«Все собранные сегодня средства пойдут пострадавшим в Беслане и Тюэцу, что стало возможным благодаря поддержке российского посольства», – произнес я. Чтобы поблагодарить посла, я назвал его имя и посмотрел в центр партера, где он должен был сидеть. Однако после этих слов посол поднялся в самом конце зала. В посольство «Сантори-холл» в качестве благодарности за поддержку концерта отправил пятьдесят пригласительных билетов для сотрудников посольства и представителей российских СМИ. На местах было указано, что они для посла. Но, как ни странно, посол оказался на последнем ряду. Я поблагодарил его, после чего по залу разнеслись аплодисменты.
В конце своей речи перед началом выступления я, обращаясь к залу, предложил почтить память погибших минутой молчания после концерта вместо аплодисментов. Зал поддержал идею, ответив еще раз аплодисментами.
Уже после концерта я узнал, что посол вернул почти все пригласительные, оставив всего несколько, чтобы выручить как можно больше денег с этого концерта, а сам сел на дешевые места в конце зала. Исполнение Патетической симфонии и без того было потрясающим, а такое проявление внимания со стороны посольства сделало этот концерт совершенно незабываемым.
В результате было собрано более двадцати миллионов иен. На следующий день советник-посланник посольства России Михаил Галузин вместе с представителем «Сантори-холла» отправились в Ниигату, где и передали собранные средства. К слову сказать, Галузин с 2018 года стал чрезвычайным и полномочным послом Российской Федерации в Японии.
После того как закончился дневной благотворительный концерт и вечерний концерт, в малом зале «Сантори-холла» прошел банкет, завершающий программу гастролей Гергиева и Венского филармонического оркестра. После всех волнений и череды невероятных событий, которые согревали душу, мы подняли бокалы. Ко мне подошел скрипач Клеменс Хеллсберг, директор Венской филармонии. «Отличная была речь», – сказал он. «Что? Вы понимаете японский?» – переспросил я у него.
«Я почти не знаю японского. Но мы – музыканты – все понимаем по реакции слушателей. Хорошее было исполнение или не очень. Довольна публика или нет. Мы это чувствуем по аплодисментам после выступления. Потому что слушатели – самые важные критики».
«Сантори-холл» записал весь концерт вместе со вступительной речью и прислал мне DVD. На сцене стоит великий маэстро и оркестр Венской филармоний, там же стою и я – обычный любитель музыки и говорю свою речь. Это как-то неловко, с одной стороны, но с другой – очень почетно. Просто удивительная запись. А еще записаны долгие аплодисменты после моей речи.
Слова директора филармонии разом изменили мое поведение на концертах. Раньше после любого выступления я хлопал совершенно одинаково. Так же, как и подавляющее большинство японских слушателей, этим я выражал свою благодарность музыкантам за работу. Однако после беседы с Клеменсом Хеллсбергом я понял, что музыканты на сцене учатся благодаря реакции публики. В Японии принято всегда одинаково аплодировать, каким бы ни было выступление, хорошим или плохим. Даже после откровенно плохих концертов зрители не освистывают артистов. Мне никогда не приходилось бывать на концертах, на которых бы музыкантов не вызывали на бис.
Но, судя по словам Хеллсберга, музыканты делают выводы, основываясь на реакции публики, раскаиваются в чем-то или, наоборот, воодушевляются. Но что самое важное, аплодисменты заставляют совершенствоваться и дальше в своем мастерстве. Благодаря этому публика сможет услышать лучшее выступление в будущем.
Не будет преувеличением сказать, что «Благотворительный концерт Беслан. Тюэцу» стал памятным в моей жизни еще и потому, что изменил мое поведение на концертах.
Улыбка на прощание
Мне посчастливилось общаться с Йоко Нагаэ Ческиной, жившей в Венеции, которая была самым влиятельным меценатом Гергиева. Благодаря общению с ней, мне удалось немного разобраться в том, с какими сложностями сталкиваются богатые люди. Очень многие ищут знакомства с меценатами ради денег. Среди их числа Йоко выбирала тех, чья деятельность могла внести значительный вклад в развитие музыкальной культуры, выступая спонсором их проектов. Кроме всего прочего, она рассказывала о занятных и нелепых случаях, когда, охотясь за деньгами, к ней в Венецию специально приезжали даже из Японии, и сколько с этим было связано разных проблем.
В глубине души я сочувствовал тому, как сложно богатым людям иметь настоящих друзей, однако и сам в этой истории стал одним из жадных до денег просителей.
Все ожидания, что после завершения холодной войны наступят времена, когда люди во всем мире смогут жить спокойно, пошли прахом. На поверхность всплыли внутренние проблемы, столкновения по религиозным и этническим мотивам в разных районах мира. Плотина, которую до этого сдерживала сила сверхдержав, прорвалась, и мир наводнили беспорядки. Особенно явственным стало противостояние между исламскими и противоборствующими силами на Ближнем Востоке. Обострившись на фоне исторической борьбы за природные богатства и межэтнических столкновений, оно отголоском прозвучало во всем мире.
