нград) 30 сентября не работала группа рабочих; на делегатском собрании, созванном в связи с прекращением работы, рабочие требовали отмены уплотнения, указывая на недостаточное снабжение продуктами и в связи с этим на болезненное состояние рабочих»[577]. «На фабрике “Красный Профинтерн” (ИПО) на конференции по вопросу о соцсоревновании выступавший рабочий заявил: “Соревноваться в настоящее время невозможно, так как рабочие умирают с голоду, нам надо взять за горло головку”. Выступление со стороны фаборганизации отпора не встретило» [578].
На Ярцевской прядильно-ткацкой фабрике рабочие, недовольные расширением зоны обслуживания с 4 до 6 станков, грозили забастовкой через стенгазету: «Работницы каждый день падают у станков и их выносят на носилках в больницу, переход сделает работниц больными и горбатыми. Сделайте распоряжение снимите с нас тяжелый гнет, это не свобода, а крепостное право. Нас насильно ставят у станков, а если отказываешься, то велят тебе идти на биржу. Издеваться над рабочими довольно. Если не обратите внимания на наше заявление, то сделаем забастовку и закричим – “Долой правительство!”»[579].
На Большой Красношуйской фабрике недовольство было вызвано резким снижением зарплаты из-за перехода на новый вид ткани и увеличением нормы выработки. Рабочие 9 января остановили станки и потребовали объяснений от дирекции. На следующий день они заставили администрацию пересмотреть хронометраж работы, который оказался недостоверным[580].
«На почве продзатруднений по отдельным предприятиям в январе с. г. отмечено отрицательное отношение к увеличению кооперативного пая.
На заводе “Красный судостроитель” при обсуждении 28 января вопроса об увеличении кооперативного пая с мест раздавались выкрики: “Грабиловка… мародерство!”
На собрании “Пролетарского” завода раздавались выкрики: “Долой… вон, товаров нет… все врете!..” Большинством предложение об увеличении пая было отклонено.
В слесарно-прокатном цехе Пролетарского завода выступление (перед началом работ) одного рабочего против увеличения пая (“мы не должны допустить такого издевательства, пользы нам нет никакой и торгуют одними плакатами”) было встречено аплодисментами»[581].
Наряду с широко распространившимся недовольством рабочих в это же самое время в стране отмечался всплеск рабочих инициатив. Развитие социалистического соревнования, создание ударных бригад, формирование хозрасчетных бригад, «общественный буксир», «перекличка цехов и заводов», встречное планирование, конференции смежных производств, социалистическое соревнование поставщиков и потребителей…[582] Первая пятилетка прямо-таки фонтанировала рабочими инициативами. Этот всплеск определялся объективной заинтересованностью рабочих в проведении политики индустриализации. Как и Куйбышев, многие рабочие слышали в наметках первой пятилетки «музыку социализма».
Однако эти инициативы, получая официальную поддержку, сразу же стали наталкиваться на препятствия. Первое из них – это уже отмеченное недовольство попытками форсировать индустриализацию не только за счет крестьян, но и за счет рабочих. Вторая – фактически двойственное отношение руководящих кадров к этим инициативам. Всячески поддерживая стремление рабочих увеличить выработку, руководители старались в то же время не допустить какого-либо вмешательства рабочих в существующие проблемы организации производства, его рационализации и т. д., несмотря на официальные лозунги насчет борьбы с бюрократизмом, самокритики и вовлечения масс в управление. В результате в начале второй пятилетки практически все эти инициативы угасли[583].
Как значительное расширение фронта капитального строительства по сравнению с первоначальным планом, так и неудачи с осуществлением запланированного роста производительности труда привели к необходимости вовлечения в производство значительно большего контингента рабочей силы, чем предполагалось по первоначальному плану. В пятилетнем плане предусматривался рост численности рабочих в промышленности на 33 %[584]. Фактически же произошел рост числа промышленных рабочих с 8,7 млн чел. в 1928 году до 17,8 млн чел. в 1932 году, т. е. более чем вдвое[585]. Самый значительный сверхплановый рост рабочей силы произошел в строительстве и в лесном хозяйстве: пятилетка предусматривала рост занятых в этих отраслях на 45 %, а на деле увеличение произошло в 4,3 раза [586].
Главным источником пополнения рядов рабочего класса стало крестьянство. По всем отраслям народного хозяйства численность рабочих и служащих увеличилась за пятилетку на 12,6 млн чел. Из них 8,6 млн чел., или 68,2 %, были деревенскими жителями[587].
