Ту же цель – защитить природные воды – преследовало и сооружение стены в грунте, в наиболее загрязненных местах. Здесь было проще и с материалами, и с конструкцией.
Вопрос о дезактивации территории: как она проходила, какую роль сыграли полимерные материалы, в частности те, что разработаны как средство борьбы с эрозией почвы химиками МГУ под руководством члена-корреспондента АН СССР В.A. Кабанова?
Очень хорошо, что были кабановские работы и что я знал о них. Но плохо, что налаживать их выпуск пришлось на ходу. Плохо, что существующая техника дезактивации не была приспособлена для работы в возникших условиях на столь больших площадях. Плохо, что лишь чернобыльская авария заставила срочно наладить производство многих составов в нужных масштабах…
Хочу обязательно отметить работу сотрудников ГИПХа во главе с членом-корреспондентом АН СССР Борисом Вениаминовичем Гидасповым. У них были свои составы, но не это главное. Как прикладники, они на месте находили технологически правильные решения. Гидаспов чуть не собственноручно сваривал мешки из толстого полиэтилена, в эти мешки загружали полимерный раствор и сбрасывали мешок с вертолета в нужной точке. Мешок разрывался, жидкость растекалась и полимеризовалась, образуя защитную пленку, фиксирующую радионуклиды.
Примитив? Были и другие, кто так считал. Стоило Гидаспову уехать, как какой-то умник предложил это дело усовершенствовать. Дескать, незачем возиться с мешками, есть вертолеты сельхозавиации с форсунками – будем разбрызгивать с них тот же состав. Умно? Не совсем. Не учел «рационализатор», что полимерный раствор в виде мелких капель на пути к земле пройдет через горячие газы выхлопа и высохнет, заполимеризуется. В результате вместо жидкости наземь упадет горючий порошок!
И здесь я опять возвращаюсь к тому, с чего начал. У нас есть развитая наука и развитая промышленность. Изобразим их в виде двух пирамид (рисует). Но соединяются эти пирамиды лишь через вершины, образуя чрезвычайно узкое горлышко технологий, я имею в виду современные технологии. Есть, к примеру, прекрасные керамики с таким комплексом свойств, что они решили бы многие проблемы машиностроения. Но где они, эти керамики? На кафедре в Менделеевке? В каком-нибудь НИИ? А заводы технической керамики кафель и тот бракованный гонят. Изменять технологию нужно! Без этого – никуда.
Тут опять раздался телефонный звонок. Кто-то договаривался с Легасовым о материалах Генеральной сессии МАГАТЭ в Вене. Естественно, после этого я задал вопрос о первой поездке в Вену на совет экспертов. Валерий Алексеевич показал довольно толстую книжицу в желтой обложке – доклад советской делегации.
…Доклад занял пять часов, причем в основном это был комментарий к напечатанному. В конце советской делегации аплодировали эксперты даже тех стран, где очень многие настроены агрессивно по отношению к атомной энергетике вообще. Удивлялись масштабам проделанного нашей страной, конкретности выводов и предложений. И откровенности тоже. Ведь Чернобыль не только наши – общечеловеческие проблемы высветил.
Первый этап работы по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС завершен. Но работы, наверное, еще много?
Смотря с чем сравнивать. В нашем разговоре я попытался показать в некоей последовательности, какое место занимала и продолжает занимать во всей этой работе ее химико-технологическая составляющая. Роль химических исследований и процедур будет важной и в последующих чернобыльских делах.
Вот мы упоминали о цезии. Какие там его изотопы, каковы их радиоактивные характеристики, известно. Но не менее важно было определить, в какой форме он существует – в молекулярной или ионной? В ионной, как оказалось. А раз так, с ним труднее бороться: легче растворяется, легче мигрирует. Значит, нужны сорбенты соответствующие. Другие изотопы в молекулярной форме находятся. Для них нужны другие средства борьбы.
Но все нужно очень хорошо, очень точно мерить. Химики должны научиться определять формы существования и концентрации тех или иных элементов в разных средах с той же надежностью, как радионуклиды.
И чтобы, в идеале, химики, как радиометристы, могли делать свои замеры быстро, оперативно и дистанционно.
А что, в принципе, это возможно – в перспективе. Но вот что еще надо обязательно сказать… Сейчас, после Чернобыля, многие озлоблены на ядерщиков. И забывают при этом, что и после Чернобыля атомные электростанции остаются наиболее экологически чистыми – при их нормальной работе. И что многие другие отрасли промышленности, химические в том числе, представляют не меньшую потенциальную опасность для людей при авариях. Не с техникой или технологией надо бороться, а с потерей должной культуры в их создании и эксплуатации. На этом, извини, я хотел бы закончить.
