– Саша, бригаду! – сказала Лена, вскакивая из-за стола и присаживаясь на корточки рядом с хрипевшим Славогородским. – Так, граждане, не толпимся, здесь не цирк, человеку плохо! – попыталась она отогнать обступивших их столик посетителей, но сделать это смог только Левченко, успевший вызвать «скорую».
– Надеюсь, он не кофе захлебнулся, – услышала Лена над ухом голос администратора, тоже прибежавшего на шум. – Нам только иска не хватало…
– Успокойтесь, у него сердечный приступ, ваш кофе тут ни при чем, – сказала она, пытаясь посчитать пульс.
К счастью, «скорая» приехала очень быстро, Славогородского погрузили на носилки и вывезли из помещения кафе.
Лена записала номер больницы и посмотрела на Левченко:
– Как думаете, с чем связана такая бурная реакция?
– Что-то ему на снимках не понравилось.
– Но он же их уже видел, Кольцов сказал, что сделана фотосессия была в прошлом году. Ничего нового там быть не могло.
– Тогда выходит, что вы попали в какое-то чувствительное место.
– Да, еще бы знать, в какое, – вздохнула она. – Но на всякий случай охрану у палаты нужно посадить, вдруг, отлежавшись, решит в бега кинуться.
Шмелев не обрадовался новости.
– Ты когда научишься работать так, чтобы у тебя свидетели и подозреваемые в кардиологию не укладывались, а? Или ты там с заведующей соглашение заключила? – пробурчал он, подписывая требование на охрану.
– Мне что – у каждого справку о состоянии здоровья спрашивать? – слегка огрызнулась Лена. – Кто виноват, что они с таким слабым сердцем мнят себя молодыми ловеласами? С двадцатилетней девчонкой роман крутить он был здоров, а на вопросы о ее гибели отвечать – так его следователь довела…
– А ты считаешь, что он и есть Зритель?
– Я пока этого не исключаю, есть несколько невыясненных моментов, которые очень сильно меня смущают, – призналась Лена и вынула из сумки листы с отпечатками снимков. – Вот, посмотрите. Ничего не напоминает?
Шмелев водрузил очки на нос и принялся рассматривать пестрые картинки. По мере того как он добрался до последнего, лицо его сделалось совсем хмурым:
– Погоди-ка… Это ведь что-то вроде того костюмированного бала, что мы имеем в ходе следствия? И стиль похож.
– Ну стиль не то чтобы совсем уж… но тенденция прослеживается. Славогородский переодел Наташу в костюм времен своей молодости – или чуть раньше, когда он был еще ребенком, не суть. Но переодел ведь! Зачем?
Шмелев снял очки и по привычке сунул одну дужку в рот:
– А вот ты мне и скажи.
– Так вот я и не успела этот вопрос задать, как наш Игорь Андреевич под стол уплыл с сердечным приступом! – бросила Лена с досадой. – И меня теперь это мучает – а что, если действительно Славогородский и есть Зритель? Заколку еще нашли в мастерской – наверняка с этой фотосессии, я не успела ее предъявить Славогородскому. И надо отрабатывать пересечения с двумя другими жертвами, одна из которых до сих пор не опознана… Бардак, Николай Иванович…
– Бардак, – согласно кивнул Шмелев. – Ну так разгребай, пока на нас пресса не накинулась.
– Знать бы еще, откуда начать разгребать, – вздохнула она. – Крашенинников, кстати, из рук вон плохо поработал, половина свидетелей вообще в деле не фигурирует, не опрошена, – вдруг пожаловалась она, хотя совершенно не собиралась делать этого. – Можно было бы сейчас очень сильно время сэкономить, а я вынуждена кататься по адресам из старого дела, хотя могла бы уже и по новым что-то…
Шмелев вздохнул:
– Ты его, Ленка, не тронь сейчас. И пока не спрашивай, в чем дело, не могу сказать. Но Петьку не гноби, ладно? Потом поймешь.
– Да кто его гнобит-то? Я вынуждена двойную работу делать, вот и все.
– Ну ничего, не развалишься. Охрану Славогородскому приставим, вдруг действительно это он Зритель. Но ты шевелись, Лена, шевелись – столько времени нет результата.
«Ну, конечно! – думала она, шагая к себе в кабинет. – У Петьки драма какая-то, а я шевелись. Конечно, привыкли – на кого все сгрузить, конечно, на Крошину, у нее личной жизни нет, вот пусть и работает! А она у меня теперь есть, и сидеть тут ночами я тоже не обязана, я не единственный следователь в комитете, между прочим! Мало своих дел – так Петькино еще сгрузили, успевай, Лена, поворачивайся, а то результата нет! А что его нет с февраля, а дело у меня всего три дня – это кого волнует? Никого, правильно!»
– Ты колдуешь, что ли? – загрохотало рядом, и Лена приостановилась – ее нагнал Паровозников, в руке которого она заметила полиэтиленовый пакет с тремя большими маковыми булочками.
– Это что у тебя? – Она вдруг почувствовала, как проголодалась – опять не было времени даже на чай, не говоря уже о полноценном походе в столовую.
– Это взятка.
– Не поняла…
– Что тут непонятного? Отпирай кабинет, будем чай пить с булками, пока свежие. Это мне в пекарне через дорогу Равшана отвалила, – поднимая пакет повыше, сказал Андрей. – Я ей кота с дерева снял.
– А говоришь – взятка, – вставляя ключ в замок, заметила Лена. – Гонорар же.
