оказалась в долгу перед своим большим соседом, ведь если бы не эти трагические события, фестиваль не был бы перенесен в Саппоро.
Подобно Бернстайну, к Китаю присматривался и Гергиев. В октябре 1996 года – спустя семь лет после событий на площади Тяньаньмэнь – я приехал по приглашению Валерия в Северную Осетию, чтобы собрать материал для документального фильма. Сам же маэстро, перед тем как приехать к себе на малую родину, выступил с оркестром Мариинского театра в Шанхае и в Пекине.
Тогда ситуация в китайском обществе еще не предполагала наличие музыкального рынка. Если посмотреть рейтинг стран по ВВП на душу населения за тот год, окажется, что Китай с показателем меньше чем в семьсот долларов занимал 154-е место в мире – то есть ситуация в стране была не самой благополучной, в том числе и экономически. На мой неприличный вопрос о том, какой гонорар заплатили китайцы за гастроли оркестра, Гергиев ответил:
– Никакой. Мы ехали в Китай не за деньгами. За те восемь лет, что я возглавляю Мариинский театр, около девяноста раз мы выступали в самых разных странах и городах, включая, например, Нью-Йорк. Но в Китае мы побывали впервые. Казалось бы – зачем? Дело в том, что нам нужна аудитория. Сейчас нередко используют слово инвестиции: так вот, привлекая нового слушателя, мы инвестируем в будущее.
Наша первая поездка в Китай длилась пять дней. Несмотря на то, что мы не заключали контракт на телетрансляцию, все наши выступления показали по трем государственным каналам. Наверное, нас услышало несколько десятков, если не сотен миллионов человек. Сегодня все – музыканты, танцоры балета, актеры – только и думают о том, как бы покорить Америку. Но я думаю, что Восток сегодня гораздо важнее.
Наша нынешняя поездка в Пекин и Шанхай принесла убытки, а не прибыль, ведь платили за нее мы из собственного кармана, но зато в следующий раз мы наверняка сможем выступить там и с балетом, и с оперой, и с оркестром, да еще и не в двух, а в десяти городах. Эти гастроли были инвестиционными.
Мне было непривычно слышать, что дирижер рассуждает как предприниматель, но спустя некоторое время оказалось, что при помощи «инвестиционной» деятельности в Китае Гергиев-бизнесмен смог оживить не только мир музыки, но и российско-китайские отношения в широком смысле этого слова.
Как уже было сказано, когда Валерий впервые выступал на гастролях в Китае, ВВП на душу населения там составлял меньше семисот долларов, однако и Россия, у которой этот показатель в том же 1996 году составлял приблизительно две тысячи шестьсот долларов, занимала лишь девяносто пятое место в мире и едва ли могла считаться богатым государством. То, что дирижер из такой бедной страны решил поехать на гастроли в КНР за свой счет, видимо, говорит о том, что он мыслит в глобальных категориях и умеет предвидеть развитие событий.
И в этом он опять совпадает с Бернстайном, стремившимся создать молодежно-образовательный фестиваль в Китае. Бернстайн был сыном русского еврея, который в молодости перебрался из Одессы в Америку и открыл цирюльню в Массачусетсе, чем и зарабатывал на жизнь. Леонард родился в среде, которую трудно было назвать музыкальной, но говорят, что еще младенцем он с интересом слушал грамзаписи, которые ставила ему мама. Уже юношей он вопреки воле отца выбрал музыкальную карьеру и в дальнейшем стал первым всемирно известным дирижером из США. С Гергиевым они похожи еще и в том, что оба испытали влияние своих матерей.
Кроме того, их роднит и неизменная открытость миру. Когда Бернстайну было двадцать пять, он вместо заболевшего Бруно Вальтера дирижировал Нью-Йоркским филармоническим оркестром. Трансляция того концерта была настоящей сенсацией. После этого он стал главным дирижером Нью-Йоркской филармонии, но в пятьдесят лет ушел с этого поста, поскольку хотел дирижировать оркестрами по всему свету, а не сидеть на одном месте. Он успел поработать с разными коллективами, начиная с Лондонского симфонического и Венского филармонического оркестров и заканчивая Израильским филармоническим оркестром. В Танглвуде он воспитал таких японских дирижеров, как Сэйдзи Одзава и Ютака Садо.
И Бернстайна, и Гергиева судьба привела в Саппоро – так музыка рождает удивительную связь между людьми.
«Русские пронеслись ураганом по Пекину» – с этого заголовка, напечатанного крупным шрифтом на страницах британской экономической газеты Financial Times, начиналась большая обзорная статья о гастролях Мариинского театра в Китае.
Может показаться, что экономическая газета напечатала такой внушительный материал о гастролях потому, что они проходили под вывеской «инвестиционных», но в действительности это не так.
Financial Times – это газета, которая среди прочего славится своими статьями о культуре, включая музыкальную критику. Журналист, отвечающий за эту рубрику, сопровождал Гергиева и его оркестр во время гастролей по Китаю, результатом чего и стала эта статья.
Она начинается с описания рабочего графика маэстро.
