Понимая всё это Санъяра к утру восстановила в памяти всё, что могло пригодиться ей для поединка. Восптианная воином она на деле почти не видела настоящих битв, и хотя поддерживала себя в форме постоянными тренировками, вовсе не чувствовала себя на пике формы.
О том, был ли опыт настоящих сражений у Журавля, она не знала ничего.
Бой был назначен на рассвете на ритуальном утёсе, какой нашёлся бы в каждом из храмов. Правда, утёс храма талах-ир явно использовался для демонстрации танцев и музыки, а не для битв, но сейчас это не меняло ничего.
Несколько десятков любопытных с обеих сторон, включая воинов всех трёх храмов катар собрались посмотреть, как будет проходить бой. Войдя в круг Санъяра сделала несколько глубоких вдохов, и раскрыла саркар. Пока она успокаивала взметнувшуюся в крови Песнь Смерти, Равэ нанёс первый удар.
С первого же удара Санъяра поняла, что Равэ — физически сильней. По тому, как запылали его глаза она поняла, что ему доводилось и быть в настоящем бою, и убивать. И ещё вспомнила давние слова Саварэ: «Ты проиграла, потому что пыталась контролировать Песнь Смерти. А я позволил ей идти впереди меня».
Санъяра хорошо видела, что Равэ делает именно так.
И ещё как и все воины храма Журавля он использовал техники Огня: прямые яростные удары, которые великолепно удавались ему благодаря той силе, которую он мог вложить в удар.
Санъяра больше привыкла действовать наоборот. Во время учебных тренировок она действовала осторожно, больше блокируя удары, чем нападая. Давала молодой крови ученика хорошо вскипеть, а телу устать. Её собственный опыт позволял ей продержаться долго, а силы хватало обычно, чтобы сдержать напор.
Но Равэ был заметно еильнее её и дважды подставив блок, Санъяра поняла, что с ним эта тактика не пройдёт. Он легко разбивал её защиту, так что Санъяре пришлось на ходу искать способы уклониться от очередных ударов. Эта сфера боя была ей не столь привычна и к тому же она не знала, как из такой текучей позиции перейти в атаку. Времени было слишком мало, чтобы последовательно вспоминать времена собственного ученичества и уроки Райере, оставалось импровизировать — а Санъяра никогда этого не любила.
Запретив себе поддаваться панике она утихомирила Песнь Смерти, с каждым ударом всё яростнее плескавшуюся в крови и решила последовательно отрабатывать все возможности.
Манера боя Равэ создавала ему немало слабостей, которые трудно было заметить с первого взгляда, находяь под впечатлением от его яростных атак. Как и все, кто предпочитал подобный стиль, он проктически не вкладывал сил в оборону, в то врем как на линии его удара остановить его саркар было невозможно, справа и слева от него зияли прорехи в обороне, которые Равэ, ведомый инерцией удара, никак не успел бы закрыть. Надо было только найти подходящее сочетание шагов, чтобы успеть уклониться от его удара и в то же время найти свой. И Санъяра искала эту комбинацию шаг за шагом, удар за ударом.
Но время шло, и она чувствовала, что лишь сильнее выматывается сама. Равэ же, в отличии от тех противников, к которым она привыкла, казался неутомиым. Его движения ничуть не замедлились и через четверть часа, а атаки не теряли в силе. Только глаза сверкали всё ярче и дыхание становилось быстрей.
Руки Санъяры уже начинали ныть, а необходимость сдерживать собственную Песнь Смерти тяготила всё сильней. Это отвлекало, забирая столь необходимые сейчас крохи сосоредоточения. То, что в обычной жизни было простым и привычным сейчас, на пределе сил, отвлекало всё сильней.
И тогда она решилась. Впервые с тех пор, как прошла первое испытание, Санъяра отпустила контроль и позволила инстинктам вести себя.
…Санъяра пришла в себя когда увидела кровь. Алое на серебристом лезвии саркара. Так странно и так непохоже на всё, что она знала о себе и о дружеских боях. Так непохоже даже на тот единственный настоящий бой, который ей удалось испытать.
Она стояла молча и смотрела как растекаются бурые капли по ало-чёрному одеянию Равэ. Крылатого, которого она никогда не знала — и никогда уже не сумеет узнать.
Санъяра ошарашено огляделась по сторонам.
Собравшиеся молча взирали на случившееся, как будто не понимали, что произошло.
— Прошу всех в сад! Состязания вот-вот начнутся! — прозвенел в наступившей тишине слегка взволнованный голос намэ храма Серебряной Луны. — Идёмте! Нельзя заставлять выступающих ждать!
Медленно и растеряно толпа двинулась прочь.
А Санъяра всё стояла и стояла пытаясь понять, что произошло.
Через несколько минут на площадке кругом неё остались только трое: намэ Саварэ, намэ Калая и намэ Латран.
Приглядевшись, Санъяра увидела в тени четвёртого: Наран стоял возле дерева, и встретив его испуганный взгляд Санъяра поняла, что должно быть точно также сейчас смотрит она сама.
— Это должно было произойти, — сказала намэ Калая негромко и как-то даже самодовольно, как будто не трагедия разыгралась перед ней только что, а то, чего она долго и с вожделением ждала.
— Ничего не произошло, — отрезал намэ Саварэ. — Двое воинов бросили друг другу вызов на бой. Один из них заплатил за дерзость. Вот и всё.
