– Конечно же, дети будут после свадьбы! Я ведь люблю вашу дочь!
Когда Валера произносил это наиважнейшее для каждой женщины слово «люблю», и Неля, и Зоя Кирилловна смягчались. Нельзя атаковать мужчину, который любит. Только на Ивана Васильевича слово «люблю» впечатления не производило.
– И когда свадьба? – повис в воздухе его вопрос.
Отступить заставил лишь гневный Нелин взгляд.
– Ладно, хватит! Не хочет человек говорить! – холодно и отстраненно махнул рукой Иван Васильевич и вышел из комнаты. Зоя Кирилловна ошарашенно посмотрела вслед. Видимо, стребовав с мужа непременно «разобраться», она не ожидала демарша.
– Чего хватит? – обиженно крикнула она вдогонку. – Я хочу знать, чем они жить собираются?
Несмотря на то, что у Нели осталось еще много тетушек и дядюшек, с которыми Валера не познакомился, пара решила пожить остаток гастролей в гостинице.
Шло время. Музыканты с восторгом вспоминали походы по всем Нелиным родственникам, Валера же все чаще задумывался: если сейчас что-то не изменится в их с Нелей жизни, то долго они так не продержатся. Она устанет ждать. А выбор между любимой женщиной и будущей славой казался невозможным. Ему нужен другой уровень! Иначе кто и когда его заметит? Нужно в Москву!
В один из дней Валера ходил по небольшому номеру из угла в угол и напряженно думал. Звонок от Макаровой будто разорвал сгустившиеся над головой тучи:
– Ну что, Валерочка? – голос Валентины Федоровны лучился радостью. – Готовься! Впереди у нас большие гастроли! Вся Средняя Азия будет слушать!
Неля прыгала и визжала от радости, обнимая Валеру. И щекотливая тема свадьбы на время забылась.
Глава XVII. Средняя Азия1965
Красноводск встретил бригаду «Юность, Мечта и Песня» давящим зноем. Пообедав в местной столовой, команда выдвинулась к морю. Молодой туркмен сел за баранку, а спустя полчаса автобус вонзился колесами в сухой песок. Валера выскочил первым и, гордо раскинув руки, словно окружающие красоты исключительно его заслуга, обернулся в сторону Нели:
– Пустыня и море в ладонях гор!
Неля засмеялась и подбежала к нему.
– Да ты поэт!
Валера покачал головой. Нет, он не поэт, сейчас он философ! Упав на песок, посадил рядышком Нелю и, положив голову к ней на колени, уставился в небо. Ни единого облачка! Почему вот в жизни так не бывает? Чтоб ни преград, ни огорчений, все безоблачно. Неля почувствовала настроение и молчала. Где-то, словно далеко-далеко от них, весело переговаривались ребята, и от этого тишина становилась лишь глубже. Шум каспийских волн смывал суетность. И Валера ощутил какую-то мысленную глухоту: позабыл о планах, карьере, тревогах. Стало хорошо, покойно, радостно.
– Рыбонька, останемся здесь жить?
Он тут же пожалел, что заговорил. Пока молча сидели рядом, казалось, что Неля думает о том же. Однако она просто ждала. Теперь отмерла, начала раскладывать полотенца и говорить о том, о чем думать не хотелось:
– Ты же еще вчера в столицу собирался! С карьерой уже закончили?
Валера хотел объяснить, но едва оформившееся прозрение чего-то важного рассеялось. За него ответил подошедший Гольдберг:
– А мы как в песне. Не поем, не спорим. Мы водою увлечены. Ходят волны Каспийским морем небывалой величины, – он сбросил рубаху. – Все, ребята, я побежал!
Валера обернулся на гитариста, шагавшего по морю аки посуху, как апостол. Заметил удивление Нели и пояснил:
– Это Каспий. Идешь, идешь, а все мель.
А Гольдберг махал руками и весело звал:
– Вода, пацаны, гор-рячая!
Валера глянул на Нелю. Она сидела на небольшом дорожном полотенце и перебирала камушки и ракушки. Как девочка… Тишина вернулась и наконец оформилась в мысль: главное, чтобы вот так было всегда. Обхватив колени руками, он придвинулся к ней:
– Так хорошо с тобой, Нель.
И теперь она поняла его. Посмотрела в глаза, погладила по щеке:
– Я тоже люблю тебя, Валеша.
Ребята разбрелись по морю, но купания не вышло. Слишком теплое, до неприятного море выгнало на сушу. Все засобирались в гостиницу. Только Валере не хотелось уезжать.
Пока ехали по разбитым улицам, он всматривался в одноэтажные глиняные домишки, выстроившиеся вдоль дороги, в старый высохший карагач, в туркменку, сидевшую возле вкопанного тандыра с поднятым подолом платья. Она ловко шлепала сырыми лепешками по голой ляжке и опускала на стенку печи.
Когда приехали в гостиницу, узнали, что воды в номере нет. Неля села читать графа Монте-Кристо, а он прилег на кровать. Из полудремы выдернул всхлип.
– Ты чего плачешь? – удивился он, увидев, как Неля вытирает слезы.
– Такой умница, такой благородный, так люби-и-ил! – сильнее заплакала Неля. – За что с ним так? Они жениться хоте-е-ели!
– Ну хотеть жениться и жениться – это разные вещи, – неожиданно принял на свой счет Валера. Словно нежелание жениться делало его менее благородным, чем какой-то корсиканец.
