Крошина почувствовала, что к щекам прилила кровь. Сколько же еще людей становились свидетелями вот таких ее унижений в общественных местах, когда ей даже в голову не приходило, что надо просто встать и уйти насовсем, никогда больше не подпуская Никиту близко?
«Как хорошо, что все закончилось…»
– И знаешь, что я тогда придумала? Я устроилась к нему на работу, – продолжала Нина, снова отхлебнув чай. – Он, конечно, и меня доставал, но я представляла ту сцену в кафе и дорисовывала то, о чем не знала – и пропускала его слова между ушей, потому что понимала, что тебе хуже. С тобой он наверняка вообще не стесняется в выражениях.
– Очень рада, что мои непростые отношения хоть немного залечили твои раны, – усмехнулась Лена, хотя ей было очень неприятно это произносить.
Словно не услышав ее, Колодина мечтательно посмотрела в потолок и сказала:
– Я, правда, продержалась у Кольцова всего около семи месяцев, больше не смогла. Зато у меня были его контакты. А однажды я увидела, как он в сквере у института клеится к девчонке. Я сперва глазам не поверила – она очень напоминала тебя, я даже следом за ней походила пару дней. И вот тогда-то и увидела и любовника ее, а главное – платье… Точно такое же платье, как было у меня на выпускном. Он ее в этом платье куда-то на машине увез, я так хорошо видела распахнувшиеся полы пальто и этот материал… У меня долго в глазах стояла опять скамейка у кинотеатра, а на ней я… в платье и промокшая… К тому времени ты уже успела с Голицыным шуры-муры покрутить, с оперком этим… снова к мудаку Кольцову вернулась, потом ушла от него окончательно, а я все думала – как, ну как мне тебя наказать за то, что у меня в жизни не сложилось? И как раз девки эти – Наташка, потом парикмахерша эта Инга… ну и актрисуля Полиночка, как без нее. Вот они меня и натолкнули на мысль. А роман твоего Голицына, как я и говорила, был ни при чем, хотя очень помог, когда ты вдруг взялась его подозревать – я-то иначе задумывала.
– А ноутбук зачем у него из машины украла?
– Чтобы подумали, будто из-за ноутбука все. Вон он валяется, кстати, – носком кроссовки Нина указала на лежавшую в углу сумку. – Не стала включать, побоялась, что засечете. А я так тщательно все продумывала, обидно было спалиться на ерунде.
– Ну, кровь-то свою редкой группы ты на заборе у кинотеатра «Мир» все-таки оставила, – заметила Лена, и Колодина отмахнулась:
– Все равно тебе бы данные из реестра ничего не дали, я ж для них уехала давно. Ухо поцарапала, когда актриску через дыру в заборе запихивала, там машину было вплотную не подогнать.
– А машина чья?
– Колымага эта? Соседки моей, она уже и не на ходу почти была, пришлось повозиться, найти толкового механика, чтобы подлатал.
– И платья наверняка тебе шила соседка, да?
– Угадала. Она швея от бога, только вот пьет как не в себя, дура. Ненавижу алкашей! – Нина передернула плечами и скривилась: – Ну у этой хоть ума хватило детей не рожать.
На стуле зашевелилась Юлька, застонала, и Колодина быстро сделала ей еще укол, снова вернулась в кресло:
– Что, Крошина, хороший вышел сценарий? И ты в главной роли, муза, можно сказать, моя.
– Ну так и убила бы сразу меня, зачем было такой спектакль разыгрывать? – равнодушно спросила Лена, глядя на пьющую чай Нину в упор.
– Так не торопись, – так же равнодушно отозвалась та. – Кто, ты думаешь, будет четвертой жертвой? Ну не Воронкова же. Эта курица смешная мне всегда нравилась. Я и сериал ее с удовольствием смотрела, гордилась даже знакомством. Воронкова твоя – безвредная, чего ей погибать ни за что? Она очнется потом и даже не поймет, что произошло.
– Что ты ей вводишь? – спросила Лена.
– Снотворное, осталось от тетки. Доза большая, но ты не переживай, я все контролирую. Мне ее убивать нет нужды.
– А девчонок тех – была?
– Ну там только парикмахершу было жалко, да и то не слишком – уж очень она к писателю этому клеилась, так и липла, я все гадала, когда же в постель к нему залезет. Но он – кремень, конечно, уважаю. А эти две шалавы – что актриска эта, что репетиторша… Одна с женатым мужиком путалась прямо у жены под носом, а вторая из отца деньги тянула, как пылесос, да матери врала постоянно. Вот скажи, Крошина, почему те, у кого все есть, постоянно хотят чего-то еще? – вдруг спросила Нина, навинчивая крышку обратно на термос. – Мало им, что ли? И ведь тянет их вечно в какое-то дерьмо… Да вот хоть репетиторшу возьми. Переодевалась в платье матери своего любовника и устраивала цирк… это же она в мужике Эдипов комплекс подогревала, надо же…
– Он так не считал. Ему эти игры помогали избавиться от страха перед матерью.
– Ой, да брось! Ты сама-то веришь в это? Элементарное извращение – хотел мамочку наказать, но не мог, потому с девкой этой…
– Ты ошибаешься…
– Да и фиг с ними, – отмахнулась Колодина. – Буду я еще голову этим забивать. В общем, никого из них мне не жалко. И тебя не жалко, кстати.
– Ну это мне понятно, – вздохнула Лена, чувствуя, как сильно занемели пальцы связанных рук. – Только ты ведь не успеешь инсценировку свою провернуть, не дадут тебе.
