– Ничего, Алиса Викторовна, это такой способ самозащиты у мозга. Иногда лучше отвлечься на какие-то мелочи, так легче. Вы извините, но я вынуждена буду задать вам несколько вопросов…
– Да-да, конечно… конечно… – повторила Покровская, выпрямляя спину. – Если это поможет поймать ублюдка, который сделал это… я готова…
Лена вынула из стола фотографии с места преступления и разложила их перед Покровской:
– Алиса Викторовна, посмотрите, пожалуйста, на этих снимках ваша дочь в своей одежде?
Едва бросив взгляд на фотографии, Покровская зажмурилась и затрясла головой:
– Нет, нет! Конечно, нет! Это наверняка образ… для проб, понимаете? Полю пригласили участвовать в пробах на главную роль в фильме, специально из Москвы приехал ассистент режиссера и кастинг-директор…
Паровозников, тихо сидевший на диване и, как казалось Лене, дремавший, вдруг вскинулся:
– Из Москвы? А вы видели их?
– Нет, что вы… Поля переписывалась с ними, пару раз ей звонили. И в тот день, когда… когда она не пришла домой… она должна была встречаться с ними как раз для проведения проб.
– Но кто это был – мужчина, женщина?
– Ах, я не знаю… Поля не называла имен в разговоре, и мне не хотела ничего подробно рассказывать, пока не будет какой-то ясности… Я пыталась расспрашивать, но она боялась, что сглазит… мы, актеры, люди суеверные… ролей мало, а актеров, как вы понимаете, значительно больше… каждый боится конкуренции… И потом из провинции довольно сложно выбиться, это такая редкая удача…
– Ну почему же, – заметила Лена, – ваша ученица Юлия Воронкова, например…
– Ах, оставьте! – вдруг брезгливо поморщилась Покровская. – Воронкова обычная профурсетка, о чем там говорить? Улеглась в нужный момент в нужную койку, вот и все. Какая из нее актриса?
– Ну, видимо, не настолько плохая, если «Золотую маску» получила, – чувствуя вдруг неприязнь к Покровской, сказала Лена. – Но мы отвлеклись. Значит, точно сказать, кто и откуда были люди, предложившие Полине пробы, вы не можете?
– Нет. Но последние несколько дней Поля постоянно слушала вальс Доги – знаете? – И Покровская, плавно двигая в воздухе рукой, напела несколько нот.
Лена с Андреем переглянулись.
– У Полины были подруги? Такие, с кем она могла бы поделиться новостью? Ну те, что не из мира искусства? – спросила Крошина, по привычке перенося чужие отношения на собственные. Ей бы Воронкова рассказала о любом событии в своей творческой жизни, а уж о пробах-то непременно.
– Что вы… Поля была погружена в свой мир, она репетировала главную роль в театре, это требовало большой отдачи… А в театре подруг не бывает.
– А молодой человек? Какие-то поклонники?
– Тоже нет. У нее просто не было времени на эти глупости. Если хочешь сделать карьеру, нужно оставить все эти женские глупости.
– Но вы ведь как-то сочетаете…
Покровская вздернула брови:
– Что?! Я никогда не была замужем и не жалею об этом ни секунды. Поля не знает своего отца… не знала, – поправилась она и вдруг снова растеряла весь апломб и сникла: – Как вы думаете, я должна… сообщить ему?
– Алиса Викторовна, вы должны поступить так, как считаете для себя правильным.
– Я не хотела, чтобы они общались… он всегда помогал Поле материально, присылал деньги, хотя я ничего у него не просила. Наверное, он имеет право знать… да-да, конечно… нужно позвонить… нужно… пусть хотя бы на похоронах… – забормотала Покровская.
– Алиса Викторовна, я понимаю, что вам неприятно, но мне необходимо задать этот вопрос. Кто отец Полины? – спросила Лена. – Он имеет отношение к кино или театру?
– Что? – Покровская подняла голову. – А… нет, что вы… отец Поли не имеет никакого отношения к искусству, наоборот… но я бы не хотела называть его имя, это неудобно.
– Я спрашиваю не из праздного любопытства. Возможно, мне придется допросить и его.
– Я же сказала вам – они с Полей не были знакомы! – взвилась вдруг Покровская. – Этот человек никакого отношения к моей дочери не имел, кроме того что являлся биологическим отцом! Я обещала ему, что не побеспокою никогда, и сдержала свое слово! Поля выросла в уверенности, что ее отец умер!
– Вы только что сказали, что он материально помогал вам растить дочь.
– Это была его инициатива! Я никогда ни о чем его не просила! И не попросила бы, будьте уверены! – запальчиво произнесла Покровская. – Моя дочь была только моей! И даже сейчас я не уверена, что должна сообщать ему печальную новость.
Она снова сникла, как будто эмоции высосали из нее всю энергию, обмякла на стуле и закрыла руками лицо.
Лена записала все ответы в протокол и поняла, что пора отпускать Покровскую, больше она все равно от нее сейчас не добьется.
– Алиса Викторовна, прочитайте и распишитесь, если все верно, – развернув к женщине протокол, попросила она. – И последний вопрос – у Полины была подруга, хотя бы в школе?
– Была, – пробормотала Покровская, нашаривая ручку, которая откатилась на край стола. – Алена Галкина, они с первого класса с Полей дружили, потом, кажется, разошлись… У Поли совсем не было времени для общения…
– У вас случайно не сохранилось контактов Галкиной?