Санъяра невольно с благодарностью посмотрела на него. Хотя формально она была главной среди этих троих, сейчас очень остро ощала насколько Саварэ старше и опытней, чем она.
— Вы даже не сделаете вид, что вам жаль своего ученика? — поинтересовалась Калая.
Саварэ отвернулся от Санъяре и перевёл на Калаю полный презрения взгляд.
— Мои ученики рождаются чтобы убивать и умирать. Вашим было бы полезно помнить то же самое о себе.
Калая издала невнятный гортанный звук.
— Боюсь, что только вам это кажется нормальным, намэ Саварэ, — тихо сказал Латран. — Я же обязан вынести обсуждение случившегося на общий совет.
Наступила тишина. Зная Саварэ, Санъяра ждала, что он возразит, что бросит вызов в ответ хотя бы на словах… Но Саварэ молчал. И тогда Санъяра поняла, что говорить придётся ей. И ещё — что решение уже принято и его невозможно изменить.
— Выносите, — твёрдо сказала она. — Разве кто-то из намэ станет вам мешать?
Они расходились в молчании, спускаясь с горы разными тропами, и только Саварэ так и остался лежать на земле, даже когда кровь перестала течь.
Санъяра стояла над ним всё также не подвижно, не зная что делать. Не с Советом — что делать прямо сейчас.
Наран отделился от ствола дерева и бесшумно приблизился к ней.
— Я позову лекарей, — тихо сказал он. — Подожди здесь.
Санъяра кивнула, и только когда Наран раскрыв крылья спикировал с горы вполголоса прошептала.
— Лекари… Разве они теперь сумеют помочь?
31
Фестиваль продолжался своим чередом, как будто ничего и не произошло. Первыми выступали опытные катар, и Санъяра понимала, что не может уйти с трибуны, но глядя на их ловкие гимнастические па не могла не думать о собственных атаках, которые привели к фатальному исходу.
Санъяра то и дело опускала взгляд на свои руки — белые и изящные, но покрытые мазолями от оружия. Сейчас она не могла избавиться от чувства, что они испачканы кровью. Хотелось попросить у пробегавших мимо учеников воды и до новой крови пытаться отмыть то, чего нет.
Санъяра раз за разом тщетно пыталась понять, что произошло. Она взялась за этот бой чтобы остановить кровопролитие и ни в коем случае не собиралась сама становиться его причиной.
С того момента, как она отпустила Песнь, Санъяра не помнила почти ничего. Только вид собственных рук и под разными углами летящий вперёд саркар.
«Неужели они правы? Неужели все они правы, и мы просто убийцы, нас нужно держать в узде, потому что иначе мы будем жаждать только одного — убивать?» — крутилось у неё в голове. И стоило проскользнуть этой мысли, как она с мукой косила глаза на Калаю, которая первой открыла для неё существование подобной истины.
Видимо, Калая заметила её взгляды. Если во время первого выступления она лишь изредка косила глаза на Санъяру в ответ, то, когда катар закончили, и на помост вышли поэты, осторожно протиснулась сквозь толпу и оказалась возле другой намэ.
— Я предупреждала тебя, — услышала Санъяра её тихий голос у самого уха. — Зачем ты вмешалась в чужие дела?
Санъяра вздрогнула, отругала себя за то, что позволила так рассредоточиться, но кругом было шумно, голова у неё болела от горестных мыслей и она всё ещё не пришла в себя после ошарашивающего чувства, которое испытала, когда её заполнила Песнь.
— Чего ты хочешь, Калая? — устало спросила она.
К её удивлению Калая помешкала, прежде чем ответить.
— Никто не хотел причинить тебе вреда, — тихо сказала она. — Только Саварэ и его ученики должны были пострадать.
— Дело в этом? Вы хотели их опорочить? Но разве же это объясняет то, что я сделала с утра?
Калая промолчала. Она молчала так долго, что Санъяра уже думала, что разговор окончен — и в кои-то веки не была рада этому так, как всегда. Ей почти хотелось, чтобы Калая дала ей хоть какой-то ответ. Пускай даже этот ответ был бы приговором её вере в катар-талах.
— Катар опасны, — упрямо сказала Калая наконец. — Я верю в то, о чём говорю. Но Саварэ — опаснее всех остальных. Его нужно было остановить.
Не дожидаясь ответа, она поднялась и стала пробираться к спуску с трибуны.
На помост вышли лучницы из храма Ласточек. Калая славилась своей любовью к дальнему бою и к моделированию крылатых дев. Ходили слухи, будто она считает, что в крови мужчин Песня Смерти поёт сильней.
Сейчас воспоминание об этой глупости больно укололо Санъяру. Обязательства, навязанные этикетом с каждым часом казались ей всё менее значимыми, и она почти что уже собралась покинуть трибуну, когда встав увидела перед собой Саварэ.
Лицо намэ отражало досаду, и он коротким жестом показал Санъяре вернуться на место. Затем подал знак её свите отступить на пару шагов. Все до одного ученики посмотрели на наставницу, но Санъяра лишь устало кивнула. Она понимала, что Саварэ хочет поговорить и разговор с кем-то старше, опытнее и может быть даже лучше понимающем суть Песни Смерти был ей сейчас попросту необходим.