Таким образом, попытки форсированного роста капиталовложений, строительство и ввод в действие множества новых предприятий привели к вовлечению в производство большого числа неквалифицированной рабочей силы, подготовка и обучение которой явно отставали от потребностей нового производства. Массовый приток неквалифицированных кадров, в основном из деревни, существенно снижал возможности эффективного освоения новой техники. Все это накладывалось на нехватку сырья и комплектующих изделий, на некомплектную поставку оборудования и т. п., что неизбежно сказалось на уровне фондоотдачи, которая стала падать, в особенности в 1931 и 1932 годах[588]. Понятно, что в таких условиях невозможно было выполнить задания по росту производительности труда, которые и в первоначальном варианте пятилетки были завышены. За пятилетие производительность должна была возрасти на 110 %, фактически же она выросла лишь на 41 % в годовой выработке. Правда, часовая выработка увеличилась на 61,1 %. Эта разница определялась мероприятиями по переходу на 7-часовой рабочий день, что привело к сокращению средней продолжительности рабочего дня на 0,62 часа[589].
Проблемы с выполнением пятилетнего плана стали вырисовываться еще в 1930 году. Сам Куйбышев летом 1930 года также с тревогой констатирует, что выйти на новые плановые рубежи не удается, и делится беспокойством в письме своей жене: «Вчера у меня опять вспрыгнула температура (38,5) и я работал, не ходя в ВСНХ. Сегодня температура почти нормальная (37,1), буду сидеть все же дома и работать над циркулярным письмом ЦК, которое решено выпустить в связи с прорывами на производстве и строительстве. Итоги годового плана вырисовываются сейчас примерно так: по производству 94 % плана (прирост к прошлому году 26 % против 32 % задания), капитальные работы будут выполнены на 85 %. Итоги, как видишь, не блестящие. Надо решительный перелом в сентябре, чтобы выправить выполнение плана, а главное подготовиться к огромным заданиям будущего года.
С к. ц.[590] много возни. Никак не сможем сбалансировать. Госплан на этот раз не решается резать капит. работы, так как почти все вложения предрешены решениями съезда, ЦК, правительства. Наоборот, все считают, что целому ряду отраслей надо дать больше. А прибавлять – это значит не свести материального баланса (строит. мат., импорт, оборуд. и т. д.). Вот и бьемся сейчас над разрешением этих трудностей»[591].
Вышедший вскоре после XVI съезда ВКП(б) конъюнктурный обзор Госплана СССР за октябрь 1929 – июль 1930 года приводил множество тревожных фактов о неблагополучии с достижением показателей плана, особенно в капитальном строительстве. За 1929/30 хозяйственный год предусматривалось освоить 940 млн руб. стоимости строительных работ, однако к июлю (а хозяйственный год заканчивался в октябре) было затрачено лишь 63 %. По мнению авторов обзора, основная причина заключалась как в неготовности проектов, что задерживало финансирование, заключение договоров, размещение заказов на стройматериалы и оборудование, так и в многочисленных случаях начала строительства вообще без утвержденных проектов, причем такие стройки нередко получали финансирование, в то время как стройки, обеспеченные проектами, его не имели[592]. Куйбышеву в условиях значительного расширения фронта капитальных работ так и не удалось навести порядок в этом деле.
Вообще не имели проектов к июлю 1930 года 40 % строек, а 17 % работали по эскизным проектам. Дело доходило до того, что на строительстве Магнитогорского комбината после утверждения проекта пришлось сносить часть уже построенных сооружений. В результате уровень освоения ассигнований на строительство в июле 1930 года достиг лишь 65,5 % [593].
Еще один фактор отставания строительства – невозможность в кратчайшие сроки нарастить производство стройматериалов для обеспечения резко возросшего фронта капитальных работ. По состоянию на июль 1930 года стройки были обеспечены кирпичом на 47,5 %, лесом – на 61 %, пиломатериалами – на 64 %. Нехватка кирпича ощущалась даже на важнейших стройках (Магнитострой, Челябтракторострой и т. д.) [594].
Проблемы были не только с нехваткой материалов. Спешное увеличение числа объектов капитального строительства привело к отставанию с решением вопросов обеспечения дополнительных строек оборудованием. В результате к июлю 1930 года было размещено только 52 % заказов на оборудование для пусковых объектов пятилетки