Я кивнул.
— И что с ней случилось?
— Ее мать умерла во время Междуцарствия.
Так, вот опять. В точности как сказала Тетия. Барабанный бой,вспышка, громкий плюх в бассейне. Я понятия не имел, что это значит, ноэто важно. И пока я не узнаю, почему именно — мне не разобраться во всейкартине.
Может, это связано с тем, почему это место "платформа".
Может, ее мать отвечала за состояние кладовых, поэтому здесь нет еды,а Тетия умерла от голода.
Может, учитывая все эти извивистости со временем, мать Тетии умерлаво время Междуцарствия, а потом время завернулось в узел так, что онавообще не родилась.
Может, тут как-то причастна и Девера.
Однако мне даже стало немного жаль Атранта. Жена умирает во времяМеждуцарствия, дочь умирает от чего-то загадочного, сын превращается вжуткое чудовище, которое надо держать на цепи. Сказать, что бедняге неповезло, это ничего не сказать, да, Талтош?
Хотелось выругаться, но при старой няньке это казалось неуместным.Прикидывая, как бы получше раскрутить ее на информацию, я обошел детскую,заглянул во все углы, открыл дверцу бельевого шкафчика.
— Симпатичное зеркало, — заметил я. — Кажется, обращено прямо накроватку. Девочке нравилось смотреть на себя?
Доррит кивнула.
А у меня все еще ничего не имелось. Ну что ж, можно и простоспросить, хуже вряд ли будет.
— Доррит, можете объяснить, почему если я спрашиваю, как умерлаТетия, то единственный ответ, который я получаю, это о ее матери?
Сперва она словно не поняла, о чем вообще вопрос, а потом тихопроговорила:
— Господин, а у кого еще вы спрашивали? Если мне позволено будетузнать?
Подумав, я пожал плечами:
— У Тетии.
Ее глаза округлились, она задрожала.
— Где? — полушепотом.
— Не знаю, как и описать. Приемная? Длинная такая комната, с видом наокеан, столы и стулья?
— Конечно, — выдохнула она, глаза ее затуманились. Потом она сновавзглянула на меня: — Прошу вас, скажите, как она выглядела?
— Вроде бы неплохо. Может, немного озадачена, но и я далеко не всепонимал…
— Она не казалась… — Доррит поискала нужное слово, — грустной?
Я задумался.
— Может быть, немного. Однако в основном казалось, что она была несовсем там. Скорее, ну, не знаю, словно она воплощала собой комнату? Этоимеет смысл?
— О, это я знаю, — интонация такая, словно я только что попытался ейобъяснить, зачем нужен подсвечник. — В конце концов, она… — Дорритслегка покраснела.
— Она — что? — уточнил я.
Она покачала головой, опустила взгляд. На щеках ее показались слезы.
— В чем дело? — спросил я. Мой лучший сочувствующий голос не особенносочувствующий, но я постарался сделать все, что мог.
— Я была здесь с самого начала, — сказала она.
— С самого начала чего?
— Ну, как начал строиться Особняк-на-обрыве, когда мы жили в старомзамке.
Я кивнул, ожидая продолжения, а когда его не последовало, уточнилсам:
— Это было во время Междуцарствия?
— О да, — кивнула она, — до Катастрофы мой господин работал встолице. Он был консультантом во многих проектах, как новых, так исвязанных с реконструкцией.
— А тогда было много работы с реконструкцией?
Доррит как-то странно на меня взглянула, потом я уловил момент истины— ах да, вы же выходец с Востока, — и она проговорила:
— Драгаэра была очень, очень древним городом. Ничто не вечно, вособенности в те времена. Тот же Императорский дворец постоянноперестраивали и чинили.
— А почему "в особенности в те времена"?
Тот же самый взгляд, затем:
— Сохраняющие заклинания как-то заработали только по завершенииМеждуцарствия. Господин, — добавила она, вдруг осознав, что совсем забылао правилах этикета.
— О, конечно, — проговорил я. Потом заметил: — Мы, выходцы с Востока,всегда моложе, чем выглядим, — потому что именно об этом она наверняка иподумала.
Она кивнула, слегка смущенная. Явно не знала, что на это ответить.
Я сказал:
— Я видел награду, которую он получил за какое-то строение — увы, яне помню, какое именно.
— Новая Серебряная биржа. Такая, знаете, изящная башня, похожая насеребристую иглу, и вокруг балкончики и эркеры. Просто чудо. У господинабыл дом в столице — неподалеку от Дворца, со стороны крыла Тсалмота, — иоттуда как раз открывался вид на эту биржу, и я видела ее каждый день,когда ходила в парк с… — она замерла и опустила взгляд.
"Все тут такие душещипательные, я сейчас расплачусь."
"Заткнись."
— И именно тогда, еще до Междуцарствия, он начал работу надОсобняком-на-обрыве? — уточнил я, пытаясь не закатывать глаза.
— Да, — ответила она. — Нет. Ну, не совсем так…
— А как?
Она снова уставилась на пол.
— Мне не следует больше ни о чем говорить, господин.
— Вы не ответили на мой вопрос, — заметил я, с этакой шелковистойинтонацией хорошего парня. Получается у меня, конечно, так себе, но лучше,чем было раньше.