– Ну мне гонорар, тебе – взятка, – подмигнул Андрей, и она быстро загородила уже открытую дверь кабинета:
– Э, нет! Не прокатит!
– Что, не любишь с маком? Раньше вроде любила.
– Да при чем тут мак… Просто, если ты хочешь что-то на меня перекинуть, сразу забудь. Я лучше голодная умру.
– Ты чего, начальница? – удивился Паровозников, мягко отстраняя ее с дороги и входя в кабинет. – Я ей булку свежую тащу, а она ругается… Что мне может быть нужно от замужней дамы, а? Совести у тебя нет совсем – в таком меня подозревать.
– Паровозников! Я тебя тоже сто лет знаю, если что. И знаю, что ты редко приходишь просто так, а уж когда приносишь что-то, это наверняка в качестве подмазки, – рассмеялась Лена, снимая плащ и набрасывая его на вешалку. – Но в этот раз говорю серьезно – не выйдет у тебя ничего. Я и так за Петьку работу делаю, Кольцова допрашиваю, обыск провожу, с подозреваемым в больницу мотаюсь! Так что ты обломишься.
Андрей меж тем уже включил чайник, положил пакетики с заваркой в две кружки, в свою еще и сахара насыпал, а булки выложил на тарелку.
– Злая ты, Крошина. А говорили, что замужем бабы добреют. Нет, ни фига, с тобой это не работает. Я действительно заскочил, чтобы булку тебе принести и чаю выпить. Ну могу еще послушать, как с бывшим пообщалась, если тебе страсть как некому это рассказать, – заметил он, наливая кипяток в кружки.
– Если не будешь называть Кольцова моим бывшим, то расскажу, – кивнула она, садясь за стол. – И еще пообещай не вставлять свои якобы смешные замечания.
– Якобы?! Якобы?! – возмутился Андрей, поставив перед ней кружку с чаем и тарелку. – А раньше ты считала их смешными! Фээсбэшный юмор какой-то другой, видимо?
– Оставь Филиппа в покое.
– Я ж не самоубийца. Ладно, рассказывай, что там с Кольцовым и где ты обыск проводила, – потребовал он, усаживаясь напротив и беря булку.
Умудряясь откусывать, запивать чаем и даже не говорить с набитым ртом, Лена вкратце рассказала о допросе и обыске у Никиты.
– Надо же… а я думал, что он любовник этой Савиной, – заметил Андрей. – Судя по фото, как раз в его стиле девчонка – наивная, хорошо бы лапшу заглатывала, которую бы он ей на уши вешал.
– Ну он, между прочим, не так глуп, как ты почему-то думаешь. С ним интересно… было.
– Ага! Но хочешь секрет? Знаешь, почему вы расстались?
– Ты что – специалист по расставаниям?
– По твоим – да, – серьезно кивнул Паровозников и глотнул чаю. – Ты его переросла, а он побоялся, что дальше не вывезет. Ему не женщина нужна, а обслуга с умением слушать и возносить его на пьедестал. И на такую роль годятся только простенькие молодые девочки с низкой самооценкой. А ты выросла и вдруг поняла, что за его трепом ничего умного и нет. Скажешь, не так было?
Лена почувствовала, что краснеет. Андрей произнес вслух буквально то, что она сама сказала Никите во время допроса. Она действительно переросла его и пошла дальше, а Кольцов так и замер на кочке, которую сам считал Эверестом.
– Слушай, Андрей, – вдруг произнесла она, вспомнив. – Я вот все думаю – куда нам привязать музыку эту, что всякий раз играет, когда труп находят?
– Отличный слив темы, зачет, – усмехнулся Паровозников, но не стал настаивать на продолжении. – Музыку, говоришь, куда прицепить? А черт ее знает. Я в машине весь день крутил, аж уши болят, а в голову ничего не приходит. Мелодия, конечно, популярная, много где использовалась после фильма. Но как связана с нашими убитыми – даже не знаю. На танцовщиц никто из них не тянет, фигуры не те. Может, что-то свадебное?
– Ну две точно не замужем были, а третью все никак не установим.
– Да и третья наверняка свободная была, – отмахнулся Андрей. – Я все-таки думаю, что тут и не в актрисе дело. Попытался сравнить с той, что в фильме играла – но кроме цвета волос вообще ничего общего.
– Если по платьям есть вариант, что это дело рук Славогородского, ну может такое быть, то с музыкой как-то пока глухо, – пробормотала Лена, рисуя на листе бумаги кружочки и стрелочки. – Надо, пока он в больнице отлеживается, попробовать отработать его связь с Ингой Колосовой – вдруг повезет?
– Он мог стричься к ней ходить.
– Вряд ли… там такая стилизованная укладка… – Лена покачала головой. – Убеждена, что он сам ее делает, минут по тридцать каждое утро тратит. И потом, Колосова – мастер женский, не универсал даже.
– Это ты с чего взяла?
– Так я несколько видео отсмотрела все-таки, и в одном она рассказывает о себе, четко говорит – женский мастер, никогда не работала с мужской прической.
Андрей разломил оставшуюся булку, протянул Лене половину, та машинально взяла, откусила:
– Почему вальс? Почему именно этот? Почему у кинотеатров? Вообще, в этом деле есть хоть один вопрос, на который бы имелся мало-мальски внятный ответ, а?
Паровозников пожал плечами:
– И так бывает. Пока у нас единственная зацепка – Славогородский и его странная прихоть п