На примере учебника А.Н. Климова видно, что даже в книге по реакторной физике физика чернобыльской аварии не раскрыта, что обоснованная цельная версия там отсутствует, но зато действия персонала оценены как «наглая расхлябанность».
Впрочем, что там Аполлон Николаевич Климов, когда есть Евгений Олегович Адамов – бывший главный инженер Института атомной энергии им. И.В. Курчатова, бывший директор и ныне – научный руководитель НИКИЭТ, бывший министр РФ по атомной энергии, участник ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, заслуженный деятель науки и техники, научный руководитель программы «Прорыв». То есть – человек знающий.
Евгений Олегович с первых дней после аварии принял активнейшее участие в обсуждении технических особенностей взорвавшегося реактора, в выработке решений по модернизации оставшихся в СССР реакторов «чернобыльского типа», в создании новых проектов – как усовершенствованных водо-графитовых, так и совершенно новых, с другой физикой, с другим топливом, другими материалами. С его участием и за его подписью вышли сотни документов и десятки публикаций.
Но не вышло ни одной статьи, ни одной брошюры, где «граду и миру» объяснялись бы технические особенности «реактора чернобыльского типа» и раскрывались причины аварии, где была бы изложена обоснованная цельная версия. Ничего этого Евгений Олегович не рассказывает и не объясняет.
Может быть, ему некогда? Нет, им написано несколько книг автобиографического и научно-популярного характера, он охотно общается и дает интервью. И в своих интервью постоянно, с маниакальной последовательностью и настойчивостью он обвиняет в аварии персонал. Таким было интервью газете «Московские новости» в канун 25-й годовщины аварии на ЧАЭС, таким было интервью «Эху Москвы» 18 августа 2013 г., в котором он характеризует персонал ЧАЭС как «уголовников». Если бы, мол, не их действия, то аварии не было бы.
Да, не было бы тогда, – была бы в другой раз на другой станции.
О том, что реактор типа РБМК-1000 безо всяких нарушений со стороны персонала уже несколько раз пытался разогнаться на разных энергоблоках, что 30 ноября 1975 на Ленинградской АЭС был без пяти минут Чернобыль – об этом Евгений Олегович постоянно умалчивает. Что на заседании Политбюро ЦК КПСС 3 июля 1986 года реактор был раскритикован как проблемный, что академик Александров с этой критикой в целом согласился, что тогдашний премьер-министр Рыжков заявил на этом заседании, что мы шли к этой аварии, – об этом Евгений Олегович никогда не упоминает.
Как нигде не упоминает он о докладе Александра Александровича Ядрихинского, о книгах Николая Викторовича Карпана, наконец, о Докладе комиссии Госпроматомнадзора СССР, который так и назывался: «О причинах и обстоятельствах аварии на 4 блоке Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года», и в котором было отмечено, что масштабы аварии вызваны не действиями персонала, а физическими характеристиками реактора; физические и конструктивные недостатки реактора были результатом многочисленных и явных нарушений норм и правил безопасности, допущенных создателями реактора.
Так может быть, Евгений Олегович просто стремится оправдать создателей реактора?
Может. Мы не знаем. Но в том, что он говорит уже много лет, явно просматривается закономерность: где нет желания говорить о физике, там, как у щедринского градоначальника, включается органчик на тему «человеческого фактора».
Впрочем, что там Евгений Олегович Адамов, когда у нас был Михаил Сергеевич Горбачев – Генеральный секретарь ЦК КПСС, первое лицо в государстве. И было Политбюро ЦК КПСС. Была образована Оперативная группа Политбюро, которую возглавил Николай Иванович Рыжков, премьер-министр, по-тогдашнему – Председатель Совета Министров СССР. Через Н.И. Рыжкова к работам по ликвидации аварии была подключена – мобилизована! – вся промышленность СССР. По оценке Легасова, именно Оперативная группа Политбюро организовывала и направляла ту «огромную государственную работу», которая развернулась в стране. А работа эта была сравнима разве что с эвакуацией за Урал советской промышленности в 1941 году. И Правительственная комиссия, по словам того же Легасова, отныне стала «только» конкретным управленческим механизмом этой огромной работы.
С одной стороны – «огромная государственная работа», организованная членом Политбюро ЦК и Председателем Совмина Рыжковым, а с другой…
3 июля 1986 года под председательством Михаила Сергеевича состоялось заседание Политбюро ЦК КПСС, где был рассмотрен доклад Правительственной комиссии по Чернобылю. На заседание были приглашены: Александров Анатолий Петрович – директор Курчатовского института, Президент Академии наук СССР; Брюханов Виктор Петрович – директор Чернобыльской АЭС; Легасов Валерий Алексеевич – первый зам. директора Курчатовского института, академик; Майорец Анатолий Иванович – министр энергетики и электрификации СССР, Мешков Александр Григорьевич – первый зам. министра среднего машиностроения, Шашарин Геннадий Александрович – зам. министра энергетики и электрификации, Щербина Борис Ефимович – зам. председателя Совета министров СССР, председатель Государственной комиссии.
