «…как только мы задавались вопросом, каким путем этого можно достигнуть, мы упирались в огромные трудности»[494].
Так что на пятом съезде госпланов СССР (7–14 марта 1929 года) обсуждали уже по существу согласованные и принятые правительством цифры пятилетнего плана. Неясно даже, зачем обсуждался отправной вариант, если оптимальный уже был взят правительством за основу. Все главные ораторы – Кржижановский от Госплана и Куйбышев от ВСНХ – демонстрировали единодушие в понимании задач пятилетки, расходясь лишь в нюансах. В своем выступлении на этом съезде Куйбышев бросил фразу, оказавшуюся пророческой (впрочем, легко быть пророком, зная решения, уже принятые высшим партийным руководством): «Я бы считал более правильным (но на этом я не буду настаивать), чтобы был принят один вариант, при котором нас бы обязали сделать всё возможное для осуществления его в 5 лет»[495]. Какой же именно вариант пятилетки имел в виду Куйбышев, предлагая утвердить лишь один из них? Сделав реверансы в сторону разработчиков отправного варианта, он твердо заявил: «Я хочу сказать, что оптимальный вариант должен быть для нашего хозяйства маяком, к которому мы должны стремиться…»[496].
Первый пятилетний план был вынесен на обсуждение XVI конференции ВКП(б) (23–29 апреля 1929 года) и после одобрения партийным форумом[497] утвержден V съездом Советов СССР (20–28 мая 1929 года)[498].
Глава 12ВСНХ: старт первой пятилетки
Убежденность В.В. Куйбышева в необходимости обеспечить высокие темпы индустриализации проявлялась не только в его активной борьбе за высокие задания первого пятилетнего плана, но и в практической работе по его осуществлению. Еще не были утверждены окончательные цифры, еще продолжались их обсуждение и доработка, а он как председатель ВСНХ СССР с головой окунулся в проблемы крупнейших предприятий и важнейших строек. Он многократно выезжал на важнейшие стройки и на крупные предприятия, чтобы не из кабинета и не по отчетам, а по собственным впечатлениям оценить, как идет работа по выполнению заданий пятилетки, составить себе представление о качествах хозяйственных кадров и об их способности добиться желаемых результатов. Так, в мае 1929 года Куйбышев совершил поездку по строящимся и реконструируемым промышленным предприятиям Украины. Выступив на Всеукраинском съезде Советов в Харькове, он затем посетил строящуюся Харьковскую электростанцию, Керченский металлургический завод, Днепрострой, металлургический и трубный заводы в Мариуполе, проводя совещания со специалистами и хозяйственниками и участвуя в митингах[499].
Понимая, что без рационализации и техники, и организации строительного процесса не удастся добиться запланированных результатов по снижению себестоимости строительства, Куйбышев самое пристальное внимание уделял иностранной технической помощи для обеспечения правильного хода проектирования и осуществления крупнейших строек.
Одной из таких строек было возведение Днепрогэса. Ее строительство возглавлял опытный инженер А.В. Винтер, а главным инженером был Б.Е. Веденеев. Но, поскольку в СССР еще не было опыта сооружения столь крупных гидроэлектростанций, Политбюро в 1926 году было принято решение пригласить для консультирования группу американских инженеров во главе с полковником Хью Купером. Куйбышев неоднократно встречался с ним для обсуждения состояния дел на Днепрострое. Деятельность Купера была также темой обсуждения И.В. Сталиным с В.В. Куйбышевым и Л.М. Кагановичем, что нашло отражение в их переписке [500].
