– И все?
– А что еще? – пожал плечами Голицын. – Ей двадцать два года, у нас было мало общего. И потом… ну, не в моих правилах заводить отношения с фанатками моих книг, понимаете? Зачастую ведь они влюбляются в книжный образ, а потом переносят его на автора, свято веря, что любого героя он пишет с себя.
– Да, особенно это забавно в случае с четырьмя убийствами, да? – заметил вернувшийся Паровозников. – Вот ордер, ознакомьтесь.
– С какими… четырьмя… – даже задохнулся Павел, мельком взглянув на протянутую Андреем бумагу.
– А с теми, что в вашем новом романе так здорово расписаны. В жизни, правда, вышло чуть иначе, но это просто бассейнов не хватило, да? Город-то не настолько велик, как столица нашей родины.
– Что вы несете?! – взревел Голицын, вскакивая, но Паровозников мгновенно выкрутил ему руку, заставив согнуться:
– Вот так. И на место сел, прыгучий. Не вынуждай наручники применять.
– Отпусти… руку… – прохрипел Голицын, покраснев от боли в вывернутом плече.
– Еще раз дернешься – пристегну к батарее, – пообещал Андрей, отпуская руку. – Мы, Елена Денисовна, с понятыми на обыск, да?
– Да. Мы сейчас закончим.
– Мы еще даже не начинали, – тихо произнес Голицын, потирая плечо.
– Ну так не тяните, Павел Владимирович.
– Я не могу понять, чего вы от меня-то хотите? Что за бред по поводу романа?
– Не такой уж бред. И Андрей прав – бассейнов у нас всего два, а вот кинотеатров действительно четыре.
– Ну это вообще ни в какие ворота, – развел руками Голицын и снова поморщился: – У нас теперь разрешены силовые методы допроса?
– Майор Паровозников вас не допрашивал. Где вы были пять дней назад?
– Весь день мотался по делам, ремонт хочу сделать, встречался с прорабом, ездил в магазин за плиткой. Потом приехал домой и на парковке получил по затылку, – буркнул Голицын.
Лена оторвала взгляд от протокола:
– Где?
– Говорю же – на парковке.
– Н-да… а говорили, что не врете. У меня вот совсем другие сведения имеются.
Голицын поморщился:
– Я говорю правду. Пять дней назад на парковке на меня напали. Было это где-то в районе половины двенадцатого, точнее сказать не могу. Я припарковался и вышел из машины, едва успел закрыть ее, как получил удар сзади по шее чем-то тяжелым, даже на ногах не устоял, на колени грохнулся.
– А потом? – Лена смотрела на Павла и не могла понять, говорит ли он на самом деле правду или на ходу выдумывает себе алиби. – Что было потом? Вы потеряли сознание?
– Нет. Я просто упал на колени, и на какое-то мгновение потемнело в глазах, вот и все.
– И что было дальше?
– Услышал, как хлопнула дверь машины, обернулся и увидел, как к выезду с парковки бежит человек в черной куртке с капюшоном и спортивном костюме, а в руках у него сумка.
– Сумка?
– Да. Моя сумка, в которой был ноутбук.
– Послушайте, Павел, – Лена подняла голову от своих записей, – мне кажется, что мы уже проходили это раньше. Помнится, что на вас несколькими годами ранее уже нападали и крали у вас блокнот с набросками нового романа. Вам не кажется, что использовать подобную отговорку второй раз нелепо и даже неприлично?
– Погодите… – Лицо Голицына сделалось растерянным, но всего на пару секунд. – Что вы хотите сказать этим, Елена Денисовна?
– Только то, что уже слышала эту историю – разве что с небольшими нюансами.
– То есть, по-вашему, я вру?
– По-моему, вы вводите меня в заблуждение. На самом деле у вас нет алиби на момент гибели Полины Покровской, и вы решили выдумать историю с нападением.
– Я даже не знаю никакую Покровскую! – дернулся Голицын, но Лена проигнорировала:
– И если мы начнем копать дальше…
– Лена…
– Елена Денисовна, – поправила Крошина, избегая смотреть Павлу в глаза.
– Елена Денисовна, я не могу поверить, что вы это сказали.
– А я сказала. У нас есть показания охранника с парковки, и он утверждает, что в период с половины двенадцатого до одиннадцати сорока он совершал обход территории и не видел ни вас, ни вашей машины, ни соответственно нападения на вас, – Лена вынула лист с протоколом допроса и положила перед Павлом. – Можете ознакомиться.
Голицын взял протокол, пробежал его глазами, отбросил назад и воскликнул:
– Чушь! Ну это же очевидное вранье! Не было никакого охранника в момент, когда я въехал на парковку! Я бы его видел!
– Вы паркуетесь всегда на одном месте?
– Да! – рявкнул Голицын, и Лена поморщилась:
– Не перегибайте с эмоциями, Павел Владимирович.
– Извините, – чуть остыл Голицын. – Да, я паркуюсь на одном месте, за квартирами закреплены пронумерованные площадки, соответствующие номеру квартиры. Моя тридцать седьмая.
– А если на жильцов одной квартиры приходится больше одной машины?
