[202]. Считается, что руны еще на двух камнях также вырезали женщины, но их имена до нас, к сожалению, не дошли[203]. Профессия камнереза предполагала не только владение грамотой и специальными навыками, но и определенную мобильность. Прочие ремесленники тоже порой переезжали из города в город в зависимости от степени востребованности их мастерства[204].
Саги указывают и на то, что если женщины куда-то уезжали, это не значит, что они не возвращались обратно. В «Саге о людях из Лососьей долины» Торгерд, мать Хёскульда после смерти мужа «не чувствовала себя счастливой в Исландии». Поэтому она решила «покинуть страну, захватив с собой все, что досталось на ее долю из наследства». В Норвегии Торгерд «нашла многочисленную родню и много именитых родичей»[205]. Она во второй раз выхоит замуж, но после смерти Хрута возвращается в Исландию, чтобы жить с Хёскульдом. В отличие от поездок, связанных с войной или торговлей, такого рода перемещения могли не оставлять почти никаких следов в захоронениях путешественниц. Ирландские и британские броши, изысканные столовые приборы и прочие необычные предметы, найденные среди погребальных приношений норвежским женщинам, обычно считались добром, награбленным их мужьями во время набегов на чужие земли. Скорее всего, это разумнее объяснение, но нельзя исключать и другие возможности. Это вполне могли быть сувениры, купленные в дальних странах и привезенные домой[206]. Если у нас есть доказательства того, что скандинавские женщины оказывались на территории современных России и Украины, то почему они не могли очутиться и в гораздо более близкой Англии, доплыв до нее за несколько летних дней, что-то купить и вернуться обратно[207]?
Кроме того, женщины, носившие красивые броши из чужих краев, могли купить их у торговцев или других путешественников[208]. В «Саге о Людях с Песчаного берега» (Eyrbyggja saga) Турид, жена Торбранда из Лебяжьего Фьорда (Исландия), встречает женщину по имени Торгунна с Гебридских островов. Путешественница привезла с собой украшения, платья, покрывала и прочие «сокровища, какие редко увидишь в Исландии». Турид упрашивает Торгунну продать ей хоть что-то, но та отказвается[209]. Изделия ирландских и британских мастеров в те времена оцень ценились среди других народов, поэтому Торгунна, хвастаясь своим имуществом, тем самым доказывала не только свою состоятельность, но и возможность обладать редкими вещами из других стран[210].
В эпоху викингов заметные социальные и экономические перемены касались и тех, кто оставался на родной земле[211]. Даже те, кто безвылазно жил в отдаленных от крупных городов поселениях, были наслышаны о невероятных путешествиях и победоносных набегах. Они восхищались изысканными привозными вещицами не меньше горожан и с любопытством наблюдали за тем, как языческие верования постепенно вытесняются христианством. Другими словами, викинги чувствовали свою связь с внешним миром, даже если никода не покидали своих родных поселений.
До эпохи викингов жизнь людей могла показаться проще, но земельные хозяйства никогда не были полностью замкнутыми и самодостаточными. Экономика стремительно развивалась, люди потребляли все больше и больше[212]. Местные ресурсы и привозные товары продавались и покупались в немыслимых до этого объемах: мыльный камень, железо, мех и шкуры, оленьи рога – все это перевозилось на огромные расстояния. Ремесленники – мужчины и женщины – создавали посуду и кухонную утварь, одежду и украшения, кожаные ремни и пряжки, сумки и детские игрушки. Все эти вещи продавались как оптом, так и в розницу. Горожане покупали у жителей сельских земель продукты питания, строительные материалы и предметы домашнего обихода, которые земледельцы могли предоставить за определенную плату. Ассортимент торговли варьировался от бытовых товаров до предметов роскоши. К примеру, неподалеку от Бирки располагалось мельничное хозяйство Санда, где пекли прекрасный хлеб для богатых горожан. Но подходящей земли для выращивания пшеницы рядом не было, поэтому владельцам мельницы приходилось покупать ее наряду с мельничными жерновами у других людей[213]. Экономика росла и развивалась, равно как и торговые связи между городами и земледельными районами.
На фоне этих существенных изменений в торговле и потреблении примерно с 800-х годов н.э. существенно возрастает роль мореплавания как для набегов на другие земли, так и для торговли. Это в свою очередь повысило спрос на ткань для парусов и соответствующей одежды, на дерево для палубного покрытия и прочие материалы[214]. Новые рабочие места появлялись не только для мужчин, которые занимались судостроительством, но и для женщин-ткачих. Вероятно, мужчины тоже занимались производством тканей, но все же это был преимущественно женский род занятий. Специальные принадлежности для производства и обработки тканей часто находят среди погребальных подношений именно в захоронениях женщин. Саги описывают этот род занятий как исключительно женский, а в поэме, написанной придворным скальдом Олава II Святого в 1020-х годах, прямо говорится о парусах, сотканных женщинами[215]. При наличии определенных задатков и желания опытная ткачиха могла не только обеспечить необходимыми изделиями свою собственную семью, но и создать небольшое торговое предприятие[216].
Площадь паруса, разумеется, варьировалась в зависимости от размеров судна, но в среднем составляла примерно 100 квадратных метров. Соответственно, его изготовление требовало немало сил и ресурсов. Для производства необходимой ткани в таких масштабах были нужны не только инструменты и материалы, но и квалифицированная рабочая сила. Любой, кто хотел преуспеть в этом деле, должен был уметь разводить овец или выращивать лен и коноплю для пеньки. Обработка сырья тоже была делом непростым: сначала растения специальным образом вымачивали, затем сушили и трепали, чтобы размять волокна. Надо сказать, что лен был очень дорогой тканью, которую могли себе позволить только состоятельные викинги[217]. Более распространенным материалом была шерсть, которую состригали с овец, очищали, сортировали в зависимости от ее грубости (от этого зависело, для какого именно изделия ее употребят) и тщательно расчесывали. Затем в ход шли прялка и веретено с мутовкой (тяжелым диском, который использовался для лучшего вращения)[218]. Это был требовавший усердия и терпеливости тяжелый ручной труд, о чем свидетельствуют артритные повреждения женских пальцев[219]. После этого пряжа смачивалась и выставлялась на просушку, а тем временем к работе готовился ткацкий стан, на котором использовали нить двух типов: более прочную основу (к ней подвешивали специальные грузики) и так называемый «уток», который ткачиха пропускала под основой. Это был монотонный и утомительный процесс, если только мастерица не работала над гобеленом, но это был редкий случай.
Парус сшивался из нескольких кусков ткани, которые затем покрывали животным жиром, чтобы он не продувался. В «Круге Земном» утверждается, что паруса были полосатыми, раскрашенными в синий, красный, зеленый или золотой цвета. Если это было правдой, то они наверняка производили незабываемое впечатление[220]. Чтобы изготовить один большой парус, нужна была шерсть примерно 150 овец, одному человеку потребовалось бы от четырех до пяти лет непрерывного каждодневного труда. Мастерская из десяти профессиональных сотрудников могла справиться с этой работой за зиму[221]. Паруса считались большой материальной ценностью, хотя и не вызывали у авторов саг и мифов таких восторгов, как сами корабли или оружие. На одном из рунических камней Готланда (Tjängvide) изображение корабля, например, занимает всю нижнюю половину (рисунок 5). Столкновение между кораблем одного из предводителей войск Олава II Святого и вражеским судном приводит к тому, что новый парус последнего конфискуется, а взамен выдается старый и изодранный. Эта сцена описывается одним из участников событий так: «Когда мы забирали груз, он вел себя более или менее сносно, хотя и не очень достойно, а вот когда мы взяли его парус, он заплакал»[222]. Производство одежды тоже было делом довольно дорогим. На полный комплект одежды для одного человека уходило от двух до трех килограммов шерсти и месяцы работы (примерно 750 граммов пряжи и 9 недель работы уходили на производство одной льняной рубашки)[223].
В некоторых областях ткачество могло быть сезонным занятием. Например, археологические раскопки в местечке Лердал, расположенном в узкой долине посреди высоких гор близ Согне-фьорда, самого длинного фьорда в Норвегии, доказывают, что это место служило чем-то типа летнего лагеря. Здесь не было постоянных построек, вместо этого выкапывали ямы и устанавливали палаточные сооружения для обустройства жилья и рабочих мест