– Он бы женился! Он не такой! Он такой!.. Такой…
– Какой такой? – вспыхнул Валера. – Кто дал ему право вершить суд над другими? Тоже мне… идеальный герой.
– Он выстрадал это! – разгорячилась Неля. – Он столько боли испытал в жизни!
– То есть если причинили боль, имеешь право судить? Он что, Бог?
– А ты представь! Что ему терять? Молодость, семья, любимая… Все утрачено! Хотя бы себя вернуть!
– Себя он вернул, когда откопал клад. Живи да радуйся, женись на любой. Весь мир у твоих ног.
Неля услышала только свое:
– На любой?! То есть для тебя разлюбить так легко?
– Да какая любовь? Она выскочила за другого! Женщина должна ждать, если хочет, чтоб любили!
– Ждать? Сколько вас ждать?!
Неля вскочила и слегка притопнула ножкой. Валера понял, что она снова поняла по-своему, и примирительно напомнил:
– Да ты же сама про Пенелопу рассказывала. Ждала-ждала и дождалась!
– Она-то дождалась, – фыркнула Неля. – А Одиссей отправил в Мантинею, где она умерла в одиночестве. Использовал, вернул себе имущественные права и избавился.
Внутри шевельнулась досада. Будто тычет ему в лицо своим образованием, начитанностью. Раздражение рвалось наружу, но он сдержал гнев:
– Ну неудачный пример! Чего ты, Нель?
Та не ответила и, развернувшись, прошагала в ванную.
– Нель, воды ж нет! Забыла?
Вечером давали концерт во Дворце культуры нефтяников. Несиян с женой Елизаветой выступали с попурри по танцам народов мира: чардаш, полька, баварский вальс и чарльстон. После на сцену позвали Валеру.
В зале оказалось много молодежи. Они вели себя шумно: подбадривали, громко рукоплескали, улыбались. Валера почувствовал раскрепощенность и легкость. То и дело, крутил контрабас вокруг оси, иногда похлопывал по верхней деке, отбивая ритм. А затем нарочно спустился в зал и, остановившись перед засмущавшейся и вмиг прикрывшей лицо краем платка девушкой, проникновенно запел:
– Ты и та, и не та уже, все гляжу, не пойму, почему же ты замужем, почему, почему?
И хотя на лице его отражалась печаль, в глубине души плескалась мстительная досада. Пусть поревнует! Вот не надо сравнивать Ободзинского со всякими Монте-Кристо!
Из Красноводска на юго-восток до первого крупного города добирались по каракумским барханам. Серый саксаул сменялся такими же серыми зарослями песчаной акации. Казалось, все в мире покрылось песком и пылью. Их машина отстала от группы и, встретив старушку на ишаке, обрадовались:
– Ассалам алейкум, апа-джан! Наши не проезжали? – закричал Павел Вайман.
Та недовольно покачала головой, сказала что-то на узбекском, а потом махнула вперед. Вайаман начал переспрашивать, но старушка отвернулась и неспешно поехала дальше.
– Эй, апа-джан… – растерянно протянул Павел.
Валера пояснил:
– Ну что ты не понял? Ваши уже впереди, догоняйте, пацаны.
Древняя столица Бухарского ханства встретила пустынными улицами и дремотной тишиной, приглашая посмотреть свои сокровища. От легендарной крепости Арк по городу растянулись бесчисленные мавзолеи, словно представляя эпохи своих правителей: вот арабские халифы, вот саманиды, карахниды и хорезмшахи, вот монголы и тимуриды, а здесь шейбаниды и мангыты.
Валеру с Нелей одинаково завораживали и старые жилые кварталы с разрушенными серыми улочками, и достопримечательности вроде внутреннего двора мечети Калян, великого минарета Калон Минор или разрушенного большевиками эмирского дворца Шербудун.
– Куда подевались люди? – шепотом спрашивала Неля, рассматривая сказочных птиц из золота и яркой синевы на мозаиках медресе Нодир-Диван-Беги.
Валера пожал плечами и показал на столб, с которого счастливо таращился юноша в фартуке, указывая рукой на лозунг: «Коммунизм утверждает на земле Мир. Труд. Свободу».
– Как странно и чужеродно выглядит этот плакат.
Неля засмотрелась и не расслышала, как их окликнули.
– Ассалам Алейкум, углим[6], – прижав руку к сердцу, наклонил голову сорокалетний узбек, торговавший в переулке. – Купите чирок! Чтоб осветил он жизнь вам и вашим детям.
– Чирок? – взял в руки лампу Валера. – Сколько?
Они начали неторопливо и обстоятельно торговаться. Неля сперва наблюдала, но потом ждать надоело.
– Да зачем тебе этот горшок? – фыркнула она.
– Ты такая начитанная и такая недогадливая, – покачал головой Валера, – это же волшебная лампа! Потрешь – исполнится любое желание.
– Прям-таки любое? – засмеялась Неля.
– Любое!
Дойдя до Ляби-Хауз, они спрятались от солнца под старым тутовником и принялись тереть. В центре площади сверкало зеркало водоема, окруженное сходящими ко дну каменными ступенями, а вокруг возвышались деревья. Их кора, за века огрубевшая, в извилинах, узлах, темных расщелинах, создавала ощущение сказки. Чудилось, что сейчас из-за ствола появится Алладин и весело подмигнет.
– Что загадаешь? – спросила Неля.
– Найти себя.