– Вот и оно, – вздохнула Крошина, обходя валявшийся на пути камень. – И этими руками, похоже, она девчонок и душила. Что с ней могло случиться? На пустом месте людям такие идеи в голову не приходят… Она ведь психически была нормальная, не то что Юлькина одногруппница, которая в психушку угодила… Ну там понятно было, что с головой беда, хотя первое время все принимали это за недюжинный актерский талант… Но Нинка?
Она наконец вышла из леса и оказалась на открытом пространстве – видимо, раньше здесь было поле, но сейчас просто росла трава, уже начавшая желтеть. Канал был впереди, Лена уже видела воду, оставалось понять, как преодолеть это разнотравье, где некоторые растительные особи превосходили Лену ростом. Присмотревшись, она увидела след протектора и двинулась по нему, стараясь на всякий случай наступать на примятую траву.
«Интересно, змеи тут водятся? – думала она, напряженно вслушиваясь в звуки вокруг. – Или они осенью в спячку впадают? Наверное, рано еще… Только змеи мне не хватало… Правда тогда я от страха доберусь до места раза в три быстрее».
Поле закончилось на горе, это было довольно неожиданно, но Лена увидела машину – белый старый джип, что-то вроде древних моделей «Мицубиси», которые наводнили их город в конце девяностых. Стараясь ступать как можно аккуратнее, она приблизилась к машине и присела на корточки, осматривая колеса. Кузов джипа проржавел, пороги сгнили – вообще удивительно, как эта колымага преодолела такое расстояние и довольно непростую дорогу по непримятой траве.
Попытавшись открыть дверку, Лена бросила взгляд в салон – там лежала черная ветровка с капюшоном. Ничего интересного она больше не обнаружила, а машина оказалась заперта, и Лена двинулась по склону вниз, отметив, что тут довольно высоко, а значит, где-то раньше наверняка имелась лестница.
Здание гребной станции было разрушено почти до основания, уцелела только часть, где, видимо, раньше хранились байдарки и прочий инвентарь.
«Похоже, мне туда», – подумала Лена и пошла к зданию, пытаясь сообразить, где находится вход.
Осторожно двигаясь вдоль стены, она пыталась заглянуть в окна, но они были расположены высоковато, а лезть по кирпичам не совсем спортивная Крошина все-таки опасалась.
Дверь нашлась в торце – калитка в огромных воротах, явно заржавевших намертво.
«Заскрипит сейчас», – зажмурившись, подумала Лена, берясь за ручку, и в этот момент что-то обожгло ей шею сзади, и сразу пропало все вокруг – запахи, звуки, даже закрытая дверь.
Очнулась Крошина от резкого запаха и боли в руках, которые почему-то были вывернуты назад. Она затрясла головой, чихнула пару раз так, что из глаз выкатились слезы, и попыталась освободить руки, но тщетно.
– Ты не дергайся, а то еще сильнее затянешь, – посоветовал спокойный женский голос, и Лена открыла глаза.
Перед ней на корточках сидела женщина лет сорока с забранными в жидкий хвостик белесыми волосами. Огромный лоб, чуть нависшие надбровные дуги, короткий, словно обрезанный нос с широкими ноздрями, тонкие губы, стесанный подбородок…
– Так вот ты… какая стала… Нинка Колодина… – с трудом выдохнула Лена, пытаясь перевернуться на бок.
– Да и ты, Ленка, изменилась, – так же спокойно произнесла Нина. – Вроде как похудела, да?
– Где… где Юлька? – спросила Лена, пытаясь вытянуть шею и рассмотреть то, что находится за спиной у Нинки.
– Да не бойся, тут она, где ж ей быть-то. Погоди-ка…
Нина поднялась и пошла куда-то в глубь ангара, где Лена, присмотревшись, действительно увидела тот самый стул и привязанную к нему Юльку, которая по-прежнему, как на фото, выглядела недвижимой и безучастной. Колодина что-то вынула из валявшейся рядом со стулом большой спортивной сумки, подошла к Юльке и на несколько минут перекрыла Лене обзор, а когда отошла, Крошина заметила в ее руке использованный шприц.
– Вот так… а то проснется еще, орать начнет, поговорить не даст, – по-прежнему спокойно, вообще без всяких эмоций произнесла Колодина, убирая шприц в целлофановый пакет, где Лена заметила еще несколько таких же. – Ну что, Крошина, ты пока на правильном пути, – усаживаясь в раскладное походное кресло, сказала она. – Вычислила, значит… Ну не все так плохо, да. Скажи честно – удивилась, когда поняла, кто я?
– Удивилась, – подтвердила Лена. – Только… может, ты меня хотя бы посадишь? Невозможно разговаривать, лежа на спине.
– Если надеешься освободиться, то зря.
– Интересно, каким образом? Ты же мне руки замотала до локтей.
– И то верно, – кивнула Нина, вставая и рывком усаживая Лену так, чтобы она спиной оперлась о стеллажи для байдарок. – Ну, нормально?
– Да… спасибо. Ты обещала, что отпустишь Юльку, если я тебя найду.
– А не многовато просьб для одного раза? Я не обещала ее отпустить, я обещала, что с ней ничего не случится, – ну так она в порядке.
– И что будет в твоей пьесе дальше? Или ты предпочитаешь называть это сценарием? Ведь почему-то ты представлялась этим девочкам ассистентом режиссера и кастинг-директором?