– А это уже не важно, дорогая. Я тебя здесь на стуле оставлю – какая разница? И будешь ты сидеть в платье, в плаще и очках… и плеер у меня готов, то-то обрадуются твои полицейские приятели. Под музыку будут осматривать.
– И что – у тебя с собой еще одно платье?
– Конечно, – кивнула Нина, показывая пальцем на сумку. – Все там, и платье, и плащ, и колготки с туфлями. И даже очки. Как любил говорить наш препод по психологии – маньяк никогда не отступает от сценария! – Она откинула назад голову и захохотала. – Видишь, как мне знания пригодились? А ты, выходит, своими не сумела правильно воспользоваться, раз здесь сидишь, а не в изоляторе меня допрашиваешь.
– Ну и тебе полегчает, когда ты увидишь меня мертвой в этом… платье? – заставив себя проглотить рвавшееся с губ слово «дурацком», спросила Лена. – Или, может, Дягилев приедет из своего Заполярья и женится на тебе? Что произойдет хорошего в твоей жизни после моей смерти? Тебя же поймают рано или поздно.
– Не поймают, раз до сих пор этого не сделали. А я успокоюсь, – наклонившись над сумкой и что-то там разыскивая, прошипела Колодина. – Успокоюсь! Тебя больше не будет. А Максим… ну, что Максим? Он ни разу обо мне не вспомнил, раз в аэропорту не узнал. Вы ведь оба даже встречи однокурсников игнорировали. Ну он-то понятно… ехать далеко, то-се… А ты? Слишком гордая? Или слишком высоко взлетела?
– Ну ты ведь отлично знаешь, где и кем я работаю. Ни особых звезд на погоны не приобрела, ни начальственной должности. Расследую – и все. А что на встречи не ходила… А какой в этом смысл? Ну вот ты там была – и что?
– Да в общем-то, наверное, ты права, ничего, – пожала плечами Нина, вытаскивая из сумки перчатки и натягивая их. – Все стали какие-то старые, девки обабились, мужики обрюзгли… Пьют, хвастаются чем-то… Да я и была-то один раз всего, так, из любопытства, посмотреть, что стало с Максимом. Тебя-то я часто вижу, все о тебе знаю.
– Ну еще бы – умудрилась всех моих мужчин к делу приспособить. А с Андреем что же – побоялась?
– Да опера твоего только и спасло, что роман с этой звездой, – мотнув головой в сторону неподвижной Воронковой, улыбнулась Нина. – Я уже все придумала, еще бы чуть-чуть, и оперок влип бы, но надо же было их на улице встретить… И так они целовались под фонарем, что стало мне его жалко – ты-то знатно ему нервы потрепала, а тут… Ну, думаю, повезло тебе, парень, скажи Воронковой спасибо. Нет, все-таки подруга у тебя ангел, вот и спасла своего любовника от очередных подозрений. Жаль, что они об этом не узнают, но что уж… Зато оба будут живы и на свободе.
Лена еле заметно перевела дыхание – она все сильнее убеждалась, что Юльке на самом деле ничего не угрожает, кроме, пожалуй, возможной небольшой передозировки снотворным. Но это не так страшно – если сейчас она придумает, как им выбраться, то все будет хорошо, отвезут Юльку в больницу, подержат сутки-двое на капельницах, и порядок. Но для этого нужно, чтобы их нашли.
– Погоди… а где ты тела переодевала-то? – вдруг спросила Лена, испытывая желание все-таки заполучить один из последних кусочков пазла, даже сама не понимая, как ей это пригодится в случае гибели.
– Так в машине. Видела же, какой гроб на колесах? Я этих дурочек предлагала до дома подвезти после разговоров о будущей карьере в кино, – чуть улыбнувшись уголком губ, сказала Нина, натянув перчатки. – Ну задушить оказалось просто, а вот с одеждой повозиться приходилось. Хорошо, что последняя актриса была, я ей сразу велела в образе прийти, так что хоть с ней не возилась. Ладно, Крошина, надеюсь, все я тебе объяснила.
Она встала, и Лена поняла, что разговор закончен, Паровозников не успел, а ей осталось жить меньше пары минут.
«А умирать-то страшно, – мелькнуло в голове. – Так страшно, оказывается…»
– Может, я тогда тоже переоденусь? – равнодушно спросила она, стараясь не смотреть ни на Колодину, ни на Юльку.
– Сильно умная? Нет уж, как-нибудь управлюсь, торопиться мне некуда, здесь искать не станут.
– Откуда ты знаешь? Может, со мной группа захвата приехала и сигнала ждет?
– Да не валяй ты Ваньку, Крошина, – подходя к ней вплотную, прошипела Нина. – Никто с тобой не приехал, я же ждала, вон у меня и аппаратура стоит на окне, – она махнула головой вправо, и Лена увидела, что там, на небольшом окне под самым потолком, укреплена стойка с каким-то прибором. – Это датчик внешнего движения, сигнальчик прямо на телефон идет, так что нет с тобой никого.
Когда руки в резиновых перчатках плотно обхватили шею, Лена поняла, что совсем ничего не испытывает – ни ужаса, ни боли, ни даже просто прикосновения. Закружилась голова – и только.
«Еще пара минут… пара минут… и все…»
Но тут какой-то глухой звук разрезал тишину, и она, не успев понять, в чем дело, мешком упала на пол.
Вой сирены бил по ушам так, что казалось, вот-вот лопнут перепонки. Крошина с трудом разлепила веки и увидела белый потолок, который почему-то трясся из стороны в сторону.