– А вот то! Боишься, что либо Голицын, либо все-таки Кольцов и есть этот чертов Зритель! И боишься поймать его за руку, потому что потом остаток жизни будешь себя глодать за это! И еще за то, что раньше в нем этого не рассмотрела!
– Андрей… успокойся, ты что несешь-то? – попыталась остановить его Лена, но майор завелся не на шутку:
– Конечно, сдай дело, зачем тебе? Только-только начало что-то вытанцовываться, но тут вмешалось твое прошлое!
– Так, все! – Лена, совершенно вдруг озверев от несправедливых обвинений, схватила лежавшую на краю стола папку и изо всех сил хлопнула ее о столешницу.
Андрей на секунду умолк, удивленно глянул на Лену, и та выкрикнула:
– Ну-ка, вышел отсюда! Взял моду истерики закатывать, как баба ревнивая!
Паровозников постоял еще мгновение, ошарашено глядя на тяжело дышавшую от злости Лену, развернулся и молча вышел из кабинета.
Крошина, поняв, что наговорила, зажала руками рот, рухнула на стул и неожиданно для себя заплакала.
Нет, она не боялась того, о чем говорил Андрей, – даже если бы кто-то из этих двоих оказался виновен, Лена сумела бы вести себя как профессионал и сделать до конца то, что была должна. Но сейчас ей было очень обидно от того, что Андрей вообще мог так о ней подумать. Дело же она хотела сдать по правилам, так, как положено, чтобы не дать повода обвинить себя в предвзятости и ангажированности.
Зазвонил телефон, и она, наспех вытерев глаза бумажной салфеткой, взяла трубку.
– Елена Денисовна, приветствую, – это оказался эксперт. – А у меня новость для тебя.
– Надеюсь, что хорошая, плохих мне уже достаточно, – буркнула она.
– Откуда посмотреть. Короче, платье на убитой Савиной было старым, ношеным – там есть характерные признаки. А вот два других – действительно самопал, шиты из современных тканей, там даже состав от первого отличается.
– И что нам это дает?
– Ну я бы считал, что первое платье было для кого-то символом, а два вторых уже шились специально, повторяя первое. И еще. Жена моя сказала, что такую ткань продают на улице Первых пионеров, там большой швейный магазин. А уж моя-то жена в этом разбирается, сама знаешь.
Жена Николаева работала костюмером в театре. Когда Лена вспомнила об этом, то сразу подумала, что вот с ней можно и о Полине Покровской поговорить – вдруг что-то расскажет?
– Алексей Никитич, дорогой, а вы не могли бы жену свою попросить заскочить ко мне сегодня до вечера, а? – взмолилась она. – Очень надо!
– Повезло тебе, Елена Денисовна, она выходная сегодня, сейчас позвоню, скажу.
– Я тогда пропуск на проходную отправлю сейчас. Спасибо, Алексей Никитич, это была действительно хорошая новость.
«Значит, платье на Савиной действительно было старым, как я и предполагала, – думала Лена, наматывая круги по кабинету. – Тогда это все-таки вынуждает меня подозревать Славогородского, особенно учитывая его непростые отношения с матерью, на которую Наташа была похожа… Ох, как не вовремя он с приступом свалился… И врач не звонит…»
Она сама набрала номер ординаторской кардиологического отделения, но лечащий врач Славогородского ничего обнадеживающего сказать ей не смог, состояние больного было прежним, стабильно тяжелым, и ни о каком допросе речи идти не могло.
Положив трубку, Лена огорченно подумала, что нащупанная было ниточка вновь где-то завязалась в узел, который мешает вытягивать ее из клубка дальше.
– Хорошо, оставим пока это, – пробормотала она, снова берясь за телефон. – Потревожим гения. Алло, Никита? Добрый день. Извини, я снова по делу, – быстро произнесла она, едва услышав в трубке недовольный голос Кольцова. – Имя Полина Покровская тебе о чем-нибудь говорит?
– Ну допустим, – насторожился он. – А что?
– А что именно вас связывало, можешь сказать?
– Могу. Она заказывала у меня фотопробы для какого-то фильма, а почему тебя это интересует?
– Не говорила, для какого именно?
– Ты можешь нормально объяснить?! – взвился Кольцов. – Почему ты о ней спросила?
– Потому что ее тоже убили пять дней назад, Никита. И твой номер был в распечатках ее звонков.
Повисла пауза. Лена слышала, как тяжело дышит Кольцов, и даже представила, какое у него в этот момент лицо – растерянное, жалкое, он всегда так выглядел, если его заставали врасплох.
– Никита… ты ничего не хочешь сказать?
– Лена, – хрипло проговорил он, – Лена, поверь мне – я не убивал ни Наташу, ни Полину. Более того, Полину я видел всего дважды – когда она пришла на съемку и когда потом забирала флэшку с фотографиями. Я клянусь, что вообще ничего о ней не знаю, кроме того, что она актриса нашего драмтеатра и дочь декана актерского факультета. Она это рассказала во время съемки… Лена, ты веришь мне?
Крошина отметила, что тон Кольцова сделался испуганным, просительным, утратил все раздраженные нотки и надменность. Никита испугался, это чувствовалось в каждом слове, в каждом звуке его голоса.
– Лена… почему ты молчишь?
– А что ты хочешь услышать?
– Что ты мне веришь. Чем я могу доказать, что непричастен к этим ужасным убийствам? Хочешь, я привезу тебе снимки Покровской?
