. Однако большинство случаев сексуальных домогательств подаются как примеры, служащие угрозой чести семьи, в то время как чувствам самих женщин уделяется мало внимания. Это подтверждает предположение о том, что многие мужчины рассматривали женщин как собственность – свою или чужую, – которая может быть испорчена. При попытке изнасилования на карту ставится репутация семьи, чем часто и пользовались агрессоры, рассчитывавшие в первую очередь поквитаться с противником, а не получить сексуальное наслаждение. В этом отношение Скегги – исключение. Он прививает Хельге чувство зависимости от него. В результате после расставания она переживает личностный кризис.
Честь мужчины зависела от отсутствия нежелательных контактов между молодыми женщинами в его семье и чужаками. Чаще всего в качестве потенциальной угрозы источники описывают праздных юношей, случайно забредающих в соседние земли. Они флиртуют с девушками, но не намерены жениться, а это вполне может обернуться трагедией для всей семьи[103]. Когда до заглавного героя «Саги о Гисли» (Gisli Sursson’s Saga) доходят слухи о том, что какой-то юноша пытается соблазнить его сестру, он попросту его убивает[104]. В «Саге о скальде Кормаке» (Kormáks saga) ситуация несколько сложнее: не будучи таким же решительным мужчиной, как Гисли, отец девушки, с которой заигрывает Кормак, пытается выбить из юноши предложение руки и сердца, на что тот никак не реагирует. Несмотря на то, что Стейнгерд отвечала Кормаку взаимностью, в назначенный час он не приходит на свадьбу. После этого отец девушки решает срочно выдать ее замуж за другого, объясняя это заботой о ее добром имени. На самом деле он просто боится, что не сможет контролировать непредсказуемого и импульсивного Кормака. Отныне это будет заботой мужа Стейнгерд[105].
Сексуальная агрессия могла принимать и исключительно вербальную форму, порой находя выражение в стихах. В «Саге о названых братьях» (Fóstbræðra saga) скальд Тормод – один из двух главных героев – сочиняет любовную вису, которую он посвящает одной девушке, чем вызывает сильную обеспокоенность ее матери. Как и непрошеные визиты, такие стихи не всегда считались выражением искренних намерений. Напротив, они могли бросить тень на честь девушки и ее опекуна. Дело в том, что в любовных висах скальды часто не стеснялись в выражениях, описывая отношения между мужчинами и женщинами без прикрас[106].
Чтобы оказать влияние на женщину, мужчины порой не гнушались и приворотной магией. В «Саге об Эгиле» молодой человек пытается соблазнить соседскую девушку, вырезав руны на деревянной жерди и подложив ее в постель избранницы. Но так как руны были вырезаны неумело, девушка заболевает. Спасти ее удается лишь проезжавшему мимо Эгилю, который просто ломает жердь[107]. Исходя из описания хвори, можно предположить, что она была вызвана не столько колдовством, сколько угрозой сексуального насилия, пусть и завуалированного. Сам Эгиль в предосудительных поступках уличен не был, а вот его бог-покровитель Один не упускал случая похвастаться тем, что не раз и вполне успешно совращал девушек при помощи магии[108]. В «Деяниях данов» (Gesta Danorum) – датируемой 1200 годом хронике датского летописца Саксона Грамматика – упоминается миф, по сюжету которого Один вырезает заклинания на куске коры, которым он затем касается дочери короля русинов Ринд (в исландских источниках – Риндр). Согласно пророчеству, ей было суждено родить ему сына[109]. В результате Ринд впадает в безумие и оказывается прикованной к постели (ситуация, напоминающая угрозы Скирнира). Под видом целительницы Один убеждает отца девушки в том, что ему под силу избавить ее от хвори, если он привяжет ее к кровати, но верить ему, разумеется, нельзя. Оказавшись в покоях Ринд, он насилует ее, пока отец безмолвно наблюдает за происходящим. В этой сцене вызвать недоумение может многое от того, почему для насилия над девушкой Один выбрал обличье знахарки, до бездействия отца. В результате на свет появляется Вали – могущественный бог, повзрослевший всего за один день, движимый желанием отомстить за смерть своего брата Бальдра. Для Одина это двойная победа: он удовлетворил свою похоть и получил сына, которому суждено сыграть важную роль в событиях, описанных в пророчестве о Рагнарёке (гибели богов). Отцу Ринд остается лишь доживать свои дни в покаянии и терзаться мыслями о пережитом бесчестье[110].
Ужасное изнасилование Ринд – еще один пример того, как тела и души женщин становятся всего лишь промежуточной мишенью для мужчин, стремящихся к достижению своих целей. Саксон Грамматик не был феминистом, но обращение Одина с Ринд при попустительстве отца представляется ему неблаговидным поступком. Можно считать это проявлением христианского сострадания, но в его описании Ринд, без сомнения, изображена жертвой насилия. До этого, также скрываясь за чужими личинами, Один неоднократно пытался то поцеловать Ринд, то вызвать ее расположение дорогими подарками, но каждый раз она давала ему решительный отпор. В ее отношении Грамматик использует прилагательное, которое можно перевести как «постоянная» (peruicax). Воля Ринд оказывается сломана лишь под натиском магии, действие которой оказывает на нее буквально наркотический эффект[111]. Очевидно, что девушка осознает угрозу с самого начала и всеми силами старается защитить свою честь, уступая агрессии лишь в самом конце. Возможно, ее характеристика у Грамматика вдохновлена образом святых мучениц. Как бы то ни было, Одином движет похоть и желание получить сына, Ринд для него – просто объект достижения этих целей. Вопроса о чувствах Ринд и о ее личных границах перед Одином не стоит.
Для саг и мифов сцены, в которых мужчины обманом или с помощью колдовства берут верх над женщинами, – далеко не редкость. Но существуют и вполне реальные бахвальства сексуальными подвигами, вырезанные на дереве или камне, датируемые эрой викингов и эпохой Средневековья. Среди них можно встретить такие перлы: «Тора, я легко могу соблазнить любую женщину» или «Смидр имел Вигдис из Веретенного края»[112]. Такое поведение было частью реальности. Викинги нередко пользовались сексом как инструментом подчинения женщин, причем некоторые мужчины не гнушались даже самыми жестокими и бесчестными методами.
Мужское поведение в отношении женщин не всегда было таким агрессивным и безнравственным, как может показаться, судя по предыдущим примерам. Поэты искали расположения женщин, адресуя им стихи, в которых они хвастались боевыми подвигами на суше и на воде, а иногда даже вниманием других особ женского пола. Исландский скальд Тьодольв Арнорсон был сыном простого земледельца, а умер бок о бок с конунгом Харольдом Суровым в битве при Стамфорд-Бридже в 1066 году. Он является автором стихотворения, посвященного знатной даме, в котором он с гордостью описывает впечатляющие суда норвежского конунга и людей, которые на них плывут:
«Взгляни, моя госпожа, я видел ладью,
Спешащую из реки в океан;
Взгляни, похожий на дракона борт
Этого славного судна уже далек от берега.
<…>
Прекрасные женщины взором его провожают,
Пока их взор может достичь дракона.
Юный конунг стоит за штурвалом,
Он правит новой ладьей,
Которая плывет на запад по Нидэльве.
Весла гребцов ныряют в море;
Надсмотрщики умеет хлестать,
А гребцы мастерски вздымают весла;
Женщина стоит и дивится,
Она считает мастерство чудом.
Гребля продолжается, моя госпожа»[113].
В своем стихотворении Тьодольв Арнорсон рисует образ ладьи, спущенной на воду с берегов норвежской реки почти тысячу лет назад. Вероятнее всего, нос судна был вырезан в форме драконьей головы. Мы можем представить себе и честолюбивого молодого конунга, стоящего у руля и с одобрением смотрящего на свою храбрую команду гребцов (рисунок 3). На берегу стояли провожающие, которые хлопали в ладоши и слали конунгу добрые напутствия в его плавании. По крайней мере, скальд упоминает «прекрасных женщин», которые провожают взором «славное судно». Он надеется, что это описание произведет впечатление на даму, но упоминание о восхищении других женщин выдают в нем некоторую неуверенность.
Даже самые доблестные конунги старались выглядеть еще более мужественно в глазах девушек, которые им нравились. В «Круге Земном» Снорри Стурлусон пишет о Харальде Прекрасноволосом, конунге IX века, который объединил разрозненные норвежские земли, просто чтобы произвести впечатление на прекрасную, но высокомерную Гиду. Сначала она сравнивает Харальда с более могущественными правителями Дании и Швеции, тем самым раззадоривая его амбиции. В итоге он клянется не стричь волосы, пока не станет безраздельно властвовать над всей Норвегией[114]. Поэтам не была присуща излишняя скромность. Напротив, они как будто всеми силами стремятся к одобрению. У одного из скальдов есть строки, в которых он горделиво рассказывает даме сердца о том, с каким мужеством он и его приятели выпрыгивали с тонущего судна[115]. Он даже выражает сожаление, что этого никто не видел. Ярл Регнвальд ненадолго задерживает свое внимание на описании самой дамы и ее роскошных золотистых локонов, но лишь затем, чтобы вскоре сосредоточиться на собственной д