– Она до сих пор живет в доме по соседству с нашим… третий подъезд, второй этаж, дверь с лестницы направо, номера я не помню… – подписывая протокол, сказала Покровская. – Противная девица, я всегда была против их общения…
– Вы можете быть свободны, – сказала Лена, подписывая пропуск. – Если вдруг вспомните что-то, звоните, мои телефоны на визитке. Еще раз примите соболезнования.
– Я отвезу вас, – сказал Паровозников, мирно продремавший остаток разговора на диване, хотя выглядел при этом вовсе не спящим, Лена даже не сразу разглядела, что он спал с открытыми глазами. – Идемте, Алиса Викторовна. – Он помог женщине надеть плащ и, выпустив из кабинета, повернулся к Лене: – Я потом к Галкиной.
– Не надо, я сейчас сама. Ты телефон Покровской пробивай, вдруг что-то можно выудить.
– Хорошо. К вечеру забегу на доклад.
– Андрей! – вырвалось вдруг у Лены, когда Паровозников уже вышел из кабинета, и тот оглянулся:
– Что?
– Аккуратнее за рулем, ладно?
Он только хмыкнул и закрыл за собой дверь.
Одноклассница Полины Покровской Алена Галкина оказалась девушкой разговорчивой. Она работала редактором на местном телеканале, и Лена общалась с ней прямо на рабочем месте, в небольшой тесной комнатке телецентра, где стоял лишь стол и два стула, а стеллажи, помнившие еще девяностые годы, были завалены пыльными папками и коробками с видеокассетами, о существовании которых многие уже давно забыли.
Худенькая, с мелкими рыжеватыми кудряшками, остроносая Алена напоминала странную лохматую птичку, примостившуюся на одном из стульев, поджав под себя ногу в тяжелом коричневом ботинке на массивной подошве. Под расстегнутой клетчатой рубашкой виднелась белая футболка с надписью на английском «Я ненавижу всех». Однако внешность и дружелюбный тон Алены совершенно этого не предполагали. Она охотно отвечала на Ленины вопросы, давая внятные и развернутые ответы, но Лена все время ловила себя на мысли, что о гибели подруги Алена практически не сожалеет.
– Вы ведь давно дружили? – не выдержала она. – Неужели вам совсем ее не жаль?
– Ну почему же… конечно, жаль, такая ужасная смерть… Просто… – Галкина на секунду замялась. – Понимаете, не хотелось бы плохо про мертвую, да еще и про подругу, но… Давайте честно – Полька была не самым лучшим человеком. Конечно, за это не убивают, но…
– Что вы имеете в виду?
Вместо ответа Алена подергала свою футболку:
– Видите надпись? Так вот эта футболка лучше бы подошла Польке. И носить ее она могла бы, не снимая, чтобы не тратить время на объяснение своих поступков. Она действительно всех ненавидела.
– Но, видимо, у нее были для этого причины? Все-таки выросла без отца, даже не знала его…
– Что? – удивилась девушка. – Не знала? Да об этом даже весь класс знал, а потом и весь театр, не только сама Полька. Это мамаша ее сумасшедшая думала, что они не общаются, а Полька своего папашу нормально так доила. Он ей и квартиру купил тайком от матери, но Полька там не жила, продавать собиралась. Она в Москву хотела, все цеплялась к нему, чтобы устроил ее там в театр. Мол, с такими связями мог бы и подсуетиться, но папаша что-то не торопился ее в столицу перетаскивать. Она ведь сама его разыскала, ей лет тринадцать было. Нашла какие-то документы у матери в сейфе, а на каникулах мы классом в Москву поехали, так она вместо экскурсий болталась по городу, разыскивая своего папашу. И ведь нашла, прямо у здания Министерства и подкараулила. Тот сперва обалдел, конечно, а она ему документы показала. Прикинулась овцой, он ее пожалел, а потом уж Полька во вкус вошла, начала деньги из него тянуть, все шантажировала, что матери расскажет, а та закатит скандал до небес и карьеру подпортит.
– И что, Алиса Викторовна могла? – спросила Лена, и девушка фыркнула:
– Да больно ей это надо! Она ж не в себе, вся такая возвышенная! Но папаша-то Полькин этого не знал. Хотя мог бы тоже мозгами пораскинуть и понять, что уж если до сих пор жил спокойно, то и дальше может продолжать, Алиса Викторовна не стала бы затевать какие-то интрижки. Ну вот Полька и воспользовалась тем, что папаша от страха офигел, а мамаша просто безумная. Из него денежки тянула, а перед ней разыгрывала актрису не от мира сего – мол, ничем материальным не интересуется, только чистое высокое искусство. А сама побег готовила, так бы и свалила, если б не это…
Алена взяла сигарету, закурила и посмотрела на Лену:
– Слушайте, а не мог Польку папаша… того?
– В каком смысле? – не сразу поняла Лена.
– Ну не мог папаша кого-то нанять, чтобы прекратить эту дойку постоянную? А что, у него хватило бы и денег, и связей. Подсуетился, обставили все под маньяка…
– У вас хорошее воображение, Алена.
– А то! – с жаром откликнулась она. – Я ведь сценарии пишу. Правда, пока только в стол, но ничего… всему свое время.