Валерия в этот момент стояла одна, на ней был напялен фартук с угрожающе рычащим львом и широкополая шляпа, тоже наполненная какой-то символикой.
— Нет-нет. Только не сейчас. В дьявольском наряде мне не по себе. Пойдем на балкон, в комнате очень душно.
— На балкон — это то, что надо. Там мы и зажжем твой факел.
Глеб подхватил брошенную Иветтой булаву, и они вышли на балкон. Квартира Жанны находилась на десятом этаже, и вид новостроек завораживал. В эту ночь окна в большинстве квартир светились, и фасады домов походили на гигантские кроссворды, заполненные всеобщим счастьем.
Январский воздух был привычно морозным, но влюбленные, разгоряченные необычной обстановкой праздничной ночи и друг другом, холода не чувствовали. Они поцеловались. Этот поцелуй казался украденным из общей суматохи, а потому был особенно приятен обоим. Затем Глеб поднес спичку к пропитанной чем-то вате на головке факела. Пламя вспыхнуло и отчаянно красиво рвануло вверх, в звездное небо. Иветта подняла руку и отвела огонь от себя.
— Такая ты мне особенно нравишься, — восхитился Глеб.
Силуэт с крыльями и поднятым горящим факелом походил на ангела, реющего над Петропавловской крепостью. Темнота скрыла и мышиную конфигурацию крыльев, и маленьких чертенят у пояса. Иветта и была, по сути, ангелом, только павшим.
Глеб снова поцеловал ее. Она откинулась на перила балкона.
В этот момент дверь со стороны комнаты приоткрылась и на балкон шагнула Валерия. Увидев ее, Иветта взмахнула руками, отталкивая Глеба. Горящий факел сделал круг над головой Глеба и полетел в бездну, на заснеженный двор. Но уже другой огонь, охвативший шутовскую шляпу Глеба, пылал над ним как маленькое солнце. Иветта, как всегда в минуты опасности, застыла в ступоре, но Валерия не растерялась. Она подпрыгнула как атлет и сбила горящую шляпу. Компактный костер, разбрасывая в ночную тьму искры, медленно планировал вниз. Знакомство состоялось. Валерия, склонная к поэтическим обобщениям, навсегда запомнила образ женщины-дьявола — поджигательницы брата.
Веселый карнавал продолжался до самого утра.
9
Дома Валерия — свидетель маленького пожара в новогоднюю ночь — пыталась выяснить у Глеба, насколько серьезен пожар в его душе. Особенно ее насторожило, что брат словом не обмолвился о новой женщине. Обычно он шутя сообщал: «Сегодня ночую у Нины… Кати… Гали». Имя Иветта Валерия услышала впервые. Расспросы сестры не смутили Глеба. Он был невозмутим и откровенен:
— Да. Я люблю Иветту и собираюсь на ней жениться!
— Только через мой труп! — воскликнула Валерия. — Люби сколько душе угодно. Но ты должен понимать, что время этой женщины ушло. Она никогда не сможет стать матерью твоих детей!
— Меня вопрос о детях не колышет. Я человек творческий. Мои работы — вот мои дети, — высказал Глеб расхожую мысль.
— Что-то я и работ твоих не вижу, — мимоходом заметила Валерия и тут же изменила тактику. — Ну да ладно, не будем спорить, братишка. Я просто так надеялась увидеть в доме малыша. Ты знаешь, творчество и для меня стало жизнью. Но это жизнь больного дерева — вроде бы еще листва зеленеет, ветви раскидистые… а в стволе дупло. Я не могу иметь детей, и долгое время для меня ребенком был ты. А теперь, теперь… — Валерия отвернулась и всхлипнула.
Глеб оторопел. Никогда, даже в роковые минуты, он не видел сестру плачущей. Его задор погас. Глеб пробормотал что-то невразумительное, мол, насчет женитьбы еще ничего не решено и он подумает. Вечер закончился примирением брата и сестры. Они вместе пили чай, обсуждали свою жизнь. Валерия обещала, что если Глеб оставит Иветту, то она откажет Петру. Потом прочитала ему новые стихи о закате, о догорающих заре и зиме. Они были трогательнее и убедительнее доводов Валерии.
Об Иветте брат с сестрой больше не говорили. Валерия пыталась выспрашивать брата об его отлучках, но Глеб отмалчивался. Как поступить в этой ситуации? Что-то придумывать, обманывая сестру, было мучительно. Отказаться от встреч с Иветтой — решительно невозможно. Но нежеланием принять Иветту Валерия только подталкивала брата к любимой женщине. В воскресенье утром Глеб позвонил Иветте и спросил, дома ли ее дочь.
— Да, Анечка спит. У нее завтра экзамен, она всю ночь готовилась. И сегодня просила разбудить не позже двенадцати.
— Очень хорошо. Я приду к тебе через пару часиков, и надеюсь, ты позволишь мне остаться насовсем. Наверно, об этом будет уместно сообщить и Анне.
— Что случилось, Глебчик? У тебя неприятности дома?
— Все расскажу при встрече. Целую.
В трубке раздались гудки. Разволновавшаяся Иветта бросилась приводить в порядок комнату и себя. Они не встречались с Глебом по-настоящему весь январь. Свидания на людях, в дни занятий, только распаляли взаимное тяготение. Но Иветта не могла принимать Глеба: у Ани началась сессия, и девушка дни и ночи проводила дома, лишь изредка наведываясь в университет на консультации. Все предметы Аня сдавала с неизменной оценкой «отлично».