Колодина посмотрела на нее без всяких эмоций, равнодушно, как будто речь шла не о ней:
– Ну ты не знаешь, что ли, что это самый рабочий способ заманить любую девицу куда угодно, не вызывая у нее подозрений? Сладкое слово «кино».
– Не понимаю… При чем тут кино и я? Загадки эти, платья, музыка? Не вижу связи.
– Выходит, я права, и ты не такой уж блестящий следователь, если не смогла увидеть очевидное и слегка заглянуть в свое прошлое.
– Всю ночь его рассматривала, прошлое это, – сказала Лена, пытаясь понять, что делать дальше.
– И что – никаких мыслей?
Этот равнодушный вид и безразличный тон оказались самым действенным средством для запугивания, Крошина вдруг четко это осознала. Она не понимает, что движет этой женщиной, а та не показывает ничего вообще, и ждать от нее можно чего угодно.
«А ведь это могут быть и наркотики», – почему-то подумала Лена, но вспомнила глаза Колодиной, которые видела довольно близко всего несколько минут назад, и они были совершенно обычными.
– Да-а… А ведь я всегда знала, что совершенно зря тебя преподаватели так превозносили, Крошина. Хотя… папа-мама, конечно. Династия, не то что у некоторых. У некоторых только больная тетка была, куда им…
– Мои родители не имели отношения к моей учебе.
– Давай, расскажи мне, а я послушаю, – кивнула Нина, перекидывая ногу за ногу. – Давно не слышала баек про то, как дети известных адвокатов «все сами-сами».
– Будь это так, я бы тоже в адвокатуру пошла, а не моталась бы в поисках убийц, например, – чуть с вызовом ответила Лена.
– Ты мне еще про процент раскрываемости расскажи, – все так же без эмоций отозвалась Колодина. – Ты же элементарную логическую цепочку выстроить не смогла. А все было так просто…
– Ты наверняка расскажешь, да? Просто паузу выдержишь – как в кино.
– Да что ты к кино-то прицепилась, оно там вообще ни при чем, – отмахнулась Колодина.
– А что – бассейнов не хватило?
– Каких бассейнов? – не поняла Нина, и Лена объяснила:
– Тех, возле которых находили трупы в книге Голицына.
– Ах, это… нет, бассейны мне не были нужны, а Голицын только символ твоей глупости, вот и все. Они все – символы твоей глупости, Крошина. Кольцов этот, напыщенный себялюбивый придурок, Голицын, настолько повернутый на своих книгах, что сует туда все, что вокруг видит. Как ты могла быть с такими мужиками, Ленка? После Максима…
И вот тут у Крошиной все сложилось, вернее, она поняла, за какую нитку дергать, чтобы вывести Колодину на эмоции.
– Так все дело в Дягилеве? – как можно небрежнее произнесла она, и глаза Нины вспыхнули, а голос чуть дрогнул:
– Не произноси его имя вообще!
– Что – больно? – глядя на нее в упор, спросила Лена, не совсем отдавая себе отчет, что может запросто получить опять удар чем-нибудь по голове и все закончится.
Но соблазн узнать всю правду был велик, а имя Максима Дягилева так очевидно выводило Нинку на эмоции, что отказать себе в этом Крошина не смогла.
– Он же тебе нравился, правда? С первого дня… Согласись, он красавец был? На курсе никто рядом не стоял…
– Замолчи! – предупредила Колодина, сжав пальцами подлокотники кресла. – Я не хочу, чтобы ты его упоминала.
– Но ты ведь посвятила эту постановку ему – так почему мне нельзя о нем говорить?
– Потому что я имею на это право. А ты – нет.
– И как же мы будем разговаривать, не вспоминая о Максе?
– И не называй его Макс, он не кот и не собака, у него есть красивое человеческое имя – Максим.
Лена видела, что всякий раз, произнося это имя, Колодина теряет душевное равновесие, голос дрожит.
«Что же случилось у нее с Максимом, что она его так боготворит, аж дышать не может?»
В голове зашевелилось что-то такое… какие-то воспоминания, а потом вдруг совершенно четко Лена увидела взгляд с экрана в кабинете Шмелева. Нинка смотрела с ненавистью на них с Максимом, хотя в кадре их не было. И ненависть эта была направлена на нее, Лену, а вовсе не на Максима, потому и шутка про «долбани веслом» так взбесила ее тогда. Кому-кому, а Дягилеву она не причинила бы никакого вреда.
И внезапно, как будто в клубке спутанных, казалось, намертво ниток нашелся кончик, потянув за который, можно будет их размотать. Лена стала вспоминать мелкие эпизоды из студенчества.
Вот они группой сидят в столовке, все за одним столом, и Нинка обязательно оказывается напротив Макса. Субботник, все с метлами, носилками и лопатами вычищают выделенную их группе территорию, и Нинка опять рядом с Дягилевым.
«Давай я понесу с тобой носилки, – словно услышала Лена ее голос и за ним – легкий смешок Максима и его фразу: – Мне же придется идти вприсядку».
На картошку в ближайшее хозяйство их всегда возили автобусами на несколько дней, и Нинка всеми правдами и неправдами сидела если не на одном сиденье с Максимом, то непременно через проход, вызывалась подкапывать те кусты, которые не выдернул картофелеуборочник, чтобы идти по борозде рядом с Дягилевым – опять.