Она быстро набрала номер Паровозникова:
– Андрей, привет. А ты территориально где?
– Шарю по кустам у «Мира», – буркнул оперативник.
– Ты не мог бы доехать до жилого комплекса, где Голицын квартиру снимает, и тряхнуть как следует охранника Квачкова?
– На предмет?
– Я сейчас записи с камер парковки до дыр просмотрела, и знаешь, что там? Там несколько раз в одно и то же время по парковке мотается пустой кофейный стакан! – торжествующе выпалила она. – Понимаешь? Камера не работала в тот день, когда Голицын с кем-то подрался. Вместо реальных записей нам подсунули старье, и этим приемом Квачков пользуется, судя по всему, не впервые. И вот хочу я узнать, что это – просто халатность и он спит на посту или же знает, кто напал на Павла?
– А вот это уже интересно, – оживился Паровозников. – Если охранник покрывает нападавшего, то мы имеем возможность подтвердить алиби Голицына на момент последнего убийства. А если очень повезет, то и нового подозреваемого получим.
– Ну это вряд ли… на Павла могли напасть с целью ограбления, – возразила Лена.
– Тогда чего Квачков так рвет пятую точку?
– Может, это его знакомый. Короче, Андрей, к чему гадать, когда можно все точно выяснить?
– Уговорила, начальница, я полетел. Как что нарою – сразу к тебе. Хотя… ты теперь не вечеруешь? – не смог удержаться Паровозников.
– Так, все, майор Паровозников, жду вас в комитете. – Лена бросила трубку и взялась за голову. – Ну это кончится когда-нибудь или нет? – простонала она. – Так и буду оправдываться за замужество? Нет, роман на работе – смертный грех, который потом ничем не искупишь…
Воронкова позвонила ровно в тот момент, когда вернувшийся из «Патио» Паровозников в красках расписывал момент опроса охранника Квачкова.
– … и ты оказалась совершенно права, этот хрен дрыхнет на работе! А потом монтирует в видео этот кусок, чтобы начальство не придиралось. И, прикинь, ни разу не допер, что там стакан этот летающий! – хохотал Андрей. – И в тот вечер на Голицына действительно напали, Квачков утром нашел кусок металлической трубы недалеко от выезда с парковки, а на трубе – следы крови. Ну он перепугался, трубу выкинул, а запись отрихтовал, как обычно.
И вот тут зазвонил Ленин телефон, она сделала Андрею жест подождать и взяла трубку:
– Да, слушаю.
– Ленка, привет! – полился голос Юльки. – Ты прости, я тут пропала на несколько дней, что-то совсем замоталась, меня в клочки рвут то поклонники, то местные журналисты.
Лена слегка покраснела – за эти дни она даже не вспомнила о том, что подруга приехала, не заметила, что с момента встречи в аэропорту они так больше и не увиделись.
– Юль… ты извини, я тут в работе по самые уши… – виновато произнесла она.
– Да я понимаю, сама вот только первый день никуда не бегу, хоть выспалась. Слушай, может, вечером увидимся? – Лена вдруг удивленно заметила, как энергично кивает Паровозников.
– Погоди-ка, – она прикрыла динамик рукой и негромко спросила: – Ты чего?
– Соглашайся, говорю, в ресторан сходим, посидим.
– Что-то новое, – пробормотала Лена. – Юлька… тут майор Паровозников сгорает от желания тебя увидеть.
– Можно было остановиться на фразе «сгорает от желания», – рассмеялась подруга. – Я не возражаю, давайте вчетвером посидим где-нибудь.
– Вчетвером? – переспросила Лена, и Андрей возмущенно покрутил пальцем у виска – мол, ты совсем уж… – А-а, ну да… Только надо узнать, свободен ли Филипп вечером, он сегодня раньше меня на работу уехал.
– Ну так договаривайтесь и пишите мне.
– Я за тобой заеду, – наклонившись к Лениной щеке, прокричал в трубку Андрей, и Юлька снова рассмеялась:
– Сделай одолжение. Все, тогда жду отмашки. Пошла лежать в ванну, – и она положила трубку.
– Эх, я бы тоже сейчас пошел в ванну… и лучше не один, – мечтательно произнес Андрей, усаживаясь на диван и закидывая руки за голову.
Лена смерила его недоуменным взглядом:
– Поправь меня, если я ошибаюсь…
– Не ошибаешься, – кивнул он, и у Крошиной в прямом смысле отвисла нижняя челюсть:
– Погоди… это что же…
– Ой, ну что ты прицепилась? Я уже взрослый мальчик, Юлька – совершеннолетняя. Может, мы лучше уже делом займемся?
– Нет-нет-нет, погоди… Это значит, я его тут жалею – мол, не высыпается, ночами не отдыхает, а он…
Паровозников насмешливо на нее посмотрел:
– А что я? Ну да, провел пару приятных ночей, это вроде не идет в разрез с законодательством. На работе, кстати, тоже не сказалось, все, что был должен, я сделал, добыл и тебе вон в клювике принес. А то, где и с кем я провожу нерабочее время, тебя, начальница, касаться не должно.
Но Лена никак не могла прийти в себя от потрясшей ее новости. Все, что угодно, она могла представить, но только не роман между ее лучшей подругой и бывшим любовником.
– Ты вообще хоть понимаешь, куда влез? – спросила она, глядя на Андрея в упор.