Последний вопрос: сколько времени в общей сложности пришлось пробыть в Чернобыле и Припяти?
Достаточно много. Но это не важно. Сейчас опять собираюсь…
Потом у сотрудников и родственников Валерия Алексеевича я все же узнал ответ на свой последний вопрос: 17 дней вначале, потом еще неделю, потом еще и еще – словом, ни у кого из ученых и руководителей его ранга такой длинной вахты не было.
Еще и потому мне кажется очень важным донести до масс химиков (и не только химиков) то, что высветил Чернобыль физикохимику Валерию Легасову.
«Химия и жизнь», 1987, № 4, с. 8–17.
В.А. Легасов. Проблемы безопасного развития техносферы
Повышение безопасности всегда было одним из ведущих мотивов в деятельности людей. По мере развития цивилизации влияние различных факторов, угрожавших существованию человеческих сообществ, приводило к качественным изменениям в образе жизни, характере организации общественного производства. Так, потребность в защите от неблагоприятных природных воздействий обусловила выработку строительного умения, что, в свою очередь, определило надобность в новых материалах и энергоисточниках. Эпидемии, сопровождавшие рост численности населения и повышение плотности его размещения в отдельных регионах, сделали необходимыми коренное улучшение санитарно-гигиенических условий быта, быстрое развитие медицины и фармакологической промышленности. В результате возрастала защищенность человека. Одновременно создавались технические системы, совокупное действие которых уже сегодня может способствовать не снижению риска в жизни людей, а его повышению. Это обстоятельство наиболее осознано для военных аспектов проблемы. Опыт двух мировых войн, современные региональные конфликты, гонка ядерных вооружений со всей очевидностью показывают, что накопление средств разрушения отвлекает интеллектуальные и материальные ресурсы от решения насущных задач, одновременно увеличивая риск ядерной катастрофы. Именно поэтому такой широкий отклик во всем мире находят инициативы советского руководства, направленные на создание основ обеспечения безопасности каждого государства и региона на началах, альтернативных наращиванию средств разрушения и массового уничтожения. Конечно, борьба за реализацию этих инициатив, за предотвращение наиболее глобальной угрозы является первостепенной с точки зрения дальнейшего прогресса человечества. Но накопление потенциала, чреватое снижением достигнутого уровня безопасности, происходило не только в сфере производства оружия, но и в техносфере в целом, что также требует глубокого осмысления и энергичных действий с целью совершенствования промышленных структур.
Разные события последних лет стали беспокоить и специалистов, и общественность. Среди них проблемы кислотных дождей, использования различных ядохимикатов, загрязнения морей, озер и рек, неудачные решения по размещению промышленных предприятий, аварии, приводящие к человеческим жертвам и крупному ущербу. Всякий раз внимание приковывается к конкретному случаю, к конкретному виду человеческой деятельности или источникам неприятностей. В результате предпринимаемых мер в какой-то одной узкой сфере положение улучшается, но тут же происходит новое событие в другой сфере или другом месте.
Усилиями специалистов непрерывно увеличивается надежность каждого агрегата, вводятся новые технические и организационные средства защиты и человека и окружающей среды. И все-таки при некотором улучшении отдельных показателей, например, числа аварий на тысячу работающих или единицу стоимости выпускаемой продукции, абсолютное количество подобных происшествий растет. Так, в США с 1950 по 1980 год число аварийных ситуаций при нефтепереработке увеличилось в 2,6 раза, почти в 6 раз возросло количество жертв и в 11 раз – экономический ущерб.
Для сегодняшнего мира характерна тенденция: при уменьшении вероятности каждого отдельно взятого негативного события (будь то авиационная, железнодорожная или морская катастрофа, разрушение плотины, химического производства либо ядерного объекта) масштабы последствий, если оно все же случается, как правило, заметно вырастают. Действительно, если в 40-х годах в десятках авиационных катастроф погибали десятки людей, то ныне гораздо более редкая, единичная катастрофа уносит жизни сотен людей. Пожары давно сопутствовали деятельности человека, но с развитием нефтехимии и газовой энергетики они стали сопровождаться взрывами, резко увеличивающими поражаемые площади и масштабы последствий, Так, в 1973 году в один из воскресных майских дней в городе Чикаго в Центральном производственном районе на заводе по выпуску типографской краски произошла авария. В результате возникших пожаров и взрывов завод был полностью разрушен. А спустя десять лет, в ноябре 1984 года, на северной окраине города Мехико в поселке Сан Хуан Иксуатепек пожары и взрывы, начавшиеся в хранилище сжиженного газа, собираемого в процессе нефтепереработки, вышли за пределы предприятия, полностью уничтожив все в радиусе одного километра. В итоге – около полутысячи погибших, несколько тысяч пострадавших.