19 июля 1934 года, после прибытия челюскинцев в Москву, Куйбышев по праву открывает митинг в честь успешного завершения всей этой многомесячной эпопеи. Усилия, которые вложил Куйбышев в организацию спасения членов экспедиции на «Челюскине», привели к заслуженному росту его авторитета и популярности.
Куйбышев как член Политбюро и заместитель председателя правительства занимался, разумеется, не только организацией вызволения челюскинцев из арктических льдов, но и продолжал одновременно в течение зимы – весны 1934 года решать массу текущих вопросов, возглавляя по поручению Политбюро различные комиссии. В составе, а нередко и во главе этих комиссий он занимается разработкой плана снабжения Дальневосточного края мясом, изучает вопрос об обеспечении оборудованием программы добычи радия, решает вопросы порядка найма рабочих и инженерно-технических работников на оборонные заводы, готовит решение о распределении территории Владивостокского порта между рыбодобывающими организациями и т. д. Не остается без поручений и Комиссия советского контроля: на нее возлагается наблюдение за исполнением решения Политбюро о сокращении операций Торгсина. Также практически на каждом заседании Политбюро Куйбышеву поручается исполнение решений об использовании тех или иных средств, находящихся в распоряжении Госкомрезервов СТО СССР.
Фактически круг обязанностей Куйбышева был некоторое время еще шире, поскольку он сложил с себя обязанности председателя Госплана только в мае 1934 года.
Однако Куйбышеву приходилось заниматься и такими делами, которые не имели прямого отношения к решению хозяйственных вопросов. Ведь новая должность председателя Комиссии советского контроля предполагала, что в поле ее зрения должна находиться работа всех государственных организаций. Так, когда Политбюро приняло решение о реорганизации республиканских органов внутренних дел и ОГПУ СССР и создании на их базе Народного комиссариата внутренних дел СССР, Куйбышев был включен в состав комиссии, вырабатывавшей соответствующее положение о новом наркомате. 21 марта подготовленный проект был утвержден Политбюро[739]. Тем же постановлением Политбюро было утверждено и положение об Особом совещании НКВД СССР, которому предоставлялось право во внесудебном порядке применять ссылку или высылку либо заключение в исправительно-трудовые лагеря сроком до 5 лет, а также высылку за границу иностранных граждан. Так что Куйбышев приложил руку к созданию этого административного органа. Примечательно, что под письмом Сталину о направлении ему проекта этого положения, стоят три подписи: Каганович, Ягода, Куйбышев. Однако, справедливости ради стоит сказать, что права Особого совещания оказались сильно ограничены по сравнению с имевшимися ранее правами Судебной коллегии ОГПУ, которая могла приговаривать даже и к высшей мере.
НКВД СССР было образовано постановлением ЦИК СССР от 10 июля 1934 года, а Особое совещание – постановлением ЦИК и СНК СССР от 5 ноября того же года. Так что до июля 1934 года продолжало действовать ОГПУ (а фактически реорганизация затянулась еще на несколько месяцев), и Куйбышеву довелось иметь прямое касательство к деятельности этого органа.
В поле зрения Политбюро негативные моменты в работе ОГПУ попадают еще в апреле 1934 года. И в разрешении связанных с этим проблем так или иначе участвует и Куйбышев.
Сначала внимание Политбюро было обращено на действия Транспортного отдела ОГПУ. В результате было предписано прекратить «аресты работников железнодорожного транспорта без согласования в каждом отдельном случае лично с начальником дороги»[740]. Кроме того, ряд поручений по упорядочению работы ТО ОГПУ был дан комиссии по подготовке образования НКВД СССР (куда входил Куйбышев), а также самому Куйбышеву персонально:
«Поручить ТО ОГПУ и прокуратуре СССР в пятидневный срок разработать порядок производства арестов должностных лиц на транспорте и внести на утверждение в комиссию по Наркомвнуделу.
Поручить ОГПУ в пятидневный срок разработать положение о транспортном отделе (ТО ОГПУ), его правах и функциях и внести на утверждение в комиссию по Наркомвнуделу.
Поручить комиссии т. Куйбышева:
а) в пятидневный срок рассмотреть вопрос об укреплении органов прокуратуры квалифицированными кадрами;
б) в декадный срок рассмотреть вопрос о военизированной охране и войсках ОГПУ на жел. дор. транспорте»[741].
Другая проблема в работе ОГПУ оказалась значительно серьезнее. Еще 3 апреля Прокурор СССР И.А. Акулов направил Сталину записку с предложением тщательно расследовать факты, изложенные в подробном (на 12 страницах) заявлении осужденного к 10 годам лагерей начальника военизированных горноспасательных частей А.И. Селявкина, которое тот сумел переправить своему бывшему начальнику Г.К. Орджоникидзе[742].