Глеб приехал, когда Аня едва разлепила глаза после краткого утреннего сна. Мать, кусая от смущения губы, позвала ее знакомиться с гостем. Анна уже давно приметила следы пребывания чужого человека в их доме и по замешательству матери поняла, что пришел именно он. Анна вышла демонстративно не прибранная, не накрашенная, в старом спортивном костюме с зацепками на обвислых брюках. Немытые волосы свисали слипшимися прядями на уши. И даже очки на ней были домашние: удобные, но в старомодной пластмассовой оправе. Затрапезным видом она выражала явное небрежение дорогому матери гостю.
Глеб вошел в квартиру и поставил на пол дорожную сумку. Анна протянула Глебу руку, окинув его презрительным взглядом. «Пришелец» ощутил неловкость, но про себя отметил, что даже в таком непрезентабельном виде девушка излучает достоинство и уверенность в себе. Глаза .за холодными стеклами смотрели отстраненно, лишь легкая насмешка то ли над Глебом, то ли над ситуацией поигрывала в них Иветта, стоящая чуть позади, напомнила дочери, что та уже встречалась с Глебом много лет назад, в мастерской Академии художеств. Но Аня его не помнила. Она уже хотела повернуться и уйти, но Иветта затеяла общий завтрак.
Яичница и бутерброды с ветчиной составили меню воскресного утра. Иветта с Глебом, ощущая небрежение Анны, чувствовали себя скованно. Иветта маскировала смущение суетой у плиты, Глеб напряженно смотрел в окно. Анна начала допрос:
— Где вы работаете, Глеб?
Глеб проронил что-то невразумительное про рекламную деятельность, назвав себя артдиректором.
— О! Вы большой человек? — с насмешкой воскликнула Анна, отчего Глеб почувствовал себя маленьким врунишкой.
Аня долго жевала бутерброд. Затем, ни к кому не обращаясь, сказала в пространство, что у папы всегда были соленые огурчики к яичнице. Повисло неловкое молчание. Глеб попытался нарушить его, заговорил о книжных новинках, но Аня тему не поддержала.
— Аня, как вы посмотрите, если ваша мама и я будем жить вместе?
— До сих пор жили, меня не спрашивали, — отпарировала Аня.
— Ты о чем, дочка? — изобразила непонимание Иветта.
— Хватит, мама, притворяться. У меня же глаза не замылены. Всюду следы этого господина: носок в ванной, перчатка на полу в прихожей. Даже буквально — грязный отпечаток сорокового размера на линолеуме. Мне все давно ясно.
Иветта порозовела, а Глеб попытался перевести разговор на шутливую стезю. Он объявил, что признает право Ани царствовать и повелевать в этом доме, так как математика — царица всех наук. Следовательно, Аня — жрица этого храма. Ане вымученный юмор не понравился, она вообще скучала с гуманитариями. Их речи были пространны, а мысли растекались непонятно куда. И все же, что мать нашла в этом несостоявшемся художнике? Моложе ее, ничего не добился, да еще претензии на значительность. Назвался артдиректором, а носки в дырках. Интересно, давно они вместе? Отогнав мысли о подробностях этой связи, Аня с безразличием проговорила:
— Да ладно. Живите, ради бога, коли охота есть. Я вам мешать не буду, все равно на днях уезжаю.
— Куда, Анечка? — встрепенулась Иветта, впервые услышав о предполагаемом отъезде.
— В Финляндию. Мне предложили учиться в Хельсинки по программе студенческого обмена.
— Так вдруг?
— Почему же вдруг? Я полгода занималась финским языком. Английский, как ты знаешь, еще в школе выучила. Ну и мои показатели в учебе отвечают критериям отбора.
— На что же ты там будешь жить, доченька?
— Это не проблема. Во-первых, мне положена стипендия около трехсот долларов. Во-вторых, там всегда можно подработать. Ты, мамочка, не волнуйся.
Аня вдруг смягчилась, укорив себя, что неприветливо встретила гостя. В самом деле, она уезжает, мама остается в одиночестве. Слава богу, что у нее образовался этот друг. Они еще ждут ее благо Словения — прямо как дети!
— Что ж, будем считать, помолвка состоялась, — улыбаясь, подытожила Аня. — Желаю мира и согласия. Располагайтесь, Глеб. Чувствуйте себя как дома А мне, извините, пора заниматься. Завтра самый трудный экзамен.
Аня встала из-за стола и ушла в комнату. Глеб шагнул к двери и предусмотрительно повернул защелку. Затем присел к Иветте и обнял ее:
— Ну вот, трусиха. Все обошлось. Ты пугала, ЧТО дочь у тебя — деспот. А она так мило себя вела. Чудесная девушка.
— И моложе меня на двадцать лет, — не упустила случая подначить любимого Иветта.
— Ты знаешь, как я отношусь к длинноногим красоткам. Кстати, ножки у твоей Анечки от ушей растут, — подыграл Глеб и тут же поцеловал Иве) ту, заметив, что она нахмурилась.
— Как же ты к ним относишься?
— Очень просто. Все девицы — как пресные булочки. Мягонькие, свежие, но абсолютно безвкусные. В душе — пустыня: ни чувства, ни фантазии.
Возьми свою Анюту — ни одной книжки не прочитала. Кроме своих формул, ничего не знает.
— Нет, Аня — начитанная девушка, — обиделась Иветта. — Это она меня и с Прустом познакомила, и Джойса приносила. Просто сегодня она немного расстроена была, вот и говорила все наперекор. Она, понимаешь ли, отца любит, и ей больно, что мы разошлись.