Увы, недостаточно хорошо; она просто покачала головой. Что ж, я этоготак не оставлю. Что-то тут есть, и если это неважно, то я текла. Ладно,зайдем с другой стороны…
— Вы ведь пережили Катастрофу Адрона, не так ли? Должно быть, этобыло ужасно.
Она кивнула.
— И что вы тогда чувствовали?
Доррит покачала головой.
— Не могу описать. — И это было правдой, но что еще важнее, об этомона, похоже, говорила вполне свободно, без запинки, то есть я вряд липолучу тут нужный мне ответ. — Она породила Море Хаоса — как то, большое.Вы знаете об этом?
— Конечно, — ответил я, — хотя и трудно поверить. А потом началосьМеждуцарствие. Я даже не могу представить, каково тогда было.
— Нелегко, — подтвердила она. — Правда, нам повезло больше, чемдругим: у нас все необходимое имелось под рукой.
— А вы были близки с матерью Тетии?
— Господин, как так — близка? Она была моей хозяйкой.
— Да. Конечно. Вы огорчились, когда она умерла?
— Я… — Она запнулась. — Я об этом узнала не сразу.
— А, то есть это случилось не здесь?
— Нет, господин.
— А где же?
— Где-то… в ином месте.
Черт. Снова секрет. Ненавижу секреты. Ну, кроме своих собственных,они — другое дело. Однако я, кажется, подбираюсь к цели. Надавить? Да.
— Где это было, Доррит? Где она умерла?
Пожилая драгаэрянка тихо всхлипнула, сползла со стула на колени и,уронив лицо в ладони, принялась царапать себе щеки. Я замер: такого яникогда не видел. Прошло, наверное, целых несколько секунд, прежде чем яшагнул к ней, перехватил ее запястья и опустился на пол рядом; Лойош иРотса переместились с моих плеч на более надежные подставки. Морщинистоелицо Доррит отметили длинные кровоточащие царапины, и она продолжаларыдать. Что я ей говорил, сам не знаю — нет у меня большого опыта всочувствовании. Неоткуда ему взяться у того, кто сперва убивал за деньги,а потом спасался бегством. Я называл ее по имени, нес какую-то бессвязнуючушь, и через некоторое время ее руки расслабились, она, все еще плача,наклонилась и уткнулась лбом мне в плечо. Вирра.
— Все хорошо, — повторил я.
— Я не могу вам сказать. Я не могу вам сказать.
— Все хорошо, — еще раз сказал я. На самом деле, конечно, совсем дажене хорошо, но здесь и сейчас добраться до нужной мне информации способа небыло.
Чуть погодя я помог ей сесть обратно на стул, она все еще не решаласьподнять голову. Пытаясь сменить тему, я проговорил:
— Скажите мне вот что: где вы едите?
— Господин? — удивленно подняла она взгляд.
— Вы, слуги. Где вы принимаете пищу?
— На кухне, господин, — ответила она так, словно я идиот, и словно,ну, в общем, того, что только что было, никогда не было.
— Я видел кухню, — сказал я. — Там нет еды. И стола, кстати, тоженет.
— Стол ставят, когда подают пищу.
— Кто?
— Кухарка, поваренок и кладовщица.
— Я их не видел.
— Но они должны быть там. Завтрак, обед, ужин — еда всегда есть.
— Ладно, — проговорил я, потому что не мог придумать иного ответа.
Она нахмурилась:
— А вы голодны, господин? Я могу…
— Нет-нет, я просто любопытствовал. Все в порядке.
"Босс, вот зачем врать, а?"
"Заткнись, Лойош."
— Спасибо, что побеседовали со мной, — сказал я.
Она поклонилась.
— Господин… — Потом: — Могу я спросить вас кое о чем?
— Конечно. Я ведь спрашивал.
— Простите мое любопытство, господин, но…
— Продолжайте.
— Ваша рука. Что с ней случилось?
Я бросил взгляд на левую руку.
— А, да. Я родился таким. Среди нашего народа считается знакомвысшего отличия, если ты родился без одного пальца.
Она не без сомнений кивнула.
— А почему вы спрашиваете?
— Есть одно поверье… простите.
— Нет-нет, все нормально. Мне любопытно. Это о выходцах с Востока?
Она кивнула.
— Колдуны, чтобы обрести силу, должны пожертвовать часть своей плоти.
— О, — сказал я. — Жаль вас разочаровывать, но нет. По крайней мере ятакого не слышал. Возможно, это метафора?
— Господин?
— Неважно. Еще раз спасибо, вы очень мне помогли.
— Разумеется, господин.
Я еще раз осмотрел комнату, затем изобразил легкий поклон и отступилобратно в коридор. Так, можно пройти еще немного направо, или повернутьвлево, где я вернусь или не вернусь к дверям покоев Атранта, который,несомненно, все так же восседает в кресле под неодобрительным портретнымвзором самого себя.
Я повернул направо. Дверь почти напротив детской отличалась отостальных: тяжелая на вид, из какого-то темного дерева с тонкой и сложнойрезьбой — деревья, птицы, животное, которое, вероятно, было валлистой.Так, ну понятно, классический ход: сейчас я открою дверь, и оттуда