.
Как говорится, яблоко от яблони недалеко падает. Спустя годы, Синфьётли так же, как и мать, добровольно идет на смерть. Его мачеха Боргхильд, брата которой он недавно убил, дает ему ядовитый напиток и, хотя он прекрасно об этом знает, ее насмешки для него невыносимы, и он осушает рог. В контексте легенды героическая смерть ценится гораздо выше, чем долгая, но ничем не примечательная жизнь. При этом мы можем предполагать, что именно такая черта, как безжалостность, часто отличала королев не только в мифах, но и в жизни. Здесь уместно вспомнить об Асте, которая мечтала о том, чтобы ее сын Олав умер на троне.
Как женщины становятся настолько жестокими? Вероятно, причина кроется в воспитании, которое они получили от собственных матерей. Гудрун Гьюкадоттир убивает своих детей, но она сама, ее муж Сигурд, а также братья Гуннар и Хёгни становятся пешками в игре, которую ведет жена главы семейства Гьюки – упрямая и волевая Гримхильд. Это она, желая заполучить в женихи для Гудрун прославленного Сигурда, подает ему мед, выпив который тот забывает о своей помолвке с Брюнхильд. Она же соблазняет его возможностью породниться со знатным семейством: «Отцом твоим станет Гьюки-конунг, а я – матерью, а братьями – Гуннар и Хёгни, и все вы побратаетесь, и не найдется никого вам равного». Гуннара она подталкивает к женитьбе на валькирии Брюнхильд, сестрой Атли, родство с которым возвысило бы ее род еще больше, ведь Атли «был свирепый человек, большой и черноволосый, но собой сановитый и великий воитель». Ради достижения своих целей Гримхильд не останавливается ни перед чем. Она использует магию, помогая Гуннару и Сигурду поменяться обличьями, что позволяет обмануть Брюнхильд. Когда Брюнхильд узнает правду, она устраивает настоящую сцену, закономерно обвиняя Гримхильд в том, что она является главным вдохновителем этого заговора. Сначала она называет ее «виновницей всей скорби», а затем говорит, что «должна отплатить Гримхильд за зло: нет женщины бессердечнее ее и злее»[373]. Горю Брюнхильд можно посочувствовать, но, по сути, интриги ее свекрови мало чем отличаются от попыток других королей, которые стремятся упрочить свое положение или выгодно женить своих сыновей. При этом мы можем вообразить, что Сигурд забывает о своей помолвке с Брюнхильд не из-за колдовского меда, который поднесла ему Гримхильд, а просто потому что он очарован тем, какой роскошный прием ему оказывают при дворе легендарного конунга. Образ прославленного воина, который становится пешкой в чужой, – слишком легкий прием, позволяющий свалить всю вину на женщину, пусть даже она и не лишена доли коварства.
Несмотря на ужасные последствия своих поступков – убийство Сигурда и самоубийство Брюнхильд – Гримхильд на этом не останавливается. Дав Гудрун время, чтобы оплакать супруга, она уговаривает ее выйти замуж за Атли: «Великого конунга я тебе выбрала, первым из всех он признан повсюду». Гудрун сначала отказывается, но затем, боясь одиночества, уступает настойчивости свекрови[374]. Этот брак обречен с самого начала. Единственная цель Атли – заполучить золото ее братьев, которых он заманивает в ловушку, чтобы убить. Их жены и сама Гудрун пытаются отговорить братьев от поездки ко двору Атли, но уже слишком поздно: если они откажутся от приглашения, то прослывут трусами. Прибывших ко двору немедленно хватают: «у Хёгни вырезали сердце, а Гуннара бросили в змеиный ров». Второй брат пытается усыпить змей, играя на арфе пальцами ног, но безуспешно: одна из гадин жалит его в самое сердце. В «Плаче Оддрун» напрямую говорится, что это не змея, а «коварная мать конунга Атли». Получается, что Гримхильд пытается всеми силами положить конец роду Гьюкки, А Гудрун отвечает на это убийством наследников Атли. Круг замыкается.
Легенды о Вёльсунгах порой представляются чем-то гораздо более грубым, приземленным и даже жестоким по сравнению с возвышенной музыкой «Кольца Нибелунгов». Но стоит помнить о том, что цикл из четырех опер Рихарда Вагнера написан именно по их мотивам. Если верить саге, то ответственность за реки пролитой крови во многом лежит именно на матерях, которые манипулируют остальными героями исподтишка, используя магию или яды. Это пример, который максимально далеко отстоит от описания образцовых матерей и женщин, готовых поддерживать друг друга в сложных ситуациях, с которым мы, в частности, сталкивались в «Плаче Оддрун». Зато «Сага о Вёльсунгах» как нельзя более эффектно ставит вопрос о том, как далеко человек готов зайти в своем стремлении к мести или в искреннем стремлении обеспечить достойное будущее своим детям. Тот факт, что мать Атли способна обращаться в змею, роднит ее с драконом Фафниром, чье золото взывает к самым низменных инстинктам тех, кто хочет его заполучить. Точно так же разрушительная тяга матерей к власти служит неиссякаемым источником бед для окружающих. Такое обилие образов жестоких матерей отчасти может объяснить и то, почему скрелинги, проявляющие свой крутой нрав при любом удобном случае, убегают, лишь только завидев беременную женщину.