И в тот момент, когда все ожидания пошли прахом и стало даже казаться, что «холодная война – это еще полбеды», закончилась моя многолетняя работа в России и я вернулся в Японию. После возвращения на родину я оказался вовлечен в один проект, инициированный Токийским университетом иностранных языков, который я когда-то окончил.
В те годы ректором университета был русист Икуо Камэяма. Он выступил с идеей того, что может сделать университет в нестабильном мире после завершения холодной войны, и на Совете университета, в который входили бывшие выпускники, а теперь представители делового мира и сферы образования, предложил для обсуждения конкретные шаги.
Среди участников Совета университета было много руководителей влиятельных компаний: торговых фирм, банков, компаний-производителей. Большая половина участников хорошо понимала, что сейчас происходит за рубежом.
В результате дискуссий родился проект, в ходе которого университет должен был приглашать иностранных студентов из воюющих регионов на Ближнем Востоке в Японию, предоставляя им возможность получить образование в мирном обществе Японии и увезти полученный здесь опыт к себе на родину.
Этот проект был нацелен на далекое будущее. Как говорят в Японии, «Если торопишься, иди длинной безопасной дорогой». Положительное влияние на молодежь сейчас должно было привести к хорошим результатам в будущем. Я тоже поддержал идею, возлагая на нее большие надежды.
Для организации фонда программ обучения иностранных студентов мы установили цель в размере пятисот миллионов иен и начали сбор денег. Представители деловых кругов действовали активно, но в мире в этот момент разразился очередной финансовый кризис, и все туго затягивали кошельки. На Совете университета через несколько месяцев после завершения сбора денег сообщили, что до цели нам не хватает еще сорока миллионов иен, поспешно пытаясь найти недостающую сумму.
До этого момента на меня никто не возлагал особых надежд в вопросе сбора средств, но во время дискуссии я вспомнил о Йоко Ческине. В юные годы она получила грант итальянского правительства для обучения в Италии. Я подумал, что можно было бы обратиться с просьбой к ней, но, вспоминая все истории о том, что вокруг нее постоянно вьются люди, которые охотятся за деньгами, я решил, что тогда и я стану в ее глазах одним из них. И тогда наше общение с ней и с Гергиевым, до настоящего момента никак не связанное с деньгами, может быть завершено. А эта мысль меня пугала.
Но я повторял себе из раза в раз, что не преследую никакой «личной выгоды» и, если это станет помехой для нашей дружбы, тогда и буду думать дальше, поэтому решился и отправился на встречу с ней в ее люкс в отеле «Тэйкоку».
Мне потребовалось немалая смелость, чтобы после дежурных фраз выдавить из себя «к слову сказать…». Со страхом, что наша дружба, не затронутая денежными вопросами, может прийти к концу, я рассказал ей о планах университета. Первое, что она спросила: «А сколько не хватает?». От такого ответа мне стало немного легче, и я рассказал о сорока миллионах иен. От следующих ее слов мне показалось, что я из пучины ада вознесся в рай.
«Я не обещаю, что дам всю сумму!».
Дело было не в сумме, это мог быть миллион или два. Главное, что она с готовностью откликнулась на мою просьбу, отчего у меня и на душе стало легко. Через несколько дней на счет университета было перечислено десять миллионов иен.
Ректор Камэяма был поражен и хотел тотчас же отправиться к ней с благодарностью. Ческина, предвидя подобную реакцию, заранее предупредила меня: «Когда придут деньги, я не хочу никакой шумихи с благодарностями. Просто возьмите их, и все». Но даже и после того, как я рассказал об этом Камэяме, он все равно не мог с этим смириться.
После того как мы получили пожертвование и собрали оставшуюся необходимую сумму, университет начал подготовку к тому, чтобы приглашать студентов из регионов, затронутых войной. Результаты этого проекта появятся через десятки лет, но я верю, что в них будет жить искреннее желание Ческины помочь.
Икуо Камэяма и сам является большим поклонником музыки, играет на виолончели и выступает с университетским оркестром. Кроме того, он ярый поклонник Гергиева и даже перевел на японский книгу американского музыкального критика Джона Ардойна «Валерий Гергиев и Кировский театр: история выживания» (Valery Gergiev and the Kirov: A Story of Survival).
Икуо Камэяма был первым председателем Клуба друзей Мариинского театра, учрежденного в 1996 году при содействии компании Japan Arts. Как-то раз он даже отправлял две флейты японского производства в Мариинский театр, когда тот переживал нелегкие времена с финансами, собрав на это деньги членов клуба. Подобная деятельность отличалась от меценатских проектов Ческины, однако сила обаяния такой фигуры, как Гергиев, привела к образованию новых связей в Японии.