«Гергиев и его оркестр – это первый российский коллектив, который побывал в Пекине за последние тридцать лет. В прошлом году они провели сто шестьдесят дней в зарубежных гастролях, в прошлом месяце они выступали в ЮАР, а две недели назад – в Италии. Завтра оркестр полетит из Пекина в столицу Киргизии Бишкек, где сыграет траурный концерт в память об одном киргизском солисте, а оттуда отправится на малую родину к Гергиеву. Сыграв там концерт по случаю триумфального турне, оркестр вернется домой в Петербург, но уже через четыре дня вылетит на трехнедельные гастроли в США. Но даже при таком напряженном графике настроение у оркестрантов всегда приподнятое».
Я уже говорил, что присутствовал на том концерте во Владикавказе. Тогда мне тоже показалось, что оркестранты были в прекрасном настроении. Когда все играют, сливаясь в едином порыве, невольно возникает чувство эйфории. Казалось бы, что усталость, которая накопилась у них в результате бесконечных перемещений перед прибытием во Владикавказ, должна была сказаться на качестве их исполнения, однако автор статьи, профессиональный музыкальный критик, так не считает:
«Они стали первым зарубежным оркестром, сыгравшим в новом оперном театра Шанхая. На следующий день они выступили в Доме народных собраний, где их услышало около восьми тысяч человек, включая Председателя КНР Цзяна Цзэминя. Аудитория была в неописуемом восторге. Но эти гастроли несли не только музыкальный посыл: Чайковский, Римский-Корсаков, Стравинский – своей музыкой эти композиторы словно разрушили этнический барьер».
Критик из Financial Times явно писал эту статью под впечатлением от концерта: в исполнении Гергиева он прочувствовал веру в то, что музыка объединяет людей. Пообщавшись с Валерием, генсек Цзянь Цзэминь пригласил его на открытие концертного зала в Пекине, которое было запланировано на 2002 год.
После этого, выступая на пресс-конференции, маэстро подчеркивал, что сегодня, на пороге нового столетия, Китай обладает необъятным потенциалом в области классической музыки. Он говорил о необходимости воспитывать молодые таланты, что, по его мнению, непременно будет способствовать национальному росту.
Способности Гергиева как дирижера-предпринимателя стали проявляться очень скоро. В статье Financial Times утверждалось, что маэстро и китайские представители уже начали обсуждать размеры гонорара за следующее выступление. И сегодня, в XXI веке его стратегия «инвестиционных» гастролей полностью себя оправдывает.
Сила культуры приходит на помощь России
Кажется, это был 1995 год, когда я с удивлением услышал слово «инвестиция» из уст Гергиева, а чуть позже, через семь лет меня ничуть не меньше поразило и слово «эксплуатация». Ведь в контексте взаимоотношений между капиталистом и рабочим классом, собственником земли и крестьянами это понятие было одним из столпов коммунистической идеологии.
Впервые меня отправили в командировку в московское отделение в 1970 году. С того времени и до момента развала Советского Союза я ежедневно слышал слово «эксплуатация», звучавшее, как мне казалось, довольно легковесно.
Стоило отправиться в любой колхоз, и здесь мне стоит напомнить, что колхозы возникли в результате искоренения той самой эксплуатации, как я обязательно встречался с директором колхоза – человеком в пиджаке и галстуке, сидящим в кабинете за громадным столом. За спиной директора на стене обязательно должен был висеть портрет вождя революции Ленина, той самой революции, которая искоренила эксплуатацию. Вся эта картина, как новая форма управления сельским хозяйством, лишенная эксплуатации, казалась мне исключительно комичной.
В результате реформ, проведенных Горбачёвым, директора колхозов исчезли, а слово «эксплуатация» вышло из употребления. И вот я вновь услышал этот термин в ноябре 2002 года, когда Гергиев вместе с оркестром Мариинского театра приехал на гастроли в Японию.
Первое выступление японского тура планировалось в Кумамото, на родине мецената Йоко Нагаэ Ческины, и дальше гастроли должны были пройти по всей стране. После насыщенного тура по России оркестр прилетел чартерным рейсом из Иркутска в аэропорт Нарита. Рейс, как обычно, задержали. Оркестранты должны были лететь дальше на регулярном внутреннем рейсе в Кумамото, но не успели на пересадку. Время поджимало.
В такой ситуации Йоко Ческина совершила невероятное. Она подключила к решению проблемы авторитетных лиц из авиакомпании и высокопоставленного чиновника из министерства финансов, горячего поклонника маэстро Гергиева, и в кратчайшие сроки был выделен чартерный рейс. Благодаря этому музыканты с инструментами все же добрались до Кумамото в день концерта. Начало выступления немного задержали, но оно все равно состоялось, как и было запланировано по программе.
Расписание тура было составлено на грани возможностей. Когда я с недоумением заметил Гергиеву, что расписание концертов слишком плотное, Валерий со смехом мне ответил: «Я эксплуатирую сам себя. И днем, и ночью!». Услышав тогда слово, которое в советское время все использовали направо и налево, я почувствовал что-то вроде ностальгии по давно забытому прошлому.