– Тогда к номеру добавляют букву. Я не понимаю, какое это имеет отношение…
– Никакого. Простое любопытство. Итак, вы утверждаете, что около половины двенадцатого ваша машина была припаркована на тридцать седьмом месте подземной парковки?
– Да. Но я не уверен, что это было ровно в половине двенадцатого.
– Я так и сказала – около половины двенадцатого, – кивнула Лена. – Но проблема в том, что охранник четко запомнил время – он совершал обход с одиннадцати тридцати до одиннадцати сорока и не видел ни вашей машины, ни нападения, вы ведь прочитали.
– Он врет, – тоном, не допускающим возражений, заявил Голицын. – Почему вы верите ему, а не мне, Елена Денисовна?
– Да хотя бы потому, Павел Владимирович, что это вы, а не он написали книгу, в которой все четыре убийства расписаны почти до мелочей. К счастью, четвертой потенциальной жертве повезло, она останется жива, потому что я сейчас здесь.
– Елена Денисовна, вы это серьезно? – растерянно спросил Павел. – Это всего лишь книга, детектив, выдумка!
– Как-то слишком правдиво вышло в этот раз, не находите? Но сильнее всего меня даже не убийства поразили, а следователь, которая их раскрывает. – Лена сняла очки и посмотрела Голицыну в лицо. – Такая странноватая женщина с моей внешностью, привычками и словечками, да? И даже роман с писателем вы не забыли упомянуть – хотя какой там у нас роман-то был? Так, пару раз встретились.
Голицын смотрел на нее в упор, и во взгляде его Лена отчетливо видела растерянность, непонимание, обиду – что угодно. Но вот никакого намека на то, что он раздосадован раскрытием своего замысла, не было и близко.
«А это ведь странно – я, по сути, приперла его сейчас, мог бы как-то отреагировать. Насколько я помню, Голицын очень эмоциональный, его вывести из себя просто», – подумала она, снова опуская глаза в протокол.
– Лена… простите, Елена Денисовна… ну вы ведь умная женщина, вы не можете не понимать, что художественный вымысел и реальная жизнь – это разные вещи. По-вашему выходит, что любой автор детективов рано или поздно берется воплощать свои фантазии в жизнь, да? Но это же абсурд! Мало ли что я придумываю для сюжета, это ведь не значит, что я на самом деле хочу или могу сделать это.
– Это прекрасный аргумент, Павел Владимирович, но нет алиби. У вас нет алиби ни на один из трех эпизодов.
– То есть дело в отсутствии алиби?
– Ну почти, – кивнула она.
– А еще? Вы сказали – почти, значит, есть что-то еще?
– Показания охранника. Вас не было на парковке в указанное время. Но где-то ведь вы были в этом случае?
– Если я не был на парковке, значит, я девушку задушил? Все, кто не паркуют машину, обязательно душат девушек? – Голицын начал нервничать, Лена отметила это про себя, но это была иная реакция, нежели та, которую обычно выдают припираемые фактами к стене люди.
«А он злится, потому что вся ситуация и мои аргументы кажутся ему глупыми и нелогичными, только и всего».
Но самое странное заключалось в том, что и ей самой эти аргументы казались малоубедительными.
– Зачем вы передергиваете? Я сказала только, что вы солгали относительно своего пребывания на парковке. Тогда – где вы были в это время? Расскажите, я это проверю, и вопрос будет снят, – предложила она.
Голицын вцепился в волосы и зажмурился:
– Как еще я должен объяснить, что был в это время там, где и сказал? Ну, вот на шее у меня сзади ссадина – это подойдет в качестве аргумента? – Он повернулся боком и оттянул горловину серой футболки – ссадина на шее действительно была.
– Вы могли получить травму где угодно.
– Хорошо… а ноутбук? У меня украли сумку с ноутбуком! Я такой удар получил, аж искры посыпались! В аптеку еще заходил, мне там девушка помогла перекисью рану обработать, чтобы кровь остановить!
– Не годится, Павел Владимирович, – покачала головой Лена.
– Да почему не годится-то?!
– Приметы нападавшего?
– Что? – не понял Голицын, и она повторила:
– Опишите того, кто на вас напал.
– Да я же вам сказал – напали сзади, ударили по шее, я упал, головой, видимо, ударился, потому что на какой-то момент вообще перестал видеть и слышать… И нападавшего видел только в спину, когда он убегал!
– Давайте, я угадаю – черная куртка с капюшоном, серый спортивный костюм и кроссовки?
– Ну, да… я же говорил… а что не так?
– Все, – вздохнула Лена, убирая протокол в папку. – Все не так, Павел Владимирович. И по этим стандартным приметам я хоть сейчас могу задержать на улице каждого третьего. Вы слишком взволнованы, чтобы выдумать более правдоподобную версию, это же очевидно. Поэтому задерживаю вас на семьдесят два часа до выяснения обстоятельств или до предъявления обвинения. Лейтенант, можете забирать, – обратилась она к скучавшему у двери в комнату парню. – Я позже подъеду.
Голицын не произнес больше ни слова, молча протянул руки, давая лейтенанту одеть наручники, и вышел впереди него из комнаты. Лена проводила его взглядом и тоже встала, однако на пороге появился Паровозников:
– Ленка, в квартире чисто, следов никаких.
– А каких ты ждал? Думаешь, он их тут душил?