– Хочу, привози.
– Я буду через час.
– Пропуск спросишь на проходной.
Лена положила трубку и задумалась. Нет, она не верила в виновность Кольцова – он мог быть каким угодно мерзким типом, но убить трех девушек ради чего-то непонятного и выстроить мизансцену с музыкой у кинотеатров не мог бы точно.
«И мне как будто стало легче от этой мысли, – поняла она, включая чайник. – Как будто я рада, что это не он. Хотя… а почему бы мне не порадоваться? Да, Кольцов наверняка не Зритель – что в том плохого? Только то, что я снова ни на шаг не ближе к настоящему убийце».
Сегодня Никита Кольцов совершенно не выглядел собой прежним. Он как будто постарел, скукожился, движения его сделались суетливыми, а взгляд заискивающим. Это было так странно, что Лена во время допроса то и дело бросала на Кольцова изучающие взгляды, надеясь, что ей только кажется. Но нет, Никита был испуган не на шутку, даже желание отпускать обычные едкие замечания в адрес Лены у него сегодня пропало начисто.
– Понимаешь, я действительно видел эту девушку только дважды, – говорил он, сидя на краю стула. – Мне позвонила бывшая ассистентка, попросила сделать фотопробы для молодой актрисы – за деньги, разумеется. Я согласился. Эта Полина приехала, я спросил, что именно ей нужно, она сказала. У нее с собой был пакет с вещами, она дважды переодевалась. И знаешь, что было в ее вещах? Вот, смотри! – Он вынул из наплечной сумки конверт с распечатанными фотографиями. – Вот, где я видел это платье, а вовсе не на том снимке с Наташей. Я же помнил, что снимал кого-то в таком, вылетело просто… Видишь? – Он подтолкнул одну из фотографий Лене. – Полина принесла его с собой, сказала, что для роли нужно.
Лена взяла фотографию. Со снимка на нее смотрела чуть полноватая шатенка с вьющимися каштановыми волосами, обрамлявшими круглое не очень выразительное лицо. Платье в мелкую черно-белую «лапку» делало ее фигуру еще более приземистой, широкой, абсолютно ей не шло – или это просто Кольцов по традиции не мог найти хорошего ракурса, чтобы подчеркнуть достоинства модели и скрыть недостатки.
– Если бы мне не сказали, что Покровская актриса, я бы не догадалась, – пробормотала Лена, и Никита подхватил:
– Вот, и я так подумал! А она все про какие-то съемки в Москве рассказывала. Мол, пригласили чуть ли не на главную роль. Кому она там такая понадобилась, можно подумать, в Москве не хватает девиц с заурядной внешностью…
При упоминании о Москве Лена насторожилась:
– Скажи, а ты случайно с ее матерью не знаком?
– Нет. Полина упомянула, что ее мать декан актерского факультета, но я никогда с ней не встречался. А что?
– Да так… – отмахнулась Лена, подумав, что версия с выстраиваемым для матери алиби, о которой говорила Алена Галкина, провалилась – Кольцов не знал Алису Викторовну, какой смысл был Полине врать и ему тоже? – Вероятно, предложение все-таки было, надо теперь узнать, от кого и в какой форме. Хорошо… А когда она забирала готовые снимки?
Никита нахмурился, вспоминая:
– Выходит, что как раз в тот день, когда ее убили.
– Ничего не сказала о встрече с кем-то из съемочной группы например?
– Нет. Мы в тот раз вообще почти не говорили. Она посмотрела фотографии, попросила сбросить на флэшку исходники… Да, кажется, все.
– Тебе не показалось, что она взволнована?
– Я не приглядывался… Лена, с какой стати, я должен рассматривать каждую девицу, которой отдаю снимки? Работа сделана, оплачена – чем еще я должен интересоваться?
«Ну не настолько ты все-таки испугался, раз скатываешься в свой обычный желчный тон», – отметила Лена, записывая ответ.
– Спасибо, Никита, ты мне очень помог. Давай пропуск, я подпишу.
Он протянул ей листок:
– Я надеюсь, ты поняла, что я тут вообще ни при чем?
– Кстати, последний вопрос: Инга Колосова случайно не делала у тебя снимков?
Рука Кольцова, державшая пропуск, ощутимо дрогнула:
– А что?
Лена отложила ручку и откинулась на спинку стула:
– А присядь-ка обратно, пожалуйста.
Кольцов сделал шаг назад и мешком рухнул на стул:
– Это никогда не прекратится? Ты решила повесить на меня все нераскрытые убийства?
– А также квартирные кражи и разбойные нападения, – абсолютно серьезно кивнула Лена. – Прекрати, Никита, я пытаюсь поймать настоящего убийцу, а ты выдаешь мне информацию порциями и то после давления. Рассказывай о Колосовой. Кстати, а с чего ты решил, что ее тоже убили?
– А много надо ума? – скривился он. – В общем, эта девица пришла ко мне по чьей-то наводке, даже не скажу, кто именно ей меня посоветовал, кажется, опять кто-то из бывших ассистентов. Она парикмахер, и снимал я не ее, а ее моделей. Работали в ее студии – большая такая студия в центре, аренда дорогая явно. Было четыре девушки. Инга делала прически, я снимал – возились весь день. Она меня потом до дома подбросила на машине, я ведь с аппаратурой был. – Кольцов нахмурил брови, видимо, пытаясь вспомнить еще какие-то подробности.