В июле 1928 года Куйбышев получает письмо от заместителя председателя Амторга[501] М.Г. Гуревича, который имел в США беседу с Хью Купером о состоянии дел на Днепрострое. Основные проблемы этого строительства, как их видел полковник Купер (в передаче Гуревича), были следующие:
«Первое – недостаточная механизация работы (целый ряд процессов, которые должны были бы быть произведены машинным трудом, производятся ручным);
Второе – недостаточная производительность труда рабочих, он это приписывает, в частности, тому, что на Днепрострое не проведена система сдельной работы;
Третье – раздутые административные штаты; он утверждает, что аппарат главного инженера по своим раздутым штатам не знает себе равного в истории строительства гидроэлектрических станций в любой стране в мире, не говоря уже об Америке…»[502].
К сожалению, эти проблемы – и слабая механизация, и низкая производительность, и раздутые административные штаты, и бюрократическая неразбериха – сопровождали все стройки того периода. Часть этих проблем имела объективные причины: так, экскаваторов, тракторов, грузовиков не хватало физически. Куйбышев прилагал усилия для того, чтобы смягчить эти проблемы. В США были заказаны средства механизации, но поставки по контракту не успевали к началу строительных работ. Поэтому Куйбышев при посредничестве Купера вел переговоры о закупке подержанных тракторов у компании «Дженерал Электрик», которая также участвовала в строительстве Днепрогэса.
Надо сказать, что Днепрострою еще повезло с точки зрения организации строительных работ. А.В. Винтер занял жесткую позицию, начав стройку не с возведения основных объектов, а с развертывания вспомогательной инфраструктуры.
При строительстве Днепрогэса заранее был проделан огромный объем подготовительных работ. Были сооружены временная электростанция, железнодорожные подъездные пути, жилые дома и общежития (всего было построено 658 домов, общежитий и бараков), здания культурно-бытового назначения – клубы, больницы, бани и т. д., ремонтные цеха, лесопильный и деревообделочный заводы, два бетонных завода[503]. Была построена общественная столовая, рассчитанная на восемь тысяч обедов в день, амбулатория, фильтрационная и пожарная станции, зимний и летний театры, школа, детсад и многое другое.
Опытный специалист-энергетик, уже участвовавший в строительстве электростанций, А.В. Винтер полагал, что сначала необходимо «обеспечение надежного тыла, расселение строителей в нормальных условиях, организация фронта работ, подготовка кадров, проектов, чертежей и т. п., затем массовое продвижение вперед по всем остальным участкам»[504].
Однако этот единственно рациональный подход не встречал поддержки, вызывал упреки в медленном ведении работ и не был реализован на других крупных стройках. С.З. Гинзбург отмечал в своих воспоминаниях: «Во всех начатых стройках в первую очередь создавались объекты, необходимые для пуска заводов, а уже потом велось строительство бытовых и культурных учреждений»[505].
К сожалению, полностью устранить дефицит жилья не удалось и на Днепрострое. На работе фабрики-кухни сказывалось вызванное непродуманной гонкой с коллективизацией резкое ухудшение снабжения продовольствием, что приводило к удручающему снижению качества блюд, в том числе из-за хищения продуктов. Писатель Федор Гладков, побывавший на Днепрострое, описал ситуацию в крайне резких выражениях: «Я бываю на фабрике-кухне и меня тошнит от одного вида гнусного ядева. Я бываю на участках работ, туда пища привозится в термосах. Эта синяя болтушка смердит трупом и выгребной ямой. Рабочие предпочитают только хлеб с водой»[506].
Однако при всех проблемах Днепростроя на остальных крупных стройках ситуация складывалась значительно хуже. Организация строительства, ведение подготовительных работ, борьба за сокращение себестоимости строительства, на чем так настаивал Куйбышев, и в особенности создание хотя бы мало-мальски сносных культурно-бытовых условий для строителей – все было отодвинуто в сторону ради обеспечения темпов строительства. Начальник строительства на Магнитострое молодой инженер Я.С. Гугель впоследствии сам признавал, что он не считал нужным уделять этому много внимания, не делая даже того, что вполне можно было сделать по тогдашним скудным ресурсам. Главное – сдать в срок объекты, пустить завод. Все остальное – в сторону