– Ленка, ну не зуди, а? Что мне теперь – умирать, раз ты замуж вышла? – насмешливо отозвался Андрей. – Все я прекрасно понимаю – и что не пара я ей, и что она опять в Москву свою улетит. Но пока она здесь – кому плохо от того, что мы время вместе проведем?
– Интересно, кто из вас инициатор…
– А вот подробностей не будет, – вдруг решительно отрезал Паровозников и перебрался к столу. – Все, закрыли тему. Давай работать.
И Лене ничего больше не осталось, как открыть папку с материалами и начать читать свежий протокол допроса охранника Квачкова.
В кабинет Шмелева Крошина шла, как школьники ходят в кабинет директора школы за нагоняем с последующим вызовом родителей.
«Ну хоть от последнего я застрахована, – угрюмо думала она, представляя, как Николай Иванович звонит ее матери и жалуется, что Лена из рук вон плохо работает. – Но орать он сейчас, конечно, будет…»
Однако, к ее удивлению, Шмелев воспринял информацию о том, что с Голицына сняты подозрения и теперь его нужно выпускать с извинениями, совершенно спокойно:
– Ну извинишься, корона не упадет, что же делать теперь.
– И… все? – с опаской переспросила Лена, уже приготовившая длинную аргументированную речь в свою защиту.
– Ну могу по-родственному еще по заднице отшлепать, – рассердился Шмелев. – Давай бумаги, я подпишу.
– Да что случилось-то? – подкладывая ему листы на подпись, осторожно спросила Лена.
– Из главка звонили. Отец убитой Покровской надавил там на кнопочки, велят нам шевелиться, сроку дали неделю. Кстати, по твоему запросу его тоже отработали на всякий случай, но алиби у него на все три убийства стопроцентные, не придерешься. Ну понятно, ему не понравилось быть подозреваемым, он и пошел куда повыше. А у тебя, как я вижу, конь не валялся, и единственный подозреваемый отпал, как лист от ветки.
Лена развела руками:
– Ну а что я сделаю? Охранник действительно проспал, травма Голицына соответствует заявленному механизму ее получения, Андрей, кстати, нашел свидетельницу – фармацевт из аптеки в жилом комплексе опознала Голицына и рассказала, что помогала ему рану обработать, даже время нашли на чеке, все совпадает. Так что по Покровской у него абсолютное алиби.
– А по остальным?
– Да и там чисто. С Савиной он знаком не был, в день убийства находился вообще в Москве, там выставка проходила, снимками весь интернет завален, он как раз на стенде издательства выступал, не успел бы вернуться. А Колосова была его фанаткой, иногда помогала готовиться к выступлениям, волосы укладывала, парикмахер же.
– И ты решила, что это алиби? – удивился Шмелев, по привычке сунув дужку очков в рот.
– Нет. В день убийства Инги Колосовой Голицын ужинал со своим московским агентом, с ним же потом поехал за город на своей машине, они два дня провели в пансионате «Верясово», я проверила, все совпадает до секунды. Вернувшись, он узнал о гибели Инги и сразу поехал к ее матери, предложил помощь, это слышали две участницы фан-клуба, они тоже там были. Так что Голицын вообще ни при чем. Да и по антропометрическим характеристикам он не подходит под составленный экспертом портрет. В Павле два метра роста, он как Паровозников примерно, а это значит, что поцарапаться о забор у «Мира» не мог. Да и группа крови не совпала, так что… – Лена снова развела руками. – Я опять там, откуда ушла. Вся надежда на Славогородского, но врачи все еще запрещают его допрашивать.
Шмелев бросил очки на стол и потер шею сзади. Посмотрел на часы и поморщился:
– Все, Ленка, иди, мне пора траву пить и обедать, будь неладен мой желудок. И это… с Голицыным сама разберись, ладно?
– Конечно, – вздохнула она и вышла из кабинета, плотно закрыв дверь. – Извиняться, разумеется, придется мне. Ну что ж…
Вызвав служебную машину, она поехала в следственный изолятор оформлять освобождение Голицына. В машине, стоя в пробке, почему-то вдруг вспомнила разговор с Андреем и снова удивилась – ну как могло случиться, что она даже не заметила, как он и Юлька в этот раз умудрились сойтись.
«Хотя… он ведь и раньше к ней хорошо относился, а Воронкова так вообще считала его идеальным. Но я-то думала, что она для меня его идеальным считает, а Юлька, выходит, просто внимательно присмотрелась. Жаль, что у них ничего серьезного не выйдет. А, собственно, почему я так думаю? – тут же одернула себя Крошина. – Потому, что знаю, как Андрей был влюблен в меня? Ну это ведь не приговор на пожизненное. Любил – разлюбил, что тут такого? Действительно, не умирать же ему теперь, раз я замуж вышла. И почему не Юлька? Она бы как раз вела себя так, как он хочет… Ой, кому я вру? Как они уживутся – актриса и опер? Она в Москве, он здесь? Кто чем должен пожертвовать? Нет, ничего у них не выйдет, кроме легкого романа, а жаль…»
– Приехали, Елена Денисовна, – обратился к ней водитель. – Вы надолго?
– Можете на обед съездить, у вас есть час, если что – я подожду, погуляю в скверике. – Она вышла из машины и направилась к входу для сотрудников и адвокатов.