«Сов. секретно»
Экз. единственный. (Рабочая запись).
1. Доклад Правительственной комиссии по расследованию причин аварии на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 г.
Горбачев – «…Слово предоставляется т. Щербине…»
Щербина Б.Е.
‹…›
«Оценивая эксплуатационную надежность реактора РБМК, группа специалистов, работавшая по поручению Комиссии, сделала вывод о несоответствии его характеристик современным требованиям безопасности. В их заключении сказано, что при проведении экспертизы на международном уровне реактор будет подвергнут “остракизму”. Реакторы РБМК являются потенциально опасными… Видимо, на всех действовала настойчиво рекламируемая якобы высокая безопасность атомных станций… Следует принять нелегкое решение о прекращении строительства новых атомных станций с реакторами РБМК… Коллегия Министерства энергетики и электрификации с 1983 г. ни разу не обсуждала вопросы, связанные с безопасностью АЭС.
…В одиннадцатой пятилетке на станциях допущены 1042 аварийные остановки энергоблоков, в том числе 381 на АЭС с реакторами РБМК…»
‹…›
Горбачев – «Комиссия разобралась, почему недоработанный реактор был передан в промышленность? В США от такого типа реакторов отказались. Так, тов. Легасов?»
Легасов – «В США не разрабатывались и не использовались такие реакторы в энергетике».
Горбачев – «Реактор был передан в промышленность, а теоретические исследования не были продолжены… Почему же все-таки не были продолжены теоретические исследования? Не получится ли так, что волюнтаризм отдельных лиц вовлекает страну в авантюру?..»
Щербина – «Считалось, что вопрос о безопасности является решенным. Об этом говорится в издании института имени Курчатова, в подготовке которого участвовал и Легасов…».
Горбачев – «Сколько было аварий?»
Брюханов – «В год происходит примерно 1-2 аварии….Мы не знали, что в 1975 году нечто подобное было на Ленинградской АЭС».
Горбачев – «Произошло 104[11] аварии, кто несет ответственность?»
Мешков (первый зам. Министра среднего машиностроения СССР) – «Это станция не наша, а Минэнерго».
Горбачев – «Что Вы можете сказать о реакторе РБМК?»
Мешков – «Реактор испытанный. Только купола нет. Если строго выполнять регламент, то он безопасен».
Горбачев – «Тогда почему же Вы подписали документ, в котором говорится, что его производство нужно прекратить?… Вы меня удивляете. Все говорят, что этот реактор не доведен, его эксплуатация может вызвать опасность, а Вы здесь защищаете честь мундира».
Мешков – «Я защищаю честь атомной энергетики…»
Горбачев – «Вы продолжаете утверждать то, что утверждали 30 лет, и это является отзвуком того, что сфера Средмаша не находилась под научным, государственным и партийным контролем. И во время работы Правительственной комиссии, т. Мешков, ко мне поступала информация о том, что Вы вели себя легковесно, старались замазать очевидные факты…»
Горбачев – «Сидоренко В.А., заместитель Председателя Госкоматомэнергонадзора СССР, пишет, что РБМК и после реконструкции не будет соответствовать современным международным требованиям…»
Шашарин – «Физика реактора определила масштаб аварии. Люди не знали, что реактор может разгоняться в такой ситуации. Нет убежденности, что доработка его сделает его вполне безопасным. Можно набрать десяток ситуаций, при которых произойдет то же самое, что и в Чернобыле. Особенно это касается первых блоков Ленинградской, Курской и Чернобыльской АЭС. Не может эксплуатироваться на имеющейся мощности Игналинская АЭС. Они не имеют системы аварийного охлаждения. Их в первую очередь следует остановить… Строить дальше РБМК нельзя, я в этом уверен…»
Горбачев – «Что нужно сделать институту физики Курчатова?»
Александров – «Считаю, что это свойство (разгон) реактора может быть уничтожено. У нас есть соображения о вариантах решения этой проблемы. Это можно было бы сделать за один-два года».
Горбачев – «Это касается ныне действующих реакторов?»
Александров – «Ныне действующие реакторы можно обезопасить. Даю голову на отсечение, хоть она и старая, что их можно привести в порядок. Прошу освободить меня от обязанностей президента Академии наук и дать мне возможность исправить свою ошибку, связанную с недостатком этого реактора».
Горбачев – «А можно ли эти реакторы довести до международных требований?»
Александров – «…Все страны с развитой ядерной энергетикой работают не на таком типе реакторов…»