Селявкин заявлял, что в ОГПУ его вынудили к самооговору (признании в передаче иностранной разведке секретного документа, которого не существовало в природе), угрожая, что в случае отказа от признания приговор будет самым суровым[743].
Было ясно, что дело абсолютно дутое, и Политбюро отнеслось к осужденному милостиво. Его и других лиц, проходивших по этому делу, освободили и всего лишь запретили проживание в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик сроком на 3 года[744]. О восстановлении в должности речи не шло, равно как и о наказании мастеров фабрикации фальшивых «дел» из ОГПУ. Напротив, последние росли в чинах и званиях (впрочем, 1938 год они не пережили).
Действия следователей, сознательно фабриковавших дело на пустом месте, Политбюро сочло лишь «недочетами»:
«1. Предложить всей руководящей верхушке ОГПУ обратить внимание на серьезные недочеты в деле ведения следствия следователями ОГПУ.
2. Считать недопустимым, что прокуратура. несмотря на наличие жалоб со стороны Стуккарта, Смирнова, Абрамовича и Поляковой, посланных на имя прокурора, оставила жалобы без ответа и разбирательства»[745].
На этом, однако, разбирательство с методами следствия ОГПУ не закончилось, и Куйбышеву довелось принять в этом непосредственное участие, не только как одному из членов Политбюро, присутствующему на его заседаниях. И решения на этот раз готовились значительно более серьезные.
Речь шла о заявлениях 1-го заместителя наркома земледелия А.М. Маркевича и заведующего отделом снабжения Главного радиотехнического управления А.Г. Ревиса, которые проходили по делам: первый – о контрреволюционной заговорщической организации в Трактороцентре, второй – о японской шпионской сети. Приемы выбивания нужных показаний были очень схожи с теми, что ранее были описаны в письме А.И. Селявкина. Заявление Ревиса попало в руки члену Комитета советского контроля М.И. Ульяновой, и та попросила Сталина обратить на это дело свое внимание[746]. Сталин, судя по всему, обратил. Результатом стало его письмо, адресованное В.В. Куйбышеву и А.А. Жданову:
«Обращаю Ваше внимание на приложенные документы, особенно на записку Ревиса. Возможно, что содержание обоих документов соответствует действительности.
Советую:
а) поручить комиссии в составе Кагановича, Куйбышева и Акулова проверить сообщенное в документах;
б) вскрыть до корней недостатки “следственных приемов” работников быв. ОГПУ;
в) освободить невинно пострадавших, если таковые окажутся;
г) очистить ОГПУ от носителей специфических “следственных приемов” и наказать последних “не взирая на лица”.
Дело, по-моему, серьезное и нужно довести его до конца.
Привет!
И. Сталин»[747].
Не откладывая дела в долгий ящик, Политбюро принимает решение:
«СТРОГО СЕКРЕТНО
4. – Дело А. Р. и А. М.
Поручить комиссии в составе т.т. Кагановича, Куйбышева и Акулова проверить заявления А. Р. и А. М. и представить в ЦК все вытекающие отсюда выводы и предложения.
Созыв комиссии за т. Куйбышевым»[748].
Куйбышев, возглавив работу комиссии, организовал изучение дел не только Ревиса и Маркевича, но и вновь поднял дело Селявкина, и не только его. Какое решение было принято Политбюро по этому делу, и принято ли вообще – точно установить не удалось. В имеющихся протоколах заседаний Политбюро этот вопрос дальнейшего отражения не получил. В архивах имеется лишь копия незаконченного черновика заключения комиссии Политбюро, подготовленного Куйбышевым. Судя по этому черновику, комиссия пришла к выводам, что проблема не только в нарушении правил ведения следствия по конкретным делам, попавшим в поле зрения комиссии, но и в широком распространении недопустимых методов следствия в практике ОГПУ:
«Проверив документы Ревиса и Маркевича о неправильных методах следствия, практиковавшихся б. ОГПУ, опросив Ревиса (опрашивали по поручению комиссии т.т. Булатов и Назаретян) и Маркевича, – Комиссия Политбюро, выделенная по этому вопросу в составе т.т. Кагановича, Куйбышева, Акулова и Жданова, считает доказанным:
1. Следственными органами б. ОГПУ практиковалась замена действительного расследования дела и собирания доказательств обвинения уговариванием сознаться вне зависимости от наличия вины со стороны привлеченного к следствию. Это уговаривание сопровождалось подсказом нужных для обвинения показаний и постановкой перед обвиняемым дилеммы: если оговорить себя и других – смягчение наказания, если нет – наказание будет применено как к неразоружившемуся врагу.
Наличие в практике б. ОГПУ этих недопустимых следственных приемов, ведущих неизбежно к обилию судебных ошибок, подтверждается и известным делом т. Пугачева, а также делом Селявкина.