Глава 5. Вдовы
«Знай! Гейрмундр женился на Гейрлауг, когда она была юной девой. У них родился сын, но затем он утонул и умер. Затем она вышла замуж за Гудрика… У них родились дети. Жила одна дева по имени Инга. Она вышла замуж за Рагнфаста. Сначала умер он, а потом и их сын. Мать [Инга] получила наследство от сына. Затем она вышла замуж за Эйрика, но вскоре умерла. Наследство Инги получила Гейрлауг, ее дочь. Руны вырезал скальд Торбьёрн»[375].
Эта история, представляющая собой не более чем сухой набор имен и событий, была вырезана на закате эпохи викингов на камне в Хиллерсьё, местечке у озера Меларен к северо-западу от Стокгольма. В этих строках, которые закручены в спираль, напоминающую тело змеи, упоминается необычайно много для рунической надписи имен. Кроме того, стоит отметить, что это лишь один из нескольких камней в округе, рассказывающих родословную этой семьи. Мы знаем, что Инга возвела четыре камня в память о своем первом муже, Рагнфасте, а затем еще один, найденный в стенах местной церкви, в честь второго мужа, Эйрика. Хотя яркие цвета, в которые они когда-то были окрашены, давно поблекли, имена этих шведом XI века все еще живы в человеческой памяти тысячелетие спустя.
Сами надписи и камни, на которых они вырезаны, дают нам общее представление о судьбах членов одной шведской семьи. По этим данных сложно восстановить подробную историю, но они могут многое сообщить нам о том, как была устроена жизнь викингов. Тем более что на территории шведской провинции Уппланд таких рунических камней очень много. Во-первых, мы встречаем очередное подтверждение тому, что женщины могли получать наследство от умерших родственников-мужчин. Сами камни, по сути, служили своего рода документами, фиксирующими переход собственности от одного человека к другому[376]. Во-вторых, мы знаем, что члены многих семей были достаточно грамотными, чтобы читать эти надписи. В-третьих, само существование камней доказывает, что у отдельной женщины были средства и связи, необходимые для изготовления установки такого памятника. Примечательно, что надпись на камне Хиллерсьё начинается со слова «знай», которое побуждает путника остановиться и вникнуть в историю рода. Но, даже если он не обладал грамотой, его внимание могло привлечь оформление надписи, выполненной в изящном стиле с тонкими вытянутыми линиями и стилизованными изображениями животных[377].
В письменных источниках, будь то саги или рунические камни, то и дело упоминаются вдовы. Это позволяет нам предполагать, что тяжелые условия жизни в эпоху викингов приводили к тому, что мужчины гораздо чаще женщин умирали раньше отведенного им срока. Одни не возвращались с набегов, смерть других наступала в результате несчастных случаев, драк или кровной мести. Рунические камни – удивительные артефакты, в которых глубоко личное чувство утраты находит внешнее выражение, адресованное чужим людям. Это не просто памятники, а свидетельства того, насколько непростой и быстротечной была жизнь в эпоху викингов. Кроме того, они позволяют нам лучше понять отдельные правовые тонкости, религиозные верования, общественные нравы и предрассудки, а также судить о той роли, которую играли женщины.
Скупые надписи, вырезанные на рунических камнях по распоряжению Инги, Гейллауг и многих других женщин свидетельствуют о том, как и в какой последовательности люди умирали. Иногда упоминаются наиболее яркие из их достижений, но о чувствах, которые испытывают родные умерших, мы из этих свидетельств узнать не можем. С другой стороны, в поэзии фигурам скорбящих женщин и описанию их горя уделяется довольно много внимания. Многие из вдов демонстрируют нам вполне «нормальные» эмоции, такие как шок или глубокая печаль, в то время как во «Второй песни о Хельги» (Helgakviða Hundingsbana II) скорбь валькирии Сигурн неожиданно приобретает черты вожделения по отношению к умершему супругу. В самом начале рассказа она способна парить над сражающимся возлюбленным, принося ему удачу в бою, но потом, когда она с ним сближается, силы ее оставляют[378]. В качестве обычной земной женщины она мало привлекает Хельги, который в первую очередь мечтает о славе великого воина. Все остальное, включая романтические отношения, волнует его гораздо меньше. Вскоре приходит возмездие: брат Сигурн убивает Хельги. Таким образом он восстанавливает справедливость, ведь его сестра предпочла Хельги жениху, которого для нее выбрали родные. Безудержный плач Сигурн, лишившейся и сил, и мужа, удерживает Хельги в пограничном состоянии: он буквально ни жив ни мертв.
Дух Хельги, спешащий присоединиться к армии Одина в Вальгалле, разговаривает с Сигурн на кургане. Он просит ее унять слезы, которые «жгут его грудь, горем насыщены». Как только Сигурн слышит голос умершего мужа, в ней тут же просыпается желание, которое она описывает следующими словами: