[626]. Однако уже 15 января 1931 года, также по представлению Куйбышева, Политбюро принимает решение переместить Кржижановского из Госплана в ВСНХ:
«в) Освободить от обязанностей членов президиума Госплана т.т. [Г.М.] Кржижановского, [Н.А.] Паскуцкого, [В.Н.] Ксандрова, Шмидта О.[Ю.], [С.Л.] Лукашина и [Н.И.] Стукова.
г) Удовлетворить просьбу т. Орджоникидзе о направлении на работу в ВСНХ СССР т.т. [Г.М.] Кржижановского, [С.Л.] Лукашина и [Н.А.] Паскуцкого.
<…>
е) Утвердить т. [Г.М.] Кржижановского членом президиума ВСНХ СССР»[627].
10 февраля 1931 года Политбюро дополнительно возвращается к этому вопросу (по докладу Куйбышева и Орджоникидзе):
«а) Оставить в силе прежнее решение Политбюро о назначении т. [Г.М.] Кржижановского членом Президиума ВСНХ СССР, освободив его от работы в Госплане, утвердить его начальником Энергоцентра ВСНХ СССР»[628].
Наконец, 15 февраля Политбюро по представлению Госплана (то есть опять-таки Куйбышева) принимает решение утвердить Кржижановского членом пленума Госплана[629]. Видимо, окончательно лишаться крупного специалиста-энергетика и целиком отдавать его в распоряжение ВСНХ Валериан Владимирович все же не захотел. Между тем трения между руководителями ВСНХ и Госплана и при новых кадровых назначениях никуда не исчезли, хотя основа у них теперь стала несколько иной. Но об этом позже.
Первым делом Куйбышеву предстояло заниматься плановой работой по завершающим годам первой пятилетки. Первые плановые решения нового председателя Госплана СССР лежали целиком в русле шапкозакидательских проектов, провозглашенных Сталиным на XVI съезде. 11 декабря 1930 года Политбюро решило: «Принять проект резолюции т. Куйбышева о контрольных цифрах на 1931 г. за основу»[630]. При этом Политбюро признало необходимым «обеспечить рост валовой продукции по промышленности ВСНХ и Наркомснаба (вместе) не менее чем на 45 % против текущего года»[631].
Как видно, планы на 1931 год верстались, исходя из совершенно нереальной попытки перепрыгнуть через объективные экономические и технические возможности. Неизбежный провал этих планов поставил партийных и хозяйственных руководителей перед необходимостью пересмотра прежних подходов и сопровождался, помимо всего прочего, «выяснением отношений» в партийно-государственной верхушке. На 1932 год планы составлялись лишь чуть скромнее, чем на 1931, и одновременно среди государственных и хозяйственных руководителей нарастали конфликты.
Отражение этих конфликтов можно найти в переписке между представителями высшего партийно-государственного руководства. Все упомянутые в этой переписке – члены Политбюро ЦК ВКП(б) (Сталин, Каганович, Куйбышев, Молотов, Орджоникидзе).
10 августа 1931 года В.В. Куйбышев направляет записку Л.М. Кагановичу: «Комиссия, которая была выбрана ПБ, фактически распалась ввиду отъезда тт. Сталина и Молотова. Обмен мнений на первом заседании комиссии и неудача с созывом подкомиссии (не пришли представители важнейших хозяйственных организаций – ВСНХ, Центросоюз, коммун. хоз. и т. д.) заставляет меня внести следующее предложение:
а) Ограничиться теми директивами, которые уже приняты ПБ (35 % рост продукции, 20–22 млрд капитальных работ, сосредоточение средств на металле, угле, транспорте и механизации, импорт металла и оборудования ниже прошлого года)»[632]. Но финал этой записки довольно неожиданный: «Ввиду того, что я явно не справляюсь с обязанностями руководителя Госплана, прошу освободить меня от этой работы, предоставив мне работу по моим силам (лучше было бы если бы в области или районе)»[633].
Подоплеку этого заявления Куйбышева об отставке объяснил Каганович в своем письме Сталину, отправленном через день после получения записки Куйбышева:
«Здравствуйте, т. Сталин!
Сегодня я имел беседу с т. Куйбышевым. Он объясняет свое заявление, во 1-х, тем, что в Госплане организационный развал: Розенталь хочет уйти из Госплана, ячейка пытается командовать, продолжает проработку Розенталя, в частности за то, что он предложил пригласить Струмилина руководителем работ по составлению пятилетки. Во 2-х плохие отношения с ведомствами, особенно с ВСНХ, он приводит пример, что отдано распоряжение по ВСНХ давать материалы только лично Куйбышеву, но не аппарату Госплана, другие ведомства тоже начинают не считаться и поэтому он, не имея материалов, парализован. И НКФин тоже неважно относится, соревнуясь как бы с Госпланом. Все это, заявил т. Куйбышев, свидетельствует о том, что он не справляется с работой. Я ему указал на неправильность такой постановки вопроса, что ЦК может помочь и людьми, и ячейке сказать, чтобы она не претендовала на управление и что отношения ведомств тоже могут быть исправлены Центр[альным] Комитетом, если есть что-либо ненормального, во всяком случае, он должен был поговорить с Вами, а не делать так, что через три дня после Вашего отъезда в отпуск он подает такое заявление.
Он просил разрешить сейчас ему отпуск, я согласия не дал, указав на то, что он связал свой отпуск с отставкой, что его заявление я переслал Вам, и мы будем ждать Ваших указаний.
Впечатление мое такое, что заявление написано непродуманно, и что он его возьмет обратно, может быть полезно было бы ему съездить в Сочи к Вам
<…>
P. S. Пару слов еще дополнительно к беседе с т. Куйбышевым.
На мои указания, что у нас есть инстанция, которая может разрешить все спорные вопросы, в частности и вопрос о налаживании нормальных отношений с ВСНХ и с т. Серго, т. Куйбышев мне ответил: – “Если взаимоотношения Серго с Молотовым не удалось урегулировать, то со мной наверняка не удастся, ведь вся история (конфликт Серго – Молотов), – говорит т. Куйбышев, – кончилась торжеством и победой Серго, ведь он обратно своих слов не взял”. Само собой разумеется, что смешно говорить о какой-то победе и торжестве, но такой подход довольно характерен. Ваш Л. К.»[634].
Сталин был явно возмущен дрязгами среди членов высшего партийного руководства, что видно из его ответного письма Кагановичу: «Тяжелое впечатление производит записка т. Куйбышева и вообще все его поведение. Похоже, что убегает от работы. С другой стороны, все еще плохо ведет себя т. Орд[жоники]дзе. Последний, видимо, не отдает себе отчета в том, [что] его поведение (с заострением против тт. Молотова, Куйбышева) ведет объективно к подтачиванию нашей руководящей группы, исторически сложившейся в борьбе со всеми видами оппортунизма, – создает опасность ее разрушения. Неужели он не понимает, что на этом пути он не найдет ни какой[635] поддержки с нашей стороны? Что за бессмыслица!»[636].
В уговорах Куйбышева участвовал и председатель СНК СССР В.М. Молотов. В отличие от Кагановича, уверявшего Валериана Владимировича, что все проблемы можно разрешить через Политбюро, Молотов напирал на чувство долга:
«Здравствуй, Валерьян!
Т. Каганович прислал Кобе твое письмо в ЦК и я читал его.
Вижу, что с планами будущего года и будущей пятилетки дело идет медленнее, чем хотелось бы. Однако, время, небольшое, мы еще имеем и, по-моему, то, что мы наметили, в частности для работы комиссии по 1932 году, мы должны и можем сделать. Надо, чтобы комиссия твоя собралась и произвела предварительную наметку. В крайнем случае нужно поставить вопрос о созыве комиссии в Пбюро.
Насчет твоего ухода из Госплана не может быть и речи. Уверен, что все будут решительно против. Этот хозяйственный год, год перестройки, имеет дополнительные трудности, но путь к их преодолению нащупан и дело должно пойти вперед. Хорошо – лучше, чем раньше.
Что тебе нужно, так это передышку. Это, по-моему, можно скоро осуществить, с первых чисел сентября. Итак, очень советую снять вопрос об уходе из Госплана и больше его вообще не подымать. Не такое сейчас время – надо вплотную взяться за улучшение Госплана. Мы должны тут тебе помочь, и я думаю, что дело с осени пойдет лучше, успешно.
Шлю привет и жму руку!
Твой В. Молотов.
14 августа.
Черкни как идут дела в Москве?»[637].
И действительно, чтобы собрать комиссию по подготовке пятилетнего плана, понадобилось специальное решение Политбюро:
«Созвать 14 августа в 8 час. вечера совещание в составе т.т. Кагановича, Орджоникидзе, Калинина, Микояна, Рудзутака, Куйбышева, Рухимовича, Антипова, Яковлева, Гринько и Калмановича для обсуждения проекта основных линий по второму пятилетнему плану и директив по контрольным цифрам на 1932 г.» [638].
Письмо В.М. Молотова В.В. Куйбышеву
14 августа 1931
[РГАСПИ. Ф. 79. Оп. 1. Д. 683. Л. 2–4]
Валериан Владимирович Куйбышев
1930-е
[РГАСПИ. Ф. 79. Оп. 1. Д. 986. Л. 13]
Но, так или иначе, комиссия заработала, пожелание Молотова об отпуске Куйбышеву также было реализовано (отпуск решением Политбюро был предоставлен на полтора месяца с 5 сентября) [639].
Куйбышев больше об отставке не вспоминал. Однако трения между ведомствами и их руководителями от этого не исчезли, а лишь не стали проявляться столь открыто.
Думается, что здесь дело отнюдь не только в личном конфликте между Куйбышевым и Орджоникидзе или между Молотовым и Орджоникидзе. Из записки Куйбышева видно, что налицо были трения не только с ВСНХ, но и со многими другими хозяйственными ведомствами. Думается, прав был Сергей Иванович Сырцов, когда говорил на XVI съезде партии: «…большим злом, которое партия еще не сумела преодолеть, где партия не сумела еще добиться значительных результатов, является то, что работа каждого руководителя, каждого учреждения в значительной мере отдается ведомственной